Начало романа-дневника

Предыдущая часть

1965,
февраль 

- Хорошо, - сказал я, - вы после двух часов дня дома бываете? Тогда я зайду к вам и мы сходим в училище. Там и услышите. До свидания.
- До свидания.

На следующий день 

Я зашёл днём к ней в комнату. Девчонки пригласили меня сесть и со мной чуть не случился конфуз. Я окинул взглядом комнату и хотел, было, спросить, где Галя, но в этот момент увидел её - серьёзную и грустную, с думающими глазами.  Я встретил её взгляд и только по взгляду мгновенно узнал её. Если бы ни этот взгляд, я бы и не понял, где она,  со своей близорукостью и плохой зрительной памятью (а в коридоре к тому же было вчера темновато да и видел я её только первый вечер).
- Ну что, Галя, - спросил я, - зайдём в училище?
- Да, сейчас, я только оденусь.
- Ну тогда я пойду к себе, а вы зайдёте в 19-ю комнату к нам.
- Хорошо, я зайду.
Я открыл ключом нашу пустую комнату и стал ждать. Она пришла минут через 10-15 и мы пошли в училище.
Сели в автобус.
- Ой, - сказала Галя,. -  я забыла кошелёк дома.
- Ничего, у меня есть.
- Я совсем не умею расходовать деньги. В первые месяцы совсем было ужасно. Знаю, что остаётся последний рубль и спокойно его трачу на конфеты. А потом голодала...
- А у меня была такая история. Я любил покупать шоколад... Сейчас, правда, немножко научился распределять более разумно.
В училище мы нашли пустой класс и я сыграл ей прелюд Рахманинова.
Она:
- Вы молодец! Мне очень нравится.
Я улыбнулся:
- Вот вам нравится, а придёт педагог и скажет: это не так и то не так и вообще всё никуда не годится.
- Я не знаю, как педагог, а мне нравится, это я искренне говорю.
Я заиграл "Сердце поэта". Кончил. Она задумчиво стояла, положив руки и голову на невысокое немецкое пианино.
- Ну вот, - сказал я, - навеял на вас мрачные картины.
Я заиграл тут же "На саночках" - из репертуара нашего эстрадного оркестра и она стала улыбаться и бросать мне благодарные взгляды.

Я спросил:
- Вы эстрадную музыку любите?
- В основном только серьёзную.
Я подумал в этот момент: "Возможно, это так потому, что к твоему складу характера это больше подходит".
Вслух сказал:
- Хороша и та и другая. Каждый жанр затрагивает свою струну в душе.
Я узнал, что её любимый композитор - Шопен. Она пробовала играть его революционный этюд, но ей это  было не под силу. 
В класс заглянул Юра Губанов. Я ответил на его рукопожатие. Он сказал, что у него сейчас спец. и ему нужно хотя бы пять минут поразмяться, но нигде классов нет. Я усадил его за ф-но и заставил играть 1-й концерт Чайковского (хотелось, чтоб Галя послушала). Он сыграл несколько фрагментов  из всех частей, затем сыграл Листа, Шопена, Скрябина.
- У..., я уже опоздал, - спохватился Юра, взглянув на часы,  и убежал. 

Время шло к вечеру

Мы вышли с Галей на улицу. Реяла вокруг города синеватая дымка сумерек.  Мы говорили о музыке, а потом, не помню в связи с чем, заговорили о коммунизме.
- Вы верите в коммунизм? - спросила она удивлённо.
- Да, я верю в такое общество.  Коммунизм - это логически неизбежная ступень истории, это научное предвидение. А в науку я верю.
- Но сколько же вокруг плохих людей!
- Много есть и хороших, - возразил я.  
Но мне  такой ответ  самому не понравился, так как ничего не доказывал.
Она продолжала убеждать:
- Но согласитесь, что плохих всё-таки больше.
Я продолжал искать подтверждение своих мыслей:
- А как его измеришь - плохое? Тоннами, килограммами? Больше или меньше? Что перевесит? Мы судим по собственному опыту. Но здесь надо учесть особенности человеческого восприятия. Мы воспринимаем прежде всего внешнюю сторону и плохое запоминается и чувствуется гораздо глубже и сильней, чем привычное хорошее. И потом, как мы можем сказать, он - плохой или хороший человек? Это, прежде всего, зависит от того, какие требования предъявлять людям. Если человек не судился ни разу - хороший он или плохой? Если подходить с такой меркой, то плохих едва 1 процент наберётся. Если учесть наши личные вкусы и  симпатии и если подумать, сколько встречается препятствий в достижении наших личных целей, то мы можем отнести к "плохим" больше половины человечества.

"Опасаюсь найти пустоту"

Она собралась домой, но я стал отговаривать:
- Ну что вы дома  будете делать в общежитии, разве вам хочется туда идти?
- Да, в наше общежитие мне совсем идти не хочется.
Мы ходили по улице и говорили об очень многом. Она высказала свои мысли о красивом:
- Я смотрю на красивого человека и любуюсь только его внешней красотой. Внутрь мне совсем не хочется углубляться., я опасаюсь опять найти пустоту.

Я рассказал Гале о моём увлечении астрономией:
- Целых пять лет, с 10 до 15, я занимался ею не на шутку. А потом понял, что небо интересует меня не как учёного, а как поэта.
- А я смотрю на небо, - сказала она, - любуюсь сказочной красотой звёзд и мне ничего не хочется знать о них. Я боюсь, что если я узнаю какие-нибудь сведения о них, то пропадёт вся красота ночного звёздного неба. 
В мыслях я отметил про себя интересное обстоятельство. Если во мне красота звёздного неба вызывала исследовательский интерес, их яркое блистание, их тайны манили меня грандиозной красотой и увлекали процессом разгадки этих тайн, то у Гали всё было наоборот.  Для неё красота - в  неведении и наличии самой тайны, в сказочном блеске звёзд, свет которых можно представлять в своём воображении разговором богов, обращённом к тебе. А узнав, какая на них температура, уже труднее будет заселять звёздную ночь нереальными, но сладостными видениями.
Я рассказал Гале о том, что был сильно увлечён когда-то поэзией Гёте и Гейне. Да, она знает этих поэтов и очень любит их.
Мы проходили мимо небольшого, но уютного кафе "Сибирь" по Ленинградской улице. А у меня уже начинало сосать под ложечкой.
- Зайдём сюда? Ты есть не хочешь? - спросил я, незаметно для себя перейдя на "ты".
- У меня ж денег нет.
- Пустяки какие, у меня ведь есть.

(Продолжение следует)