Начало романа-дневника

 Предыдущая часть

 

1965,
март

Таковы факты.
Сейчас, когда прошло уже больше полгода, не очень хочется искать какие-то особые причины её поступка. Может, их и не было. Просто был интерес ко мне, моим мыслям и сокровенным чувствам, была детская непосредственность и наивность, страшное любопытство - ведь запретный плод сладок.  

Она встретила меня в коридоре и сказала:
- Пойдём, мне сказать тебе... 
Что сказать? Я предполагал всё, что угодно, но только не это.
Мы зашли в класс. Она покраснела, смутилась, но...  улыбалась.
- Я извиняюсь, - начала она и замолчала.
- За что? - удивился я. 
- Я читала твой дневник.
- Как!?? - я был ошеломлён.
- Ну так, пока тебя не было в классе... Мне теперь стыдно, что я так сделала... То есть не в стыде дело... да нет, не в том...  Просто я решила, что должна тебе сказать об этом.
Она опять не знала, куда себя деть от смущения и улыбалась такой глупой, растерянной улыбкой. 
Что мне было делать? Если дать волю своим чувствам, то я должен возмущаться (а я действительно был вне себя от возмущения таким дерзким поступком).  Как так? Кто может читать мой дневник? Этот ребёнок (именно такое было тогда отношение к ней), который  всё равно меня не поймёт?
И к чему теперь ругаться, возмущаться? Ведь всё уже прочитано.
- Бессовестная ты, бессовестная, - нарочито сокрушённо произнёс я. - Но как ты могла?
- Я сама не знаю, как...
- А я вижу, что в портфеле всё не так лежит....
- Я всего полчаса глядела, боялась, что войдёшь.
- А что если бы вошёл в самом деле?
Она приняла испуганный вид, как будто именно так всё и произошло.
- Я бы спрятала, что угодно сделала, только не выдала бы, что у меня дневник.
- Хм! 
- А я так и думала, что у тебя так. 
- Что так?
- Ну так...  А ты хорошо пишешь, молодец, - она постаралась уйти от ответа.
Усмехнулся:
- Хоть похвалила...  Говорю, конечно, хуже.
- Да, - согласилась она.
- Но учти, что то, о чём написано, происходило в декабре 63-го, а сейчас март 65-го.
- Ну и что?
- Я хочу сказать, что я был тогда не тот...  Скажи, ты год назад разве была такая же, как сейчас?
Она о чём-то задумалась и вспыхнула:
- Да я уже полгода назад была совсем не такая.
- Ну вот! В нашем возрасте человек развивается и меняется очень быстро. Ты согласна?
- Да...

Романс с Галей

Придя в общежитие, я зашёл в комнату к Гале. Она была одна. Шёл и думал: "Как она?Наверное, всё-то старое помнит?"
Но она встретила меня, радостно улыбаясь. Так встречают друга после разлуки. Вижу, что соскучилась и хитро подумал: "Нужно почаще уезжать".
- А я сочинил несколько романсов на твои стихи, - сообщил я ей.
- Да? - она удивилась и обрадовалась.
- Ну не знаю, может они тебе не понравятся.

На следующий день, как и договорились, мы пошли с Галей в училище.
Она слушала мои романсы на свои стихи. Прежде всего сыграл "Только снежная даль", ничего не говоря ей.
Она так внимательно слушала...  Она умеет удивительно внимательно слушать. И прослушав, молчала, как будто ушла в себя.
- Ну как? - с затаённым ожиданием ответа выдохнул я из себя.
- Нравится. Очень нравится, - сказала тихо.
- Это на твои слова. А какие? 
Я превратился весь во внимание. Мне было важно знать: услышит она или нет в этой музыке свои стихи.
Она молчала несколько секунд. Потом сказала:
- Снежная даль.
И сказала с таким проникновенным, "осязаемым" выражением чувств и с такой тихой скорбью, что я мгновенно представил  себе бескрайнюю тоскливую снежную равнину в сумеречном свете.  Я искренне сказал:
- Я рад, что ты узнала. Это значит, что музыка близка с текстом и хорошо отражает настроение твоих стихов.  Именно этого я и хотел. Но скажи: слышится в музыке что-то знакомое, да?
- Все лирические произведения чем-то похожи друг на друга.
- Но может ты слышала это где-то раньше?
- Нет, никогда не слышала. Это что-то совершенно новое.

(Ура! Снова заглянул в папку и...  нашёл  ноты романса "Снежная даль".  Нотный листок лежал в той же самой папке. Просто он был написан "вверх ногами" по отношению к нотам, расположенным на обратной стороне  того же листа. - Б.К., 6 июля 2016).

- А ты знаешь, я когда впервые услышал песню Френкеля "Текстильный городок", я её сразу же  запомнил. Конечно, это была новая песня, но она вся словно соткана из старых, популярных, приевшихся мелодий и ритмов.

Я попросил Галю спеть "Снежную даль". Но ей словно что-то мешало. Она не могла ясно выразить причину:
- Неудобно, не могу... Спой лучше ты.
Я рассмеялся:
- Что ты, с  моим ли голосом...  Я ведь верха не могу петь тихо.
Своим козлиным (буду беспощаден!) голосом я попробовал взять ми, фа... "Соль" пробовать не стал. Подальше от греха!
- Сыграй ещё раз. - попросила Галя.
- А ты мысленно спой.
Она кивнула головой. Мы вновь погрузились в бездну бесконечного романтического очарования. 
Я играл, отдавая игре все чувства, какие были. Мельком взглянул на неё, и взгляд этот оставался стоять у меня пред глазами ещё долго. Её лицо оставалось задумчивым, погрустневшим, взгляд устремился  куда-то вдаль, глаза блестели.
Смолкнул последний звук. 
- Ты... перепиши свой романс и мне... подари... ладно?
Я кивнул головой:
- Непременно!
Галя стала просить меня дать ей почитать мои стихи., но мне вдруг стало стыдно за мои детские наивные стихи. И я замялся.
- Я ведь тебе давала!  
Впервые я увидел на её лице и услышал в её голосе обиду и впервые - и единственный раз она на мгновение представилась мне ребёнком, несмотря на всю сложность и высоту её души. 
- Ты не обижайся! - у меня тоже  сжалось сердце от её обиженного тона.
Я написал ей несколько самых старых своих стихов. "Я долго бродил" (без последних восьми строк), "Встаёт заря" и начало стиха: "Увы, надежды и мечтания" (до слов "и вся мечта моя").
Она прочла их и положила себе в карман. Её понравилось. Сказала, что одно место из стихов похоже на отрывок из пушкинского "Евгения Онегина".
- Какие искренние стихи! - воскликнула она. Какая огромная душа!
Последняя фраза показалась мне преувеличенной, хотя и звучала приятно. 
А потом я написал на листочке "Я славлю жизнь", "Я борюсь и побеждаю", "Жажда борьбы". 
- Какой контраст! - удивилась она.
- Да, первые мои стихи о любви, а это о коммунизме.
А затем написал своё последнее: "Что?" Она прочитала и спросила:
-  Когда написал? В 64-м году?
- Нет, в 65-м, в этом году.
- Да? Так это было совсем недавно? - спросила она так, как будто о чём-то стала догадываться.
- Да, - ответил я, -  не так давно.
- И разве ты... недавно испытывал... чувства, толкнувшие тебя написать этот стих? Кто же она?
Я чуть было не соскользнул на то, чтобы сказать: "это ты". Но почему-то удержался от этого  шага. 
- Я потом как-нибудь  скажу, - ответил я.

(Продолжение следует)