Все эти животные жили у бабушки Маши в деревне.
Живность вела свое скучное существование, только до тех пор, пока в деревню не привозили меня с братьями. Если ребятам до неё не было никакого дела, мне было любопытно всё.
Коза была молочная, бабушка скучно доила её, а мне хотелось тоже научится тащить Зинку за соски, с грохотом наполняя миску. Выбитого козьим копытом моего переднего зуба было достаточно, чтобы на время отвлечься от козы и направить интерес на кур.
Так как я, пятилетняя, не понимала, откуда у кур появляются яйца - меня интриговал процесс носки. Я заходила, куры рассыпались по углам, петух поднимал воинственно гребень, я прижималась к дверям, садилась на корточки и ждала чуда. Птицы, поняв, что я им не угроза, успокаивались и располагались по своим полкам. Много часов я провела в курятнике безрезультатно. Пока не увидела однажды, как курица бежала по двору, потом присела, так, между прочим, и, оставив за собой яйцо, поскакала дальше. Я потом долго отказывалась есть яйца, брезгуя и аргументируя, что они «оттуда». Цыплят сильно любила, ловила и целовала, от нежности и по неосторожности передушив половину стайки.
Так как бабушка наказала и отлучила меня от кур, я переключилась на корову.
Корова была ко мне совершенно равнодушна. Я таскала её за вымя, точнее за один сосок, пытаясь налить себе в кружку молока, она не обращала на меня никакого внимания, лишь изредка отваливая лепешки из-под хвоста.
Тогда я вернулась к козе. Бабушка стригла её огромными ножницами и сваливала пуховые клоки в мешок. Коза валялась на траве со связанными копытами, и мне было её безумно жаль. Она блеяла так, как будто её убивают. Я присаживалась к бедняжке и совала ей в рот траву, но она моргала огромными ресницами, траву не ела и орала пуще прежнего.
После манипуляций, её освобождали, и она как угорелая носилась по двору, а я за ней, пытаясь покормить. Уверившись, наконец, что коза – дура, я от неё отстала.
Когда бабушка Маша ослепла и тетка забрала её в Куйбышев, весь скот был распродан соседям.