В воскресенье где-то около девятого часа вечера, я сидел за своим письменным столом и работал над новым произведением, когда ко мне в окно, два раза негромко постучали. Постучали мягко, наверно подушечками согнутых пальцев.

- “Кого ещё там черти принесли?” - недовольно подумал я, так как терпеть не могу, когда меня так резко отрывают от творения. Да ещё в тот момент, когда работа пошла легко, ритм произведения уловлен, нужные слова плавно полились, ярко вырисовывая сцены, чётко и верно передавая мимику, жесты и переживания героев.

Читать далее...

Как-то перед праздником Нового года, зашёл я к куму по делам. Поговорили мы с ним, о чём надо, выпили по рюмочке – второй за наступающий праздник, и начал я домой собираться. Вижу, кум тоже одевается, видно, хочет меня немного провести. Я понимаю, что куму просто хочется ещё в бар заглянуть, на пиво, то уже смекаю себе, сколько там у меня в кармане деньжат осталось. Хватит ли кума угостить?
Вышли из дома, на дворе погода тихая, воздух свежий, немного морозный. Мы не спеша, шагаем по белому пушистому снегу, мило беседуем, а на душе так хорошо, так тепло и радостно. Словом не часто так бывает, когда живёшь, и жить хочется. Вдруг замечаю, что навстречу нам идут две симпатичные молодицы, и как-то внимательно, изучающе смотрят на нас. Одна, встретившись со мной взглядом, приветливо улыбнулась.
- Кум, - тихонько говорю я, - Бог к нам сегодня очень благосклонен.
- Что? - вмиг встрепенулся он, удивлённо уставившись на меня, и негромко с робкой надеждой в голосе спросил: - Неужто денег на бутылку нашёл?
- Та нет. Я о том, что к замечательной погоде и доброму расположению духа, посылает Всевышний нам, до полного счастья, ещё и приятное приключение, - и показываю глазами на молодиц.

Читать далее...

Август перевалил за середину и в город, к тетке Нади, бодрой тридцати пяти летней женщине, приехал из села племянник Витя. В девятый класс он идти не захотел: школа ему, как он сам выражался, надоела хуже горькой редьки. А лето подходило к концу, и уже решительно нужно было куда-нибудь устраиваться. Витя подумал, подумал и решил податься в город, поступить в училище и получить себе какую-то профессию. О своем решении он не замедлил объявить родителям, чем их очень порадовал, так как его беззаботность стала их уже не на шутку волновать. Ну что же? Решено - сделано и через несколько дней, захватив свои документы, и большую сумку с продуктами, прикатил он к тетке.

Читать далее...

Как-то не так давно, приехал я с областного центра. Вышел из автобуса и сразу же встретился с добрым давним знакомым Алексеем Ивановичем. Он обрадовался встрече, долго пожимая, встряхивал мою руку. Весело улыбаясь, что-то быстро спрашивал и, не дожидаясь ответа, сам со смехом о чём-то говорил.
- О-о-о, Александр, приветствую вас! Какая приятная и неожиданная встреча, - услышал мелодичный женский голос.

Повернув на приветствие голову, встретился с чёрными глубокими, как два колодца, глазами Зои, жены Алексея Ивановича, что как раз подходила к нам.
- Раз мы так неожиданно вас встретили, то идёмте к нам в гости. Немного посидим - поговорим. Вы почему-то к нам не заходите. Уже так давно у нас небыли. Зазнались? Или, может, разбогатели? Нет-нет! Никаких возражений я не принимаю. Немедленно идёмте к нам и точка. Иначе я ужасно обижусь на вас, даже здороваться при встрече не буду! - с определённой долей кокетства щебетала Зоя, и очаровательно улыбнувшись, сунула мне в руки свою маленькую дамскую сумочку, а сама, повернувшись, пошла немного впереди, подчёркнуто виляя бёдрами.

Читать далее...

Как-то так получилось, что до тридцати лет не целованным был. Всё думал, что вот-вот встречу чудесную девушку, которую полюблю по-настоящему, всем сердцем, всею душой. Время незаметно бежало, а девушка мечты так и не встретилась. И нужно это было мне, балбесу, проболтаться. Сели мужики с бригады на перекур и меня к ним нечистый принёс. Я хоть и не курю, однако присел передохнуть немножко, и послушать бугра, что как раз начал рассказывать о своих похождениях на любовном фронте.
- Ну вот, я к ней прихожу с бутылкой, с коробкой хороших конфет. Сели мы, по рюмашке выпили. Я ей баки забиваю: ля-ля-ля там, лясим-трясим – а сам уже плотненько к ней придвинулся, обнял уже… Ну, не маленькие и сами знаете, как это делается. Правда, Ванька? – неожиданно обратился он ко мне, наверно потому, что я очень уж внимательно его слушал, неотрывно глядя прямо в лицо.
- Не знаю, - вырвалось у меня, и почувствовал, что краснею.

Читать далее...

Сидел Петр за столом с замученным, страдающим видом и лениво ковы-рялся ложкой в тарелке супа. Изредка подносил ложку к губам, да и то полупус¬тую, так как из-за сильного дрожания рук, половина супа по дороге расхлюпы¬валась.
- Ешь скорей, а то еще, гляди, заснешь над тарелкой, - сказала ему его жена Катя, еще довольно молодая женщина, крутившаяся тут же в веранде.
- Ой, не могу, - со страдающим видом выдохнул Петр и попросил: - Дай хоть немножко, - подсовывая по столу, по направлению к ней гранчак.

Читать далее...

Тускло светит под потолком, голая лампочка без абажура. Наполняет желтоватым светом небольшую комнату, чисто выбеленную известью. Я полулежу на узкой коротенькой кровати, читаю книгу. Моя бабушка полная, круглолицая пожилая женщина, сидит возле кухонного стола, на стареньком деревянном стуле, с высокой спинкой. На голове её был повязан концами назад, беленький штапельный платок в разноцветный мелкий цветочек. Из-под него выбивается прядь поседевших волос. На толстом кончике её носа прицепились большие, в грубой пластмассовой оправе, очки. Она смотрела сквозь мутные, залапанные пальцами стёкла, зашивала, или точнее штопала толстые шерстяные носки. Бабушка добросовестно заштопывала дырку на пятке, тщательно наложила на неё с десяток метров чёрной нитки двадцатого номера. Управившись, сделала несколько узелков и перекусила зубами остатки нитки. Затем засунула ладонь в носок, растопырила там пальцы и придирчиво рассматривала результат своего труда. Одобрительно усмех-нувшись, хмыкнула носом, не разжимая губ. И глянула на меня поверх очков, желая убедиться – вижу ли я, что она уже управилась с одним. Я, краешком глаза вижу всё это, но делаю вид, что целиком поглощён книгой, и не обращаю на неё, ну, совершено, никакого внимания. Она снова посмотрела сквозь очки на заштопанную пятку и удовлетворенно пробормотала себе под нос:

Читать далее...

Дружили три мальчика: Коля, Толя и Миша. Всегда они были вместе и никогда не ссорились. И вот однажды собравшись на песке, они решили построить дом.
- Чур, я буду каменщиком – как мой папа, сказал Коля. – Буду дом строить.
- А я водителем, - крикнул Толя, выбрав профессию отца, и добавил, нажимая на букву "р": - Буду пр-р-ривозить тебе р-раствор кир-р-рпич.
- А я, как мой папа, буду на ластволомешалке лаботать, - сказал Миша, заменяя букву "р" буквой "л", так как никак не мог научиться произносить столь трудную букву. – Ластвол буду вам делать.
И сразу же от слов перешли к делу, дружно и весело принялись за работу. Миша принёс кружку с водой. Воду лил в ямку, размешивал песок и грузил его на кузов Толиного самосвала. Читать далее...

Начало восьмого утра. Буквально час, назад выглянув из окна квартиры во двор, сдавленный с четырёх сторон пятиэтажками, редко можно было увидеть прохожего. Да и тот спешил домой с бидончиком молока к завтраку. Сейчас, когда на часах стрелки перевалили за семь, двери подъездов стали чаще и чаще стучать, захлопываясь силой пружины установленной на них. Из подъездов всё больше выходило людей, торопливо пересекающих в разных направлениях двор, спешили к своим рабочим местам. И если смотреть сверху, с этажа пятого-девятого, то люди кажутся маленькими, какими-то приплюснутыми и снуют по двору, разбегаясь во все стороны, словно комарики в потревоженном муравейнике.

Вон с третьего подъезда вышла стройная представительная дама в новеньком, безупречно выглаженном костюме и с высокой причёской, очень идущей к её симпатичному лицу. На котором застыло весьма серьёзное, даже слегка строгое выражение. На вид ей больше тридцати – тридцати двух лет нельзя было дать. Но когда беседуешь с ней и всматриваешься в неё по пристальней, то невольно возникало впечатление, что она значительно старше. А вот почему появлялось такое чувство, переходящее, со временем, в непоколебимую уверенность? Что выдавало её возраст? В чём? В каких чёрточках это улавливалось? Так определить и не удавалось. Читать далее...

Провернув удачную афёру, Витёк безгранично довольный собою, возвращался домой. Он, гордо вскинув голову, выпятив, распирающую радостью, грудь, не спеша, вышагивал от платной автостоянки, где оставил на ночь, своего жигулёнка. Ему было несказанно приятно ощущать тяжесть двух пачек новеньких сторублёвок, отдувавших левую половинку пиджака на его груди.
- Дураки! Ну-у-у дураки, - взахлеб от восторга бормотал Витёк. – Вот дураки так дураки! Это же надо отвалить столько денег за такую ерунду. Я не ожидал, что они даже торговаться не станут, а так сразу и отвалят двадцать тысяч, как одну копеечку. Да такое мне и присниться не могло, чтобы столько на той ерунде заработать. Во, как здорово жить, когда есть дураки-и-и. О-о-о, нужно это дело отметить и выпить за то, чтоб не переводились дураки на свете. Вы¬пить! Обязательно выпить. Но куда пойти? Читать далее...

C работы Виктор возвратился позднее обычного, очень уставший и слегка раздражённый. Закрыв за собой дверь, он шагнул по коридору к вешалке и наткнулся на туфли жены.
- Тоже мне... пораскидала обувь, что и пройти нельзя! Будто тяжело ей было сразу их на место поставить, - сердито пробурчал он.
Виктор не спеша, переобулся в комнатные тапочки, снял пиджак, хотел, было повесить на крючок, но увидел, что петелька оборвана, в сердцах бросил его на тумбочку, бормоча себе под нос:
- Говорил ведь, что петелька оборвалась, уже третий день прошёл, а она всё ещё не пришила. Хазя-айка-а, - последнее слово он выговорил зло, как-то очень ядовито, прямо смакуя его. Читать далее...