Начало романа-дневника

Предыдущая часть

1964,
октябрь-ноябрь

Люда З. неожиданно для меня интересуется, почему я поздно пришёл заниматься в училище. Нужно, мол, было раньше,  позанимались бы. (А я только пришёл из кино).
- Я не знал, Люда, - ответил я, - ты ведь очень занята всегда.
Она промолчала. Мы зашли в класс и стали заниматься. Я взял власть в свои руки, командую: отсюда начнём, повторим ещё раз, не сбавляй темп и т. п. 
Однако, мне кажется, Эмма Гавриловна, как классный руководитель, побеседовала с ней о двойке по ансамблю. 
Люда говорит:
- Я-то получу двойку - это ничего, а вот ты...   У тебя и так, кроме этой, двойки есть - говорит это без усмешки, а с каким-то сожалением, виноватым голосом.

На другой день договорились позаниматься с 10 утра (это было воскресенье). Я прождал её в шестом классе, где мы и договорились увидеться, до 12 часов. Потом прошёлся по коридору, заглянул в другое крыло и нашёл её там, в 22 классе. Она не ожидала моего прихода, подняла смущённый взгляд.
- Ну что, позанимаемся? - я поглядел на неё.
Лицо её стало недовольным:
- Видишь, я этюд разбираю.
Я заглянул в её глаза и решил уйти.
- Ну ладно, разбирай, - сказал я тоном сожаления.
Когда я уже был в дверях, её состояние переменилось и она, словно спохватившись, крикнула:
- Сейчас кончу разбирать и приду. Ты в каком классе?
- В шестом.

Прекрасно позанимались! Это просто комическая сценка, а не занятие. Сидела и дулась, если кто-нибудь из нас отставал или забегал вперёд. Нетерпеливо кричала:
- Да играй же, не останавливайся.
Я, смеясь, призывал:
- Спокойно, Люда, нужно всё как следует исполнить.
Она хотела уйти, взяла ноты, а я держу их:
- Мы же ладОм не позанимались!
Она оставила у меня в руке ноты и ушла с торопливыми, с досадой сказанными словами:
- Потом позанимаемся.
- Когда потом?
В ответ мне только дверь хлопнула. Я пожал плечами и заиграл "Турецкий марш" Моцарта.
Минут через пять хотел отдать ноты, но её уже не было в училище.

(Вот сейчас выкладываю из дневника  эту совершенно забытую мной  сцену и думаю: ну и горе же мне капризное досталось. Дали бы для занятий ансамблем другую девочку, так она и меня бы, шалопая,  ещё заставила серьёзно учиться. И личная жизнь могла по-другому сложиться...  - Б.К., июнь 2016).

НОЯБРЬ

Я, однако, брошу заниматься Людой. Ничего у меня к ней нет. Я её не интересую. Между нами всё происходит долго и скучно. И вообще... Юмора у неё нет. Этакого жизнерадостного юмора, который я ценю в Вале Цыганковой. Не пустоты, боже упаси, которая прикрывается юмором. 
Иногда речь заходит о серьёзных вещах, а я чуть-чуть шучу. Она не понимает моей иронии и сердится.
И вообще, мне кажется, она меня понять не сможет.
(Надпись между строк: "наконец-то разумные мысли. Б.К., 1977 г.")

Как я провёл 7 ноября

Праздник Октября я провёл в небольшом домике на Чите I. 
До самого 7-го не знал, где буду праздновать. Но после демонстрации всё сразу стало ясно. Вернулся с площади Ленина  в училище с плакатами, портретами. Побросали всё в угол.  Училище полно студентами с весёлыми, чего-то ждущими (ясно чего!) взглядами. (Через час уже не было ни души).
Мы стояли с Верхотуровым, к нам подошёл сияющий праздничной улыбкой Петя Перминов и предложил поехать на первую Читу. Мы съездили в общежитие, немного поутюжили свои костюмы и часа через два, захватив соответствующее количество спиртного (две пол-литры "Московской" и "красненькую") ехали по указанному адресу.
В маленьком домике собрались Петя Перминов с женой, я, Вовка Верхотуров, Толя (парень играет в училищном оркестре, из "вольнонаёмных"). Из женского пола, кроме Петиной жены, 4-5 девчонок от 16 до 22 лет.
Грустные звуки песни Колкера "Карелия" теперь  служат мне напоминанием  об этом октябрьском празднике 1964 года. В тот вечер  пластинку  крутили десятки раз.

И весь вечер остался в памяти, как одно чувство лёгкой грусти, навеянной песней Колкера. 
Всё прошло в весёлом духе и непринуждённо. Петя  всех девчонок хорошо знал. Я танцевал с 17-летней черноволосой девушкой с милым и каким-то затаённым взглядом. Пил ни мало, ни много. Особого опьянения не чувствовал., но настроение было, я бы сказал, красивым: мне было чуть грустно, испытывал  дружеское расположение ко всем и большую благородную любовь и симпатию к окружающим и к самому себе.
В медленном движении танго плывут пары. Петя, танцующий с женой, весело и с дружелюбной улыбкой подмигивает мне. Я улыбаюсь. Её рука покорно лежит на моём плече, а тело, подчиняясь моим желаниям, слегка покачивается, становясь всё ближе и ближе ко мне. Я чувствую его покорность и начинаю разговор. Её зовут Таня. Она улыбается мне и доверчиво склоняет голову к моему плечу.
Я договорился встретиться с ней после праздника, но после вечера забыл, в какой день и в какое время назначил свидание. Чего только не забудешь в хмельном весёлом угаре.
Я потом думал об этом чудесном вечере и сделал вывод, что на подходе к 17 годам стал становиться "мужчиной" в каком-то частичном смысле слова. То есть могу, если захочу, добиваться расположения любой (я был уверен!) девочки. И ничего невозможного для меня не может быть.

(Мои оценочные примечания, написанные после этих строк:
В марте 66-го: "А всё ж ты был ещё пацан".
В 77 году: "Трогательные, смешные, чистые мысли").

Случайность и жизнь

После праздников пришло известие о гибели Саши Сальковского. Он был моим хорошим приятелем и редким контрабасистом. Подобных ему я не встречал ни до, ни после него. Он играл мастерски, по слуху, с импровизациями, в любой заданной тональности.

Перед 7-м он уезжал домой (где-то не так далеко от Читы). Он был кирной и я сам отвёл его на поезд, усадил в вагон. А дома катался на мотороллере и был сбит грузовиком. Погиб, не дожив до 20 лет. Я вначале не поверил такому. Как это, был человек, два дня назад отвёл его на поезд и вот - нет его.
Грустно терять хоть и не друга, но хорошего приятеля. Грустно сознавать, что случайность может оборвать жизнь человека.

Опять двойка

Получили с Людой З. ещё одну двойку по ансамблю. Её как будто мучает совесть, ведь из-за её занятости мы несколько дней не встречались и не занимались. 
Она виновато сказала:
- У меня всего вторая двойка, а у тебя-то...
- А у меня всего пятая.
Я стал вести себя смело и даже властно. Увёл в другой класс и там сидел с ней, разговаривал.
В общем когда влюблён (вспомнил: Света Камаринская, январь 1963), то ведёшь себя дурак-дураком, и я тогда тоже юным ослом себя чувствовал. А когда только нравится, чувствую себя уверенно, вроде в своей тарелке.

(Моя приписка в марте 66-го: "Просто я изменился").

Из записной книжки

Хроника. Отцу присвоили звание подполковника. Просто должность, на которой он работает, стала соответствовать званию подполковника. 

Просветление

В училище - катастрофическое положение с учёбой.
В этот период, грозивший исключением, было одно просветление.

(Продолжение следует)