... из журнала "ФОМА"
ДАВАЙТЕ ДЕЛАТЬ ПАУЗЫ
Среди множества “благих” порывов неофита самый опасный – скорое осознание себя проповедником. Вот и меня после общения с давно воцерковленными людьми так и тянуло говорить с теми, кто еще сомневается, убеждать, спорить, полемизировать – и таким образом отстаивать авторитет христианства.
Едва ли в самом желании “просвещать” есть что-либо порочное. Но просвещение, наверное, все-таки надо начинать с себя и смотреть не по сторонам, а в зеркало.
…Мы были едва знакомы, еще плохо знали друг друга. Единственное, что мне было тогда известно, это то, что ее крестили в той же церкви, где когда-то крестили меня. Я был искренне уверен, что она воцерковлена. Или хотя бы ходит в церковь на Пасху. Себе же я отвел роль мудрого наставника – этакого знатока “религиозных потребностей” человека. Порыв ей “помочь” был у меня абсолютно искренним. О том, что “осчастливить против желания – нельзя”, я тогда как-то не думал. А она слушала меня, часто перебивая, живо реагируя на слова о вечной жизни души, но когда слышала, что на исповеди надо рассказывать о своих грехах, сильно пугалась. “Как?! Вообще обо всех?” И я уверенно разглагольствовал о “генеральной исповеди”, хотя если бы мне самому в свое время рассказали об этом такими словами, я бы едва ли проникся духом покаяния, а скорее всего, просто запутался бы в том, когда и сколько раз надо кланяться и почему заказные записки дороже, чем простые. Но мне в свое время повезло: знакомые мне ничего не рассказывали, а просто привели в Церковь и показали, какому батюшке лучше задать вопрос. Подруге моей повезло меньше. И однажды, когда я в миссионерском восторге закончил свой очередной монолог словами: “…и именно для этого нужна Церковь”, она вдруг тихо сказала: “А я не люблю Церковь…”
Можете себе представить, что общаешься с девушкой Леной, посвящаешь ей сонет под названием “Прекрасная Елена”, и вдруг узнаешь, что ее на самом деле зовут Катя! Вот такой примерно шок я тогда пережил. Последовала немая сцена, пауза повисла поистине МХАТовская. Она-то просто сказала то, что думала, честно поделилась со мной мыслями. Но для новорожденного проповедника эти слова прозвучали как приговор о профнепригодности. Она говорила, что верит в Бога, но ее Бог обитает “в нерукотворном храме”, и ей не нужен посредник между ней и Господом. А та простота, с которой она “выбила из-под меня табуретку”, свидетельствовала о том, что она вовсе не воспринимала мои слова как проповедь. Я не был оскорблен – я был… подавлен. Тем, что человек, который стал мне дорог, меня не понимает. Тем, что я так жестоко обманулся. Тем, что все мои слова ушли в песок. И, главное, слова-то были правильные, и не сам я их выдумал, а у умных людей услышал – и все равно… Сейчас я понимаю, что слова должны быть только своими: это священнику пристало быть глубокомысленным, а мне, наверное, пока достаточно на пожелание: “Удачи!” – отвечать: “С Богом!” Но тогда я этого не понимал и, оправившись от шока, прошептал: “Я думал, ты не такая…”
Она заплакала. А я… снова поверил в свои проповеднические силы, решив, что все-таки выполнил свой долг и заставил человека осознать неправильность жизни вне Церкви. Но вдруг явственно почувствовал, как Бог снимает с моих глаз пелену, мешающую видеть происходящее в истинном свете. “Господи, что же я делаю?!” – чуть не крикнул я. В тот момент я понял, что слова мои не дошли до ее сердца. И плакала она не оттого, что я задел ее за живое. Она просто испугалась. Испугалась, что теперь я в ней разочаруюсь, перестану звонить, решу: “Все, этот человек мне не интересен”. Я просто сделал ей больно.
Хорошо, что Господь помог мне одуматься. Мы с моей подругой продолжали общаться. Но после ее слез я твердо усвоил, что о Церкви надо говорить очень осторожно, всегда об этом помнил, и только в конце телефонного разговора иногда добавлял: “С Богом!”. И хотя она на это никак не реагировала, я не расстраивался, потому что понимал: эти слова важны, скорее, для меня, чем для нее. Так прошло несколько недель. Сам я все так же с энтузиазмом слушал проповеди своих более опытных в церковной жизни друзей, но теперь все больше убеждался, что мне пока лучше все-таки утверждать авторитет христианства не словом, а личным примером. Правда, это куда сложнее, чем говорить…
Однажды я провожал свою подругу – она актриса – на спектакль. Она уже поднималась по ступенькам к двери с надписью “Служебный вход”. “Удачи!” – окликнул я ее. Она остановилась, повернулась и долго смотрела на меня. А потом тихонечко – но очень радостно – ответила: “С Богом!”
Константин М.
