Начало романа

Предыдущая часть

1964,
июнь-июль

Всюду были грязь, мусор, и нам (человек десять парней - пионервожатые, баянист, физрук и прочие) пришлось в первую очередь очищать территорию лагеря от всего этого. А вокруг чувствовалась такая летняя, лагерная, сосновая атмосфера. А мы вооружились мётлами и наводили чистоту. Потом ездили на машине по узенькой дорожке от одной собранной нами мусорной кучи к другой и забрасывали в кузов зловонные помои. Опять садились в машину и сгружали всё это на свалку. К обеду шумной ватагой пришли в пустую столовую и ели в неограниченном количестве макароны с мясом.
На следующий день приехали почти все девушки-пионервожатые, появились девушки и на кухне. Ребята приободрились, засияли, зашутили. На большую поляну стали прибывать машины с пионерами: мальчишками, девчонками. Было много суетни. Бегала начальник лагеря, бегала старшая пионервожатая, бегал... - нет, степенно расхаживал и басил дикторским голосом (кстати, он и работал диктором на радио) старший воспитатель.
Детей по возрасту разделяли в кучи, группы, прикрепляли к ним вожатых и группы одна за другой уходили к своим корпусам. Одному отряду не хватило вожатого и меня временно прикрепили к нему. Я включился во всеобщую суетню и довольно бодро  скомандовал  построение  отряда и мы пошли под весёлый ребячий говор. Подошли к корпусу, где мне на помощь пришла девушка-воспитательница, и я оставил ей отряд.
 

Резвая жизнь

Вечером состоялась первая  планёрка.  Собрались в пустой комнате, уселись кто где, в основном на кроватях. Я впервые присутствовал  на таком заседании в качестве воспитателя, а не воспитанника, и хотя всё, что говорилось о порядке в лагере, о том, чтобы все в "тихий час" спали и без разрешения старших не подходили к реке и т.п. - было мне  давно известно, но говорилось это теперь под несколько другим углом, с точки зрения воспитателя и поэтому для меня - немножко не  обычно. Но вот вышла старшая пионервожатая Татьяна Васильевна и  начала говорить об эстетическом воспитании, сказав, что расстановка кроватей в комнате - тоже эстетика, что кровати со спинками  одинаковой высоты должны стоять рядом, а другие - отдельно. И мы с Петей переглянулись, улыбаясь.

Какая уж здесь эстетика, если в первую очередь она должна заключаться в воспитании. Не приходится говорить об эстетике, если вся работа идёт по шаблону и главная забота начальника лагеря и её мужа - старшего воспитателя Королёва и старшей пионервожатой - это как бы чего не вышло. Подальше от всех грехов! Из-за боязни ответственности - не пускать детей купаться на реку: как бы кто не утонул. Не пускать в походы - как бы не упали с горы и не разбились, как бы не промочил дождь и не заболели бы. Из-за этого "как бы"  - лишать детей жизнерадостного наслаждения природой, лишать настоящего весёлого пионерского отдыха.
Такие мысли возникали у меня за те десять дней, которые я провёл в пионерском лагере. Возникали и гасли посреди прекрасной природы, чудесного лета, яркого солнца. Не думалось об этом и в дни коллективных пьянок.

Меня, 16-летнего паренька, воспитательница представила 11-летним пионерам моего отряда как Бориса Ильича. Ещё и на планёрке Королёв сказал:
- Нечего либеральничать. Пусть называют по имени-отчеству.
Было немножко стыдно, но лестно. Я смотрел на говорливых, резвящихся "своих" пионеров, понимая, какое расстояние лежит между их возрастом и моим. Мне даже казалось, что сам я в 11 лет был более серьёзным и уже о многом думал и размышлял. 
А в самом старшем, первом отряде, были моего возраста 16-летние девочки, которые "урезав" себе возраст, попали в лагерь. Милые пионерочки!

Жизнь была в общем резвая, мотаться приходилось целые дни. То дежурство на кухне (нужно было открыть двести промасленных консервных банок с мясной тушёнкой). То смотри за своим отрядом, чтобы никуда перед обедом не разбежались, вовремя построились и спали во время тихого часа. 
Я старался найти со своими пионерами общий язык, обращался просто, хотя иногда приходилось кричать, призывая к порядку. Они видели мою молодость, старались избегать обращаться по имени-отчеству, хотя говорили мне "вы". А когда один отчаянный пацан сказал мне "ты", все остальные (девчонки в особенности), зашипели на него: "все называют на вы, а ты что, особый что ли?"
Я решил, что нужен твёрдый порядок и вскоре приучил своих пионеров, чтобы называли меня по имени-отчеству. Постоянно поправлял их, когда они, говоря "Борис", забывали добавлять "Ильич".
Решил это сделать во имя порядка, хотя до приезда в лагерь был другого мнения. В этом мнении меня убедила книга, я же убедил Петю, то бишь Петра Емельяновича, который до лагеря также соглашался с моим мнением.

...И книжные знания

Книжка эта называлась "Иду варить сталь" Ильи Туричина (Изд-во "Молодая гвардия", 1962 г.).
Я приведу из этой книги несколько выдержек:
"...Было ей не больше 20, сама ещё училась заочно, но было у молодой учительницы то, что называется призванием, талантом.  ...Ребячьи беды и радости волновали её по-настоящему, и ребята чувствовали это и шли за ней... Тогда и появился этот удивительный, свято соблюдающийся и  по сей день "договор о дружбе". Антипедагогичный, немыслимый, неприемлемый, против которого восстала бы вся прославленная Академия педагогических наук. Ученики и учительница перешли на "ты". Ребята говорили молодой учительнице "Катя", "ты" - и она не делала больших глаз и не надувалась от учительской лжеважности. Правда, надо отдать справедливость ребятам - они неплохо учились и никогда на уроках не позволяли себе излишней фамильярности с учительницей. (А мы пионервожатого, почти сверстника, друга своего, звали по имени-отчеству, так велели академики)"
Я был согласен со всем этим, но сталкиваясь впервые на практике со сложнейшим делом воспитания, я не всегда получал тот результат, который добивался.

Пионервожатым я пробыл всего полтора дня. Столь короткий срок в лагере казался тянущимся необыкновенно долгими минутами, часами, до отказа заполненными всякими мелкими делами и заботами. Но дали они мне больше, чем иные однообразные недели. 
Я словно вновь увидел детство, но не таким, каким видел его, будучи сам в детском возрасте. Увидел его более обыденным и простым. Да, всё и проще, и сложнее.  Мои пионеры, мне казалось, всё же прислушиваются ко мне и понимают меня. В свободное время я сидел на скамейке с девочками моего отряда, расспрашивал, где они живут, как учатся. Они отвечали, смущённо улыбаясь.
После меня к ним пришёл вожатый Коля и эти же девчонки признались мне, что со мной им было лучше.

Работа в кружках

А я стал вести конструкторский кружок и кружок художественного чтения. Набрал несколько коробок металлических деталей, из которых можно было собрать миниатюрный "москвич", модель подъёмного крана и др. В основном у меня были ребята из старших отрядов, на 2-3 года моложе меня. Здесь было бы смешно,  неумно и бессмысленно приучать их называть меня по имени-отчеству. Они говорили мне Борис, ты и я от них отличался только более покровительственным, "организационным" тоном. 
Они где-то доставали папиросы и не стеснялись курить при мне.  Я только говорил им, чтоб смотрели по сторонам (мы собирались в беседке на открытом воздухе), как бы не прошёл начальник лагеря или старшая пионервожатая, а то "попадёт и вам, и мне". 
Если некоторые из них начинали ссориться из-за деталей, я прикрикивал на них, грозясь выгнать из кружка. И они примолкали. За всем непонятным в сборке деталей они обращались ко мне. Я не увлекался с детства ничем подобным и разбирался в этой технике не больше их. Но управлять кружком всё же надо было, от этого зависел мой авторитет, и я важно предлагал  им:
- Давайте разберёмся!
И все вместе начинали разбираться в сборке корпуса макета подъёмного крана. Это было не так сложно, в книжке всё объяснялось, и коллективными усилиями, но словно бы с моей помощью, всё делалось хорошо и правильно.
В кружке художественного чтения у меня было человек 12, в основном девочки почти всех возрастов, от 9 до 14 лет и несколько мальчишек 10-13 лет.  Обращались они ко мне по имени. Девчонки помладше говорили мне "вы", мальчишки запросто на "ты", а девочки 12-14 лет смущались и избегали фраз, в которых непременно требовалось сказать "ты" или "вы". Мы читали книжки, я задавал разучивать стихи Пушкина, Лермонтова, пионерские стихи советских поэтов, а старших приучал к лирике Есенина и Блока.

В сегодняшний день

8 мая 2016 г. Дочь моего друга юности Петра Распопова Маша внесла сегодня небольшую поправку в свою свадебную фотографию . Вернее,  в мою подпись под фотоснимком. Она сообщила что справа - не свекровь и свёкор невесты, как я ошибочно подумал и подписал, а её родные бабушка и дедушка по материнской линии (или папины тесть с тёщей). Дедушка за это время (пять лет после свадьбы) уже умер. Мама Маши на 10 лет моложе папы. Превосходная семейная фоторафия русских австралийцев.
А мы вернёмся в лето 1964-го.

Взвейтесь кострами...

Через несколько дней после начала сезона устроили торжественное открытие лагеря. Вечером зажгли костёр.
 

(Продолжение следует)