Начало романа-дневника

Предыдущая часть

1964,
сентябрь

Его серое, застывшее, с печатью скучного недовольства лицо, иногда искажаемое каким-то лошадиным хохотом, выражало одну заботу: как бы за сегодняшний день не потратить лишней копейки. Он работал в нескольких клубах, управлял детскими духовыми оркестрами и денег у него вместе со стипендией было больше, чем у любого студента.
- Вот, осталось всего два рубля до получки (или стипендии), - показывал он, "забыв", что 50 он положил два дня назад на книжку и что в другом кармане ещё десятка лежит.
Правда, к его чести, он всегда вовремя отдавал долги. А занимал, когда ему не хотелось менять крупную монету. Однажды он несколько дней забывал мне отдать 20 копеек (в столовой ему не хватило мелочи). Когда же вспомнил, в сердцах воскликнул: "Какой же я негодяй!". Мне даже стыдно за него стало. Подумал: "из-за такой мелочи так оскорблять себя".
Он довольно часто ходил на 3-й этаж, но с девчонками у него отношения не ладились. Он не был циником. (Иногда такие привлекают девчонок).  Он был просто унылым обывателем. 
Он хотел жениться, в 28 лет  пора, и горестно сообщал мне:
-  Всё у меня есть: работа, башли неплохие, плащ новый себе купил, а вот жены нет.
Я хотел найти хоть тень улыбки на его лице, но не нашёл. Серое его лицо затуманилось мышиной   грустью.

(Через несколько лет мне стало известно, что несчастный тромбонист Володя Верхотуров погиб под колёсами машины. - Б.К., май 2016).

Откровенный разговор

Встретив в коридоре училища, Олег сказал мне:
- Что ты ходишь, не занимаешься? Тебе что, няньки нужны?
- Сейчас пойду, - ответил я.
Он заглянул в класс,  где я занимался, через некоторое время после этого разговора. Спросил, что я учу и обещал зайти проверить через 2-3 часа. 
- Мне няньки не нужны, - сказал я. 
Он так и не зашёл, но на другой день, на занятии, проверив этюд, сказал, что плохо выучил: это не так и то не так. 
- Зато выучено на память, - ответил я, напоминая о нашем споре.

На предыдущем занятии он непременно настаивал, что нужно сразу учить на память. Я не согласился с ним, приводя свои доводы, что нужно вначале вникнуть в содержание, в музыку, а на память заучится "само", в процессе упражнений. Бахаева именно так учила меня, и я был согласен с ней. Сегодня я принёс ему практический результат его нежелания даже подтвердить свои наставления логичными доводами, раз уж он  не согласен со мной. Нет, всё в этюде плохо, но зато механически выучено на память.
Он взглянул на меня с таким выражением на лице, словно хотел сказать: "Вот ученичок мне достался!" Но вслух сказал:
- У меня сложилось такое мнение, что ты не можешь по-настоящему работать. Что тебе мешает? Да и не только это. Ты ведёшь себя не очень...
- Что именно? - я вопросительно взглянул на него.
- Должен догадаться, - ушёл от ответа Златкин.
- Понимаю: недостаточно почтительно к Вам отношусь. Но я стараюсь быть прямым.
Он. Слушай, Борис, давай откровенно поговорим, что тебе мешает? Что ты хочешь?
Я. Зачем? Опять скажете, что непочтительно с Вами говорю.
Он. Говори, выслушаю тебя на этот раз.

В такой атмосфере, разумеется, ничего действительно  откровенного не скажешь. Говорить не хотелось. Я молчал, но он продолжал настаивать, чтобы я ответил. 
Кое-что я всё же сказал.
1. Работать творчески. Думать о музыке и о мыслях в музыке. 
Он. Правильно, но после того, как выучено на память, все детали отработаны и т. д.
2. Мои доводы против того, чтобы сразу учить на память. Его доводы: когда выучено на память, тогда твои мысли свободны для того, чтобы думать о музыке, а не о нотах. И проч.
3. Другие учителя, сказал я, - более считались с моим мнением.
Он говорит об уважении ученика к учителю. Это уважение, - говорит он, не желая в то же время  выглядеть  старым консерватором, - в том, чтобы выполнять точно все требования педагога по учебному материалу.
4. Я. Я понимаю, что нужно сделать в музыкальном произведении, но КАК? Что нужно почувствовать рукой, чтобы так получилось?

Он начинает сам показывать, пытаясь ответить на мой вопрос о руке. Но делает это в абстрактных выражениях, непонятно и неумело. Тогда он показывает сам на инструменте.. У него получается. У меня нет. Но... с новой попытки вдруг тоже что-то правильно получилось.
- Да, почти так, - говорит Олег. - Полученный навык нужно закреплять во многочасовых самостоятельных занятиях. А если не закреплять? Всё наработанное идёт к чёрту!

Вечером в училище пришёл Алик Цветков

Немного кирной. Изо рта - запах водочного перегара. Мы встали с ним на площадку между расходящимися коридорами. За стеклянной дверью коридора стоял Олег в кружке с другими молодыми педагогами.
- Свой чувак! - говорит мне, показывая на Олега, Цветков.
Я подумал в этот момент, что был прав. В роли наставника Олег мне не подходит, а так, как свободные, равные в обществе люди, мы бы вполне сошлись.
- Мы с ним киряли вчера, - продолжал Алик. - Ещё Валера был (это педагог училища). Я твоему Олегу так и сказал: жми на него (разговор о тебе шёл), требуй, чтоб учил как следует. Олег сказал, что у тебя довольно средние способности.

Да... Кричали раньше: "способный!" Этим только портили меня. Я-то знаю, чтО я могу и чтО не могу. А что способности без труда? До того затасканная мысль, что и говорить не хочется. Так вот, мысль есть, но... Кроме этого нужно закрепление условных  рефлексов, многочасовая регулярная отработка тончайших координаций. Человек, не сталкивающийся лично с этим, не поймёт, какой здесь нужен труд, как всё это сложно и, порой, мучительно.
Я понимаю. Но какой толк в словах, не подкреплённых делом.

- Ну как он? Что ты о нём думаешь? - спросил я Цветкова об Олеге.
- Трудно сказать, в основном мы с Валерой говорили, а он сидел и говорил: "да-да, нет-нет".
- Ну а вообще как он себя ведёт? Развязно? Матерился?
- Да нет, ни разу не сматерился. Видимо, культурный чувак.
Олег смотрел краем глаза, как мы стоим, разговаривая с Цветковым и улыбаясь друг другу, как Цветков доверительно что-то растолковывает мне. Цветков, мужчина с зарождающейся лысинкой на голове, старше и Олега на 8 лет, на равных, как брат с братом, беседует со мной.
И я почувствовал, что отношение Олега ко мне изменилось. Исчезли поучающие нотки и тон стал более мягким, более уговорчивым. Но понимания между нами так и не было достигнуто.

В 20-х числах сентября Цветков уехал из Читы за тысячи километров на Запад. 

А моя жизнь в Чите продолжалась

Вечерком Вовка-цыган спросил:
- Хочешь, поедем к б... ? Только бутылку надо взять.

(Продолжение следует)