Начало романа-дневника

Предыдущая часть

1964,
сентябрь

Маленький, недовольный жизнью (что всегда проявлялось в неприятном и скучном выражении  его лица), он оживлялся с девушками, вытаскивал на свет затасканные остроты и поначалу казался мне молодцом, не теряющимся в женском кругу. А я сидел в комнате девчонок и... в основном молчал.
Но в другой раз пошёл на третий этаж с соседом по комнате Генкой Платоновым - 16-летним первокурсником с полным, розовощёким, как у ребёнка, лицом. Я очутился в положении главного и с удивлением обнаружил, что могу говорить, расспрашивать о жизни, обсуждать картинки на стене, по взглядам догадываясь, что моя болтовня сходит за вполне нормальный уместный разговор. Генка в основном молчал и что-то бормотал, когда я его спрашивал:
-  Правда же, Генка?
Когда мы ушли, я спросил:
- Ну как? Чего ты сидел молчал?
- А ты там разболтался тоже... - сказал он с каким-то удивлением.
И мне это было приятно слышать.

Цветков и его женщины

В сентябре впервые после лета встретил Цветкова. Мы "снюхались" ("сдружились" - не то слово) ещё сильнее, чем летом. И большую часть дня проводим вместе: ходим в кино, гуляем по парку и ведём нескончаемые разговоры. Всё, что он говорит, интересно тем, что он из всего делает выводы, и эти выводы близки и понятны мне и кажутся моими собственными, но до этого  не выраженными с такой ясностью. Алик  собирается уезжать в конце сентября в Мордовию, где его жена и родственники жены. 
Это его вторая жена. От первой у него пятилетний сын. Цветков платит алименты, но развод с ней до сих пор не оформил.
- Для этого нужны деньги, - говорил он.
- И много? - поинтересовался я.
- По закону сторона, которая возбуждает дело о разводе, платит от 50 до 200 рублей.
- А возбудил дело ты?
- Я ещё не возбуждал, но надо. 
- А она?
- Она согласна и сейчас жить со мной.
Цветков начал рассказывать об отношениях с первой женой. Эти отношения были совсем не такими, как со второй.
- Первую я лупил нещадно. Вечером ухожу и прямо ей говорю, что иду к такой-то б...  Она - кричать. Не  хотела терять меня.  Ругается - я молчу. Потом так спокойно подойду...  
Глаза его заблестели и  страшная хитрая улыбка отразилась на его лице:
- И - рраз по морде. И ухожу.
- А со второй такого не было? 
- Со второй - ты что! Она сразу бы ушла...  Так... в разговорах были конфликты...  Она у меня романтик по натуре. Работает библиотекарем, кончила библиотечный институт.  Я высказал ей некоторые рациональные планы, но она их не может принять, понять.  Так что мы с ней люди совершенно противоположные. Если я испорченный, во мне плохого много и я это знаю, то она чистая, за честность её я ручаюсь...  А ведь противоположности сходятся. И если ты чистый, неиспорченный, то тебе попадётся жена дрянь.
- Ну, я не беспокоюсь, - ответил  я. - Я не такой уж "чистенький", так что мне должна попасться прекрасная жена.

Критические моменты

Мы свернули и пошли по диагонали по площади Ленина. После недолгого молчания разговор продолжился. Говорил Цветков:
- Бывают иногда в жизни критические моменты...  Когда я служил в армии, ещё пацан был, в 54-м, по моей инициативе мы организовали кражу. Было нас четверо. Шли из увольнения, идём мимо железнодорожных вагонов и решили взломать. Отодрали дверку и вытащили несколько ящиков.
- А что в ящиках?
- Там были банки с компотом. Но смыться не успели, попались. Нас должен был трибунал судить. Пока я сидел в предварительном заключении, многое передумал. Думал, если дадут лет 15 (вполне было возможно), то убегу, перепилю все решётки, но всё равно убегу. Скроюсь где-нибудь на севере и начну всю жизнь заново. Но нас простили (в армии это часто бывает).
- Вот, - сказал он, медленно растягивая последнее слово, как бы раздумывая над всем сказанным. И продолжал:
- Сознание воспитать в людях, - это главное, чтобы построить коммунизм. Материальной базы коммунизма мы достигнем, - но одним этим ещё немного сделаешь. Главное - воспитать людей.
Мы сели на скамейку и Цветков продолжал:
- Если бы решили проблему мира, проблему разоружения, какие бы огромные средства можно бы было пустить на воспитание! Всё можно было б сделать. А то работаешь в трёх садах, потому что гроши нужны, и думаешь: "Скорей бы работа закончилась."  Даже если точно по инструкции работать по 4 часа каждый день, можно было бы из всех детей поголовно музыкантов сделать. Но ведь никто по инструкции не работает, потому что платят мало и один сад тебя не удовлетворяет, минимум 2-3 детсада нужно, чтобы прилично содержать семью, кормить детей. Заведующие детсадами хотели бы, чтоб музыкальный работник работал по инструкции, но вынуждены считаться, потому что не найдут такого, который бы весь день тратил на один-единственный детсад, получая столько. Правда, говорят прибавят скоро. Не знаю, намного ли. Но всё равно это будет лучше. Если создать хорошие материальные условия, можно многое сделать и приблизить этот самый коммунизм поближе... 
- Пошли, надоело сидеть, - предложил Алик.
И мы опять пошли в парк, попили воды и уселись на скамейку перед оживлённой, ярко освещённой танцплощадкой. 
- Я на днях уеду, буду работать в Мордовии. Не слышал,  такой город Ковылкино есть? Там жена, а скоро ребёнок будет. Вот... Нельзя сказать, что между нами дружба (это слово не может объяснить наши отношения), но какое-то духовное родство есть, и я бы хотел знать, как у тебя в дальнейшем сложится жизнь, поэтому ты можешь написать мне.
Он вырвал листок из записной книжки и написал на нём свой адрес: "МАССР, г. Ковылкино, ул. Пушкина, 16.
Он насмешливо поглядел на танцплощадку, где вовсю буйствовал  твист:
- И что хорошего находят в этих скачках? Или взять абстракционизм, например. Всё это не настоящее и я такого не приемлю.  Вот. Итак, скоро я уеду  В детсадах вместо меня уже есть кому работать. Вот только 14-й детсад. Это лучший детсад из всех, где я работал. Там мне работалось лучше всего и вообще была хорошая атмосфера. Туда должен пойти опытный, знающий чувак. Конечно, мне до лампочки, кто там будет работать, когда я уеду, но обычно, когда тебе делают добро, хочется ответить тем же..

До-ре-ми...

Мы расстались поздно, но я ещё зашёл в училище (в это время там ещё занимаются), где встретил Иру Шигареву. Не помню подробно, о чём она болтала, но снова, как когда-то, язвила и пыталась  подкусить.  
- Оставь, Ира, я уже не тот, каким был год назад, - пытался я её урезонить, но она вошла в раж. Я разозлился не на шутку:
- Хватит, в самом деле!
И крикнул, уходя:
- До-ре-ми-до-ре,до.
На музыкальном, всем студентам известном, языке, это означало бранное ругательство, которое говорят, когда хотят кого-то куда-то послать.
Вот так. И она поняла, что со мной нельзя уже так. И больше со мной ни разу в подобном духе не разговаривала.

Ещё об Алике Цветкове

При встрече с Цветковым я, не помню в связи с чем, спросил его, летал ли он на самолёте.
- Летал, - ответил он. - И не в качестве пассажира. 
- А как же?
- Ещё в армии я учился в лётном училище. Проучился два года, летал на самолётах...
Однажды при самостоятельном полёте Цветков, почувствовав простор, стал выделывать в воздухе такие виражи, что был выгнан из училища за "воздушное хулиганство". 
- Потом армия. После армии работал в разных местах: на шахте, на паровозе, помощником машиниста - и вот пришёл в училище, окончил его...

(Продолжение следует)