Начало романа-дневника

Предыдущая часть

1964,
сентябрь

Его слова разбудили моё воображение, а воображение разожгло инстинкты. Вовка добавил 50 копеек, и я взял в магазинчике две бутылки жёлтой 30-градусной настойки ("московской" не оказалось). К нам присоединился ещё один парень лет 19, и мы поехали на автобусе на остров, в район мелькомбината...

___________________________________________________

В сегодняшний день

Выкладывая в этот пост содержание   моего романа-дневника, получил  письмо от Нины - возлюбленной Юры Кашникова в студенческие годы. Её письма о любви и мои поиски друга юности превратились в часть  этого  романа. Она внимательно читает мои дневниковые записи по мере их появления в сети и её впечатления для меня  очень важны. Кроме того, важно, что  у моего рецензента у самой очень лёгкое перо и несомненные литературные способности. И самое главное, она сама прожила жизнь нашего поколения. А Юра оказался нашим общим близким другом.  Поэтому мне хочется не только поделиться нашими письмами, но  и сверить с друзьями-читателями наши мысли и чувства.

Нина: 
Привет, Борис! Прочитала новую часть, знаешь, я ведь тоже была воспитателем в лагере после 3-его курса. Мне было 20, а пионервожатому было 17 лет. Правда, дети у нас были самые маленькие, 6-7 лет. Я проработала 1 сезон и сбежала, очень уставала. Детей надо было каждый день занимать чем-нибудь. Я спала у них в палате, так они ночью ко мне приходили и просились со мной полежать!  Жалко их было. У нас наверное тоже крутили  "любовь" вожатые, но у меня в то время был в разгаре роман с Юрой, и я ничем не интересовалась. А ты все очень интересно описал. Жду продолжения.

Прочитала все, но ты прервал на самом интересном!  Сейчас читается намного легче и события интересные, про общагу все верно. Однажды к нам прибежала ночью девушка, соседка, в одной ночнушке, её трясет, еле сказала, что проснулась и увидела  такое на соседней кровати и сбежала. Еле успокоили. Про Юрин первый поцелуй тоже интересно, кстати жену его зовут Зина. Интересно то, что ты в таком возрасте имел приятелей намного старше тебя, я общалась в основном с ровесниками.  А про Ленина и коммунизм - вообще шедевр,  но мы верили в это, нас так воспитывали. В общем, мне очень понравилось!   Пиши.

Я:
Ниночка, приветик! Приятно очень, когда ты хвалишь! Да, получился очерк о лагере!Хотя автору было всего 17 лет на момент описания. Я практически ни одной строчки не вычеркнул из дневника и не отредактировал. И фильм "Добро пожаловать или Посторонним вход воспрещён" очень полюбил за его правдивость, сатиру и юмор. Даже свой будущий роман хотел назвать "Посторонним вход воспрещён" (в 77 году задумал, но написал одно предисловие только). Я любил в жанрах журналистики репортажно-расследовательские  формы  под рубриками "Журналист меняет профессию," "Испытано на себе" (сам публиковал статьи под такой рубрикой). То есть, когда сам столкнулся с проблемой, сам участвовал, сам расследовал и сам написал в газету неопровержимую  "чистую правду", чаще негативную, но документальную и убедительную, со своими живыми эмоциями и наблюдениями.
Спасибо тебе, что поделилась впечатлениями от прочитанного. Я в восторге от  твоих писем. Приятно, что моё поколение подтверждает всё, как это было, в том числе про коммунизм и Ленина. От молодых, наверное, не дождёшься таких оценок, им многое непонятно и неизвестно.
Я так и знал, что про Юру будет интересно.
И конечно, я умышленно стараюсь, где текст позволяет, заканчивать часть перед продолжением на какой-то интересной интриге.

Конечно, не все части романа (он довольно большой) одинаково легко воспринимаются, как и различные куски жизни. Порой, терпения не хватает читать. Легко прочитываются сами события и тяжелее - их анализ и раздумья пацана в период формирования у него основных черт взрослого поведения. Мне самому тяжело давалось переписывать в посты некоторые куски текста, потому что так хотелось поправить тяжёлый, порой, стиль размышлений, но было нельзя - получалось ещё хуже, и я снова оставлял неизменной строку. Правда жизни и правда прошлого сопротивлялась редактированию. Особенно когда описывал музыку словами, излагая "поэму экстаза" и свои тогдашние ощущения, которые я испытывал и, естественно, с трудом сочинял подходящие фразы, чтобы выразить то, что очень трудно выразить, так как это не песня со словами, а сложная симфоническая музыка, у которой язык международный, общечеловеческий, не поддающийся адекватному переводу на вербальном уровне.
----------------------------------------------------------------------------------------------

...Там стоял деревянный двухэтажный дом, где у 30-летней вдовы  - хозяйки с 6-летним сыном, на квартире жил Вовка-цыган. Хозяйка встретила нас приветливо, нажарила картошки, пока мы с Толькой (так другого парня звали) сидели в комнатке. Вовка-цыган ушёл за какими-то чувихами. Толька достал с этажерки ноты для баяна (видно было, что он в этой комнате не первый раз) и стал переписывать себе в нотную тетрадку.  Я сидел, разглядывая неприхотливую обстановку комнаты.
Вовка-цыган вернулся, но один. Сказал, что знакомых чувих он найти не мог, они куда-то уехали. Он выругался и сказал:
- Ну ладно, одни будем пить.
Он позвал хозяйку, и мы постепенно, разбавляя время между стопками плоскими шутками, начали пить. После того, как первая бутылка оказалась пуста, хозяйка ушла, не поддавшись уговорам, а мы втроём докончили вторую. Этой жёлтой гадости я больше никогда не мог пить.
Сначала было весело: стоял перед зеркалом и, хохоча, глядел на себя, пьяного. А потом, качаясь, стремительно бежал на улицу и облегчал себе желудок. Попросту говоря, блевал. (Извиняюсь перед читателями, но что написано пером... - Б.К., май 2016).
Рано утром проснулся в углу комнаты на каких-то матрасах. На кровати спал Вовка, а рядом с ним на полу Толька.
Я встал, вспоминая вчерашнее, оделся в передней и вышел на улицу, поёживаясь от утреннего холодка. Уже встало солнце и под его лучами постепенно рассеивался утренний туман. Всё очень трезво и печально.

"Я пойду к тебе?"

В один из таких же вечеров в конце сентября мы с Вовкой-цыганом уехали на автобусе в тот же район.  В длинном одноэтажном доме с общим коридором жила женщина Фая. Было ей 27 лет, она работала где-то в какой-то конторе и жила одна. Минут десять мы сидели и Вовка-цыган разговаривал с ней. Обо мне он сказал:
- Хороший парень, с нами учится, да беда у парня - ночевать негде, общежития ему не дали. Вот такая история. Пусть он у тебя переночует. 
Фая покровительственно взглянула на меня и сказала
- Ладно, пусть. Я ему на диване постелю.  
И улыбнувшись тонкой улыбкой на худом лице, добавила:
- Ему можно у меня переночевать, он ещё маленький.
Я сказал несколько незначительных фраз, вроде такой: "Да, ночевать негде, я уж у директора несколько раз был. Нет мест, говорит, в общежитии".  И ещё что-то произнёс в подобном духе.
Вовка-цыган попросил Фаю спеть что-нибудь и сыграть на гитаре. Она сняла со стены гитару и, против моего ожидания, запела тихим, даже робким голосом, со вздохами, какой-то чувствительный романс. 

Я не видел ни её лица, ни фигуры. Уже стало темно, а свет, как назло (а может, наоборот, к  с л у ч а ю) отключили.
- Ну, оставайся, я пойду, - сказал мне, подмигнув, Вовка-цыган, уже направляясь к двери. 
Время подошло к одиннадцати и Фая начала  стелить мне на диване. Спрашивая: "не твёрдо ли," вытащила мне ещё одно одеяло. Сама она разделась, и я видел её, ходившей в полумраке  по комнате в длинной белой рубашке. Я разделся и лёг на диван.

Продолжение следует