«…Наряду с Моцартом и поздним Бетховеном, Шопен является «трудным» для исполнителя композитором.

В чем эта трудность?

Мне кажется, что основательная трудность заключается в максимальном приближении к той степени одухотворенности, которая так свойственна этим авторам. Иногда, когда слушаешь этих авторов в хорошем исполнении, кажется, будто слышишь не звуки рояля, а живой голос души, преисполненный великой доброты и любви к людям и жизни. Чтобы приблизиться к этой ступени одухотворенности, исполнителю необходимы величайшая искренность и страстная влюбленность в произведения этих авторов, которая одна только способна оградить его от перевеса материала – пусть даже очень добросовестного и красивого самого по себе – над духом сочинения, от малейшей фальши интонации, и помочь исполнителю найти правду, естественность и ту меру свободы проявления своего «я», которая необходима и допустима у данного автора. Шопен как никто другой чувствителен к мере этой любви и искренности и требует в работе того жара и того духовного напряжения, которые мы называем вдохновением, а также величайшей совести в выборе тех или иных вариантов фразировки, темпов и т.д.

Советская пианистическая школа дала миру немало выдающихся пианистов, и было бы печально, если бы эта традиция нарушилась. Тем, кто внимательно прочтет статью Пастернака о Шопене, станет ясно, что она не только и не столько о Шопене, сколько о творчестве вообще, и они извлекут из нее много полезного для работы».

(Фрагмент из статьи Станислава Генриховича НЕЙГАУЗА «Устарел ли романтизм?», - предисловия к статье Б. Л. Пастернака о Шопене, 1970-е)