Я тебя никому не отдам -
Замерзающий плакал котенок,
Умудренный не по годам,
Рыл он снег серебристый под кленом.
Навсегда я останусь с тобой,
Я спасу нас обоих от стужи,
Потому что под этой луной
Мне никто больше в мире не нужен,
Я сейчас закопаю нас в снег,
Там тепло, отогреются лапки,
Мимо быстро прошел человек,
В зимней куртке и тёпленькой шапке.
А потом все опять расцветет,
Будет солнце сиять над землей,
И никто никогда не поймет,
Что пришлось пережить нам с тобой.
Ты держись, не смотри, что я мал,
И что в кровь изодрались ноги,
Я не выдохся, просто устал,
Ничего,и конечно, помогут нам боги,
Нет, серьезно, я слышал о них,
Есть такие кошачьи боги.
Даже ветер в долине стих,
Слушал сказ малыша у дороги.
А котенок копал и копал,
Вспоминая о солнечном лете,
И не думал он и не знал,
Что остался один он на свете.
Рядом с ним, на седом полотне,
Еще теплое тело лежало,
А из глаз, по мохнатой щеке,
Золотая слезинка бежала.
Эй, малыш, перестань же копать,
Все-равно ей уже не поможешь,
Будет лучше тебе поспать,
Об нее погреться ты сможешь,
Но безумец не слышит, сопит,
Он не сдастся теперь холодам
И упрямо во мглу твердит,
Я тебя никому не отдам.
Время - за полночь, люди спят,
Находясь в поддельном раю,
У котенка глаза блестят,
Он закончил работу свою,
Тихо, тихо ступая на снег,
Подошел туда, где трупик лежал
И почти как человек,
Он на ушко ей прошептал-
Милая,мама моя, я с тобой,
Я тебя никому не отдам,
Я у клена, под снежной горой,
Нам построил постельку, мам,
Он туда перенес ее,
А потом закопался сам,
Колыбельную пел мороз,
Но ее не услышать вам.
Колыбельная эта для тех,
Кто любовью всю жизнь живет,
Забывая о бедах своих,
Только верность в крови несет,
Он, безумец, в холодном снегу,
Он за ближнего душу отдал,
До последнего мига, в бреду,
Он за шею ее обнимал

Отар Челидзе
                             
Я не буду писать тебе писем, не стану
лгать себе самому, горевать невпопад.
Десять лет караваном прошли неустанным,
и десятый уже прошумел листопад.
Десять лет без тебя!
За минутой минута,
час за часом, и день удивленный — за днем.
Словно ночь, я холодною тенью окутан,
но душа моя грезит грозой и огнем.

Моя комната — гулкая клетка загона,
зверь кидается к стенам, не сдержишь его...
По каким-то еще неизвестным законам
изменяется странно мое существо:
сердце тянется вверх, и уже над плечами,
словно красное солнце, готово взойти.
Вместо глаз, удивленных моих и печальных,
два огня. И горячая рана в груди.

И уже не слова и не слабые жесты,
не молчанье, а эта разверстая плоть
пусть кричит обо мне.
Ты сумеешь по-женски
различить этот крик и себя побороть...
Ты придешь мне на помощь... Но если,
но если
этот крик мимо слуха пройдет твоего,

если смех твой, как ветра осеннего песня,
вдруг прольется... и больше уже ничего,
если нет и крупицы надежды на свете,
если только бессонница — ночью и днем,
я из памяти вырву тебя! Письма эти,
будь я проклят, гори они жарким огнем!

...Ты не верь мне, не слушай меня, ради бога,
десять лет лгу себе самому невпопад,
десять лет без тебя! Это боль и тревога...
И десятый уже отшумел листопад.

Перевод с грузинского Булата Окуджавы

Владимир  Леви

* * *
И каждый вечер так: в холодную постель
с продрогшею душой, в надежде не проснуться,
и снова легион непрошенных гостей
устраивает бал... Чтоб им в аду споткнуться!

Нет, лучше уж в петлю. Нет, лучше уж любой,
какой-нибудь кретин, мерзавец, алкоголик,
о лишь бы, лишь бы Тень он заслонил собой
и болью излечил - от той, последней боли...

О, как безжалостно поют колокола,
как медленно зовут к последнему исходу,
но будешь жить и жить, и выплачешь дотла
и страсть, и никому не нужную свободу...

* * *

Душа, не умирай. Душа, питайся болью.
Не погибай, насытиться спеша.
Надежда - злейший враг. Гони ее с любовью.
Безумием спасай себя, Душа.

Во взлете весь твой смысл, во взлете - и паренье
над суетой - ты крылья сотворишь
из кожи содраной,
и яд стихотворенья
заменит кровь,
и ты заговоришь.

  * * *

...И этот дождь закончится, как жизнь...
И наших душ истоптанная местность
с провалами изломов и кривизн
вернется в первозданную безвестность.

Там, в темноте, Предвечная Река
к своим пределам тени предков гонит,
и мечутся, как звери, облака
под взмахами невидимых ладоней,
и дождь, слепой, неумолимый дождь,
питая переполненную сушу,
пророчеством становится, как дрожь
художника, рождающего душу.

...И наши голоса уносит ночь...
Крик памяти сливается с пространством,
с молчанием, со всем, что превозмочь
нельзя ни мятежом, ни постоянством...
Не отнимая руки ото лба,
забудешься в оцепененье смутном,
и сквозь ладони протечет судьба,
как этот дождь,
                закончившийся утром.

* * *

Плачь, если плачется,
а если нет, то смейся,
а если так больнее, то застынь - застынь,
как лед,
окаменей,
усни.

Припомни:
неподвижность
есть завершенный Взрыв,
прозревший и познавший
свой Предел...
Есть самообладание у Взрыва.
Взгляни, взгляни - какая сила воли
у этой проплывающей пылинки.
Какая мощь - держать себя - в Себе,
Собою быть - ничем не выдавая,
что Взрывом рождена,
     и что мечта
всех этих демонят и бесенят,
     ее переполняющих,
единственная - Взрыв! -
- о, наконец,
распасться, расколоться - и взорваться!..

Тому не быть.
Торжественная сила
смиряет их,
и эта сила - Взрыв.

Тогда, когда любови с нами нет,
Тогда, когда от холода горбат,
Достань из чемодана пистолет
Достань. И заложи его в ломбард.

Купи на эти деньги патефон
И где-нибудь на свете потанцуй,
В затылке нарастает перезвон,
Ах, ручку патефона поцелуй.

Да, слушайте советы скрипача,
Как следует стреляться сгоряча,
Не в голову, а около плеча,
Живите только, плача и крича!

На блюдечке я сердце понесу
И где-нибудь оставлю во дворе,
Друзья, ах, догадайтесь по лицу,
Что сердце не отыщется в дыре

Проделанной на розовой груди
И только патефоны впереди,
И только струны, струны, провода,
И только в горле красная вода.

Иосиф Бродский

Когда я устану жить,
Когда я устану петь,
К себе меня привяжи,
Чтоб сердце мое согреть.

Когда я устану петь,
Когда не смогу летать,
Чтоб глупо не умереть,
Позволь мне тебя желать.

Позволь мне тебя жалеть,
Позволь мне тебя любить,
Когда я устану петь,
Когда я устану плыть

В неведомые края,
К невидимым берегам,
Позволь мне, любовь моя,
Прибиться к твоим губам,

Уткнуться в твое крыло,
Не плакать и не спешить,
Чтоб солнце мое взошло
В просторах твоей души.

Елена Фролова