Болеро (исп. Bolero) Мориса Равеля — произведение для оркестра, первоначально задуманное как музыка для балетной постановки. Было написано в 1928 году и впервые исполнено 22 ноября 1928 года в парижской «Гранд-Опера», в ходе вечера балерины Иды Рубинштейн; оркестром дирижировал Вальтер Страрам. Как отмечает Александр Майкапар, «Болеро» приобрело особую популярность из-за «гипнотического воздействия неизменной, множество раз повторяющейся ритмической фигуры, на фоне которой две темы также проводятся много раз, демонстрируя необычайный рост эмоционального напряжения и вводя в звучание всё новые и новые инструменты»

Длительность звучания «Болеро» составляет около 15 минут, хотя при исполнении в постоянном темпе, без ускорения, как этого требовал

композитор, может достигать и 18 минут.

.

Есть несколько мудреное слово – суггестия, то есть способность внушать. Слушая равелевское “Болеро”, вы находитесь в состоянии поистине гипнотическом. Дело в том, что музыка здесь показала свою власть над земным временем. Я бы сказал, что “Болеро” построено математически точно. Иными словами, проблема творческая, духовная, разрешена с математической непреложностью. Это-то и является источником гипноза.

Самое изумительное в “Болеро” – это динамическая тембровая прогрессия, не имеющая прецедентов в истории музыки. Равель выказал себя уникальным виртуозом композиторской техники. Степень звукового напряжения постепенно нарастает. Динамическая прогрессия ощущается в каждом миге музыки, в каждом такте. Во многом это связано с переходом от инструмента к инструменту. Начинают деревянные духовые. Вначале играют две флейты, затем кларнет, далее фагот, малый кларнет, альтовый гобой, и только во второй половине произведения появляется медный инструмент – засурдиненная труба. Дается очень причудливое звучание: саксофоны – саксофон-тенор, саксофон-сопранино, саксофон-сопрано, вслед за ними тромбоны... Только на четвертый раз, при четвертом полном проведении темы появляются струнные. В общей сложности это двенадцатое проведение темы. Далее – тутти. Ритм поддерживают медь и ударные. Мелодическую тему ведут струнные инструменты.

Равель сочинил “Болеро” летом 1928 года в своем уединенном доме под названием “Бельведер” в пятидесяти километрах от Парижа, в маленькой деревушке Монфор-л’Амори. Равелю 53 года. Многие испытания его жизни позади – решающие и опустошающие. Ведь, как известно, Равель провел по меньшей мере два года на фронте Первой мировой войны.

Первое исполнение “Болеро” состоялось 22 ноября 1928 года в “Гранд-Опера”. Единственную сольную партию танцевала Ида Рубинштейн, а художником спектакля был Александр Николаевич Бенуа. Таким образом, можно сказать, что русское веяние не могло не ощущаться в спектакле на сцене “Гранд-Опера”.

Начнем с начальной, или первой, темы. Она написана в чистом до мажоре, и в ней при всей строгости присутствует и некий баскский тон. Затем вторая тема (ее можно назвать контртемой) – очень томительная. В ней есть странные гармонические повороты, и вся тема производит впечатление какого-то восточного рисунка – мавританского, андалусского. Кстати говоря, сам Равель так высказался однажды по поводу мелодии “Болеро”: “Народный мотив обычного испано-арабского рода”. Слово “обычного” здесь кажется неуместным. Ничего обычного конечно же в этой теме у Равеля нет. В ней – поразительное томление, какая-то змеиная грация.

Переход от инструмента к инструменту образует, я бы сказал, мелодию тембров. Равель здесь оказывается на вершине музыкального новаторства. Такого еще никто из композиторов не находил – эту мелодию тембров, которую немцы впоследствии станут называть Klangfarbenmelodie (мелодия звуковых красок). Пока же ни Стравинский, ни Шёнберг не написали ничего подобного, это сделал только Равель. Только он в “Болеро” дал идею звукокрасочной мелодии и тембровое крещендо, которое связано с переходом от инструмента к инструменту.

Под конец пьесы, в коде появляется единственная модуляция – в ми мажор. Равель достигает нового звукового уровня за один мелодический шаг. Появляется новый вариант темы – первый и последний раз в сочинении. Строгая периодичность как бы исчезает, и новое звучание, новая тональная краска дает возможность попросту завершить произведение после внезапного высшего смятения – после этой великой, выдающейся модуляции, модуляции как идеи, как огромного эмоционального взрыва, – все растворяется и завершается “священной” паузой, когда повисает тишина вслед за последними тактами “Болеро”.

Вместе с тем – и это тоже поразительно – “Болеро” имело оглушительный успех в Европе 1928 года, в Европе, которая не ожидала никаких новых катастроф. Успех сочинения был поистине успехом шлягера. Тему “Болеро” напевали всюду – в коридорах отелей, в метро, на улице. Поистине это тема века. Ее способен был, кажется, напеть каждый любитель музыки. И вместе с тем “Болеро” восхищались профессионалы, а это уже совершенно другой уровень успеха. Сергей Прокофьев назвал “Болеро” чудом искусства. И действительно, не восхититься фантастическим, феерическим мастерством Равеля было невозможно.

Есть в “Болеро” еще нечто – не только от прасознания человека, но от его прародины. Вот этот библейский Восток, эта восточная чувственность мелодического языка необыкновенна в “Болеро”. Она ошеломляюще воздействует на нас. Она проникает в наши души.

Гигантская энергетика произведения Равеля, это нарастающее напряжение, это немыслимое крещендо – поднимает, очищает, разливает вокруг себя свет, которому не дано померкнуть никогда.  (Леонид Гаккель,доктор искусствоведения)