На белой сцене нашей ласковой зимы,
Еще блестящей, еще в чем-то вдохновенной,
Я все стою, как обнищавший кроной ильм,
Среди других живых деревьев-манекенов.
Стою один. Стою в кочевье ледников,
Стою как клин, забитый в смерзшуюся землю.
Я вспоминаю, что когда-то был здоров,
Что был когда-то давним прошлым не расстрелян. 
Я вспоминаю свою женщину. Она
Носила тонкие и звонкие браслеты,
А уходя, звенела ими, как струна.
И след во мне ее — как будто след от света.
Я вспоминаю все, что я не сохранил:
Восторг, тревогу, между душами соустье,
Отвагу жизни, постулат, посул, посыл.
Стою на сцене. Белой сцене своей грусти.
На белой сцене, где февраль, жестокий мим,
Танцует черные и голые осины,
Я вспоминаю, что когда-то был любим,
Что сам любил, 
И мне все кажется, что сильно.

Аль Квотион