Начало романа-дневника

Предыдущая часть

1965,
январь

В конце концов я стал склоняться к мысли, что действительно здесь мне приходится работать почти каждый день, а взяв маленький садик, я нажму на учёбу и вообще... 28 рублей в двухгруппном и 50  из дома - это вполне нормально для меня, зато только  два часа в неделю, а здесь приходится работать по 8 часов в неделю. То есть в 4 раза больше, а зарплата только в 2,5 раза больше. 
Опутанный такими мыслями, я по совету заведующей обзвонил с десяток садов и в одном из них подошедшая к телефону повариха сообщила, что у них сейчас "как будто" нет музыкального работника.
- Требуется значит?
Я положил трубку.
- Ну вот, видите, как хорошо получается, услышал я размеренно-протяжный голос заведующей.
Я тут же написал заявление "по собственному желанию", чтобы в трудовой книжке, которую заведующая обещала выдать, не было ничего испорчено (от неправильной записи). Она при мне позвонила в гороно, спросила, смогут ли они дать на сад два экземпляра трудовых книжек (ещё одной молоденькой работнице нужно).
- Да? Не сможете?.. Так... Так... - она положила трубку.
- Бланков у них пока нет...  Но вы заходите к нам. Как будут бланки, выпишем, а пока дам вам справку.
Я ушёл с лёгким ощущением в душе. К ним я заходил до конца года, порой по два раза в месяц, но заведующая отговаривалась всё время, что у гороно нет бланков и я, в конце концов, перестал к ним ходить, так и не получив трудовой книжки. 

Примечание. Я снова появился в этом детсаду через 43 года,  когда мне оформляли вторую (трудовую) пенсию и мне до полного года стажа как раз не хватало трёх отработанных в садике  месяцев. В выданной мне справке, которая была вклеена в трудовую книжку, полученную мною уже в редакции газеты в 1966 году, не были указаны номера приказов о приёме меня на работу и увольнении. С новой, молодой и приветливой заведующей, мы с трудом  отыскали старинную книгу приказов, и я получил новую справку, составленную в полном соответствии со всеми бюрократическими требованиями пенсионного фонда. С грустью посмотрел на старое четырёхэтажное здание напротив детсада. В нём я жил в общежитии музучилища на втором этаже. А теперь студенты живут в собственной многоэтажке в центре города.  - (Б.К., июнь 2016).

В том садике, где мне сообщили, что требуется муз.работник, я побывал в тот же день, встретился с заведующей, которая сказала мне:
- Вас неправильно информировали. У нас есть муз.работник. Правда, он был в отпуске, но через несколько дней опять выходит на работу.
Я ушёл, подумав, что и это тоже к лучшему, так как смогу съездить домой (от работы свободен), куда меня  давно тянуло. Все зимние зачёты были кое-как, но сданы! В училище можно было не ходить, хотя до каникул оставалось ещё дня четыре. 
В тот же день я уехал в Сретенск, где недели три отдыхал от своей городской жизни. 

Я дома

Опять дома, в старых знакомых комнатах. По утрам я остаюсь совсем один. Наслаждаюсь ощущением свободы, слушаю радио.
Исполняют концерт Аренского и возникает такое ощущение, будто ты живёшь не в XX веке, а в XXII или XXIII. Исчезли все мелкие заботы. Ощущение чего-то радостного, взволнованного и необыкновенно гармоничного. Кажется, ты оглядываешься, словно старец-мудрец на прошедшие столетия и тысячелетия и тебе хорошо на душе от сознания своей правоты. Вот чего ты достиг в своём развитии, а сколько неизведанного, прекрасного ждёт тебя ещё впереди!
Такие чувства
вызвала
музыка.

Искусство и труд

Вспоминаю, что мне сказал Олег после экзамена по спец.
Я играл до-диезный прелюд Рахманинова. И преподаватель  сказал, что в музыке у меня нет именно музыки.
- Таких, как ты, любителей много, а дойти до высокого профессионального уровня удаётся немногим. Нужен упорный труд. 
Что ж, он прав. Терпеть не могу людей, которые смотрят на искусство, как на забаву. Чудес не бывает. Искусство даже не талант, хотя и он необходим, а прежде всего труд. Тот, кто близко с этим не сталкивался, тот никогда не поймёт, какой нужен труд, чтобы использовав все возможности инструмента, заставить зазвучать его истинно музыкально: наши студенты встают в 6 часов, чтобы идти заниматься. С шести утра в общежитии уже слышен топот ног. Первая волна поднявшихся кончается полседьмого. В 7 часов вставать бесполезно: все классы будут заняты. И менее усердные студенты спят уже до восьми.
Когда играет великий музыкант, зритель не чувствует никаких приёмов  исполнения. Он чувствует только музыку в своём естественном обнажённом виде. Но какой ценой даётся эта естественность!

"Только владея в совершенстве техникой, можно заставить зрителя забыть о ней" - так говорил Роден.
"Жизнь ничего не даст без труда", - сказал Гораций.
"Человек формируется не с помощью услышанного и сказанного, а трудом и деятельностью",- сказал А. Эйнштейн.

Но хватит цитат. Всё понятно.
А как же интуиция и чувство, которое играет особенно важную роль в искусстве и в музыке? Опять не могу удержаться, чтобы не привести цитату. Передо мной сейчас лежит записная книжка, куда я записывал всё самое ценное для себя.
"Два пути ведут человека к его цели: путь разумения и путь чувства и благо ему, когда они оба сливаются в пути деятельности". Это сказал Белинский. Да, именно в гармоничном слиянии логического осмысления с силой чувственных образов - самый ближайший путь к цели.

Слёзы матери

Но вот дома играл "Сердце поэта"  Грига. Мать сидела за столом, уткнувшись  в газету. Я чувствовал себя свободно, думая, что меня никто не слышит, и свободно и раскованно играл клавиатурой  пианино, как хотел. Я почувствовал слияние себя со "своим" инструментом, словно пианино является лично моим органом. Такое ощущение удаётся испытать очень редко. Пока что я испытал его в первый и единственный раз. Играл, как хотел, как сам чувствовал музыку и получалось удивительно хорошо.



Но может, это моя личная оценка, идущая от впечатлительности и воображения (в марте 1963 г. я думал, что играл "Лунную сонату" с чувством, а что потом сказал Рублёв?).
Я закончил игру. Оказалось, что мать внимательно слушала. Она оторвала от лица газету. В её глазах стояли слёзы.
Нет, это не мелодрама. Слёзы мамы были настоящие, со всеми присущими им физическими и химическими свойствами.
- Мне даже плакать захотелось, - сказала она, утираясь платком. - Ты так играл!..
Значит мне не показалось.  Мать впервые проявляет такую реакцию на мою игру. И вообще эти слёзы не от простодушия. (Простому зрителю покажется хорошо, а специалист скажет: "скверная игра").
Мать училась в детстве в музшколе. И она всегда чувствовала, когда моя игра была формальной.

Так как же понимать?

Насколько музыка зависит от интуиции и настроения? По-моему только в редких случаях одна интуиция, одна только сила чувств без напряжённого труда способна придать движениям именно тот характер, который может заставить повиноваться музыкальный инструмент твоим желаниям.
Позднее прочитал статью в журнале "Наука и жизнь", из которой следует, что чувства для того и созданы, чтобы управлять человеком, когда у него нет необходимой информации для действия или мало времени на размышления. 
Так и здесь. Сила чувств, когда играл Грига, перевесила недостаток технических навыков. Этих чувств не было на экзамене. Было предэкзаменационное естественное волнение, была строгая, с критическим настроем комиссия. И не помогали собственные размышления о характере исполнения (здесь, мол, не забыть, что нужна плавность перехода, а вот там - единая линия движения и т. п.). Размышления, не подкреплённые, увы, практическими  навыками.

Я до сих пор не пойму, почему, как только начинается кропотливая работа над деталями музыкального произведения, для меня теряется смысл музыки. Когда играю с листа Бетховена, Грига и др., пусть медленно и с остановками,  я чувствую музыку и прихожу в волнение от неё. Но когда начинаю под руководством учителя разбирать детали, то теряю смысловую нить всего произведения. Необходимая работа над усвоением всяких технических приёмов выхолащивают музыку. И романтическая музыка начинает казаться равнодушной никчемностью, а страстный Бетховен превращается в барабанную трескотню. И уже не можешь исполнить по-другому, так как истинное звучание ускользает от тебя и даже в твоей голове. Бетховен начинает от многократного собственного повторения звучать также неправильно и трескуче. Если оставишь это произведение на недельку  хотя бы или услышишь в прекрасной записи, то вновь начинаешь чувствовать его свежесть и красоту.

Как же объяснить всё это? Если музыкант прочтёт эти строчки, пусть он мне ответит. А вообще и объяснять нечего. Ведь Олег прав, говоря мне, что если бы я занимался по-настоящему, то я сам бы почувствовал прелесть этого процесса кропотливой работы, когда музыка начинает звучать, начинает быть такой же, какой слышали её авторы, создавая свои произведения. 
Видимо, так оно и есть. Олег прав. Но в методах моего обучения он, наверное, неправ. Прежде всего нужно думать о тех чувствах, которые хотел выразить автор в музыке. И даже работая над деталями, постоянно вспоминать  об этом, чтобы в деталях не утонул общий замысел произведения.

Встретил Свету Камаринскую

Жизнь в гарнизоне вся прежняя, ничего особенного. Ребята почти все разъехались, кто куда. Кто с родителями насовсем, кто в техникум на учёбу. Один Кашников остался, но и он почти не выходит, занимается. Всё-таки выпускной класс.

(Продолжение следует)