В городе шел дождь. Матово-серое пасмурное небо упиралось в такие же серые, потемневшие от влажности стены домов, стекая по водосточным трубам мутной водой и быстро превращаясь в грязь под ногами прохожих. Даже редкие деревья были не зелеными, а какими-то бледно сизыми, словно покрытыми тяжелым слоем пыли. Хотя какая пыль, ведь идет дождь. Дождь, от которого мелкие больные листья не становятся ярче, а только клонятся вниз и вздрагивают, словно от ужаса. В бесконечно сером городе шел дождь, а я смотрел на него в окно. За спиной щелкнула зажигалка, по спальне пополз тошнотворно сладкий запах тонких ароматизированных сигарет. Там, в полумраке застоявшихся сумерек проснулась женщина, с которой я провел эту ночь. Мне захотелось сказать ей хоть что-то, просто для того, чтобы разбавить беспросветную тяжесть этого утра звучанием собственного голоса, но я поймал себя на том, что не помню ее имени. Женщина курила, а я думал, что этот табачный дым - единственное, что связывает меня с ней. Ни чувств, ни общих интересов, ни желаний, не было даже имени, этой мелочи, которая теряет ценность в тумане медленного тянущегося времени. Во мне слабым умирающим зверем шевельнулся интерес: а что заставило ее в эту ночь остаться с незнакомым мужчиной? Возможно, она так же, как и я бежит от этого города, в котором никто никому не нужен, в котором одиночество дышит из всех щелей, а дождь не приносит радости и свежести, только монотонно выстукивает по сердцу ритм реквиема. Бежит, отогревая каменеющую душу в чужих руках, путаясь в случайных связях и молча закуривая по утрам, когда очередной побег оказывается бесполезной, жалкой попыткой, лишь умножающей боль и отвращение к себе.

 Женщина без имени зашуршала одеждой. Сейчас она уйдет, нацарапав на клочке бумаги свой номер телефона, по которому я никогда не позвоню. Да и она не будет ждать моего звонка, выводя семь цифр скорее ритуалом, завершающим этап еще одной безысходности в судьбе, о которой смело забудет в новых объятиях. Она уйдет, и спустя пару дней я уже не смогу вспомнить ее лица. Я закрою за ней дверь и начну собираться на работу. Душ, кофе, костюм, бумаги, ключи, заглянуть в зеркало, небрежно поправить волосы, запереть за собой дверь... Еще один ритуал. Один из череды нелепых обрядов, в которую превращается жизнь человека в городе. Каждодневность, гулким эхом отдающаяся на тонких улочках между монолитов нависающих стен, умноженная на смог и суету, в которой задыхается разум, на автопилоте продолжая отдавать телу шаблонные приказы, выученные наизусть. Жизнь, ставшая привычкой. Женщина по привычке уйдет топить свои страхи дешевой иллюзией любви, я по привычке поеду на работу, не ища смысла, напротив, страшась однажды найти, что никакого смысла никогда и не было. Дорога до работы смажется в пятно бесцветного мира за окном машины, прозвенит нервами неосторожных виражей, грозящих закончиться аварией и оборвать вязь тягучих дней с привкусом пустоты. Офис встретит оскалом телефонов, мониторов, сыто заурчит голосами людей, переваривая в чреве еще одного человека из дождя, пришедшего кормить неразберихой дел собственные амбиции. И жадно хватая разноцветные бумажки с водяными знаками, я буду впиваться клыками в подставленные шеи своих коллег, рисуя на лице вежливую улыбку якобы дружбы. Я буду махать облезлым хвостом перед тем, кого ненавижу, считая сволочью, но кто выше меня по положению. Я буду, пока кто-то более молодой и хищный не заметит мое собственное неудачно подставленное горло.

Я подошел к окну и прислонился лбом к холодному стеклу, испещеренному мокрыми разводами. Этот чертов дождь все не кончается и складывается ощущение, что в этом городе он идет вечно. Вечером после работы я пойду в клуб, где за барной стойкой будет сидеть женщина без имени, женщина, лицо которой просуществует всего одну ночь. Я до рези в глазах вглядывался в серый город, серый дождь, серую жизнь, серых людей, я ненавидел их всех, эти пустые взгляды и угрюмые лица, эти стены домов, эти черные окна напротив, это мокрое жалкое небо, набухающее раковой опухолью на проводах. А завтра женщина закурит и уйдет, а потом я пойду на работу, а вечером... Ритуал за ритуалом я буду повторять каждый день, пока привычка не заменит то, что еще остается во мне от живого человека. И аккомпанементом моей бесполезной жизни будет этот дождь, заставляющий ощущать себя словно под водой, в какой-то зыбе, трясине, окрашенной серой однотонной непроходящей тоской и усталостью. Боже, как хочется хотя бы один глоток воздуха, как хочется яркого света в глаза, как хочется просто жить... Дверь за спиной хлопнула, закрываясь. Нет. Коллеги, мнимые друзья не доберутся до моего горла. Они опоздали, на нем уже сжимают свою петлю одиночество, безысходность, серость, дождь... Город. Сам город, жестоко усмехаясь, казнит живых людей, превращая их в тени прошлого - единственных, способных тут выживать. Не хочу, не хочу стать одной из них. Не-хо-чу! Окно разбилось, в лицо ударил мокрый ветер с запахом бензина. По руке с исцарапанных костяшек пальцев струилась кровь, по коже струился дождь. А я смотрел, как мешаются они, серый дождь и красная кровь, и грязной лужей растекаются по полу квартиры, где все меньше пахнет сладкими сигаретами безымянной женщины. И не остается ничего. И никто никому не нужен. Пора на работу. Я встал на подоконник, еще раз окинул взглядом затянутое тучами небо, зацепился взглядом за провода... И шагнул вперед.

А в доме напротив у окна стояла женщина. Она не видела этого странного, страшного, молчаливого падения - мешала пелена серой мути. Она долгим тяжелым взглядом смотрела в городской дождь и думала.

Аль Квотион