Начало романа здесь

Предыдущая часть

1964,
февраль - апрель

Итак, я разговариваю с тобой только как с сознательным человеком.
О твоих не совсем успешных делах я узнал несколько раньше, чем получил твоё письмо. Это не может меня не беспокоить. А твои "знания" по химии и муз литературе меня просто бесят. Как же так!!? Химия - предмет, успешно усвояемый самыми примитивными посредственностями, - и вдруг двойки! Борис, это никуда не годится. Ты демонстрируешь своё нежелание заниматься. А муз.лит-ра?! Что мешает успешно заниматься по этому предмету? К сожалению, я не знаю подробно о твоих делах в остальном. Но, говорят, тоже не блещешь. Борис, сейчас ты должен откинуть все посторонние дела и мысли в сторону и вплотную приступить к занятиям по всем предметам. Вспомни  наши частые разговоры в прошлом. Ведь сколько было сказано о трудностях, с которыми придётся столкнуться на этой стезе, о том, вообще, коварном пути в искусстве. И твоё вдохновенное желание быть в искусстве я принял не меньше, чем за клятву в преодолении всех трудностей, стоящих на пути этого быть. Ты уже юноша, взрослый человек, и ты должен ясно осознать, что легко в искусстве ничего не может быть. Даже этого слова - легко. Борис, засучи повыше рукава, и с жадностью, с желанием обеими руками хватай с самого низа все знания. Только так можно достигнуть желаемого. Я никак не могу понять - в чём дело? Что является тормозом в учении? Презирай ты этот тормоз, уничтожь его.
Очень хочется слышать о тебе только хорошо. И ты сможешь добиться этого. Ты должен взяться за дело крепко и победить его.
Да, о твоём мнении о преподавателях. Не могу не согласиться с твоей характеристикой Савсерису и Свирскому. Но здесь нужно успокаивать себя тем, что это люди старой школы, старого воспитания. Они и учились-то в гимназиях. Как педагоги, они отживают свой век. На смену им приходят новые молодые специалисты, вооружённые не меньшими знаниями, чем они, но с лучшей методикой и большим, конечно, тактом. А в отношении их пренебрежительно-барского отношения - так плюнь на это! Они не только к ученикам, но и к коллегам не лучше относятся.
А Александра Михайловна действительно прекрасный человек. О каком директоре ты говоришь? О Леониде Георгиевиче, да? (Я слышал, что директор сейчас другой).
Невольно мысли возвращаются к твоей учёбе. Как ты умудрился нахватать двоек (я уже не говорю о тройках)? Ведь даже если это двойки нелюбимых твоих преподавателей - всё равно они не могут не играть своей отрицательной роли. Всегда помни, что оценка - как бы она ни была банальна, -  полученная в 1-ом, 3-ем, 8-ом классах, в училище, не может не влиять на тебя в  твои 20, 30, 40 лет. Потому что человек - это, кроме всего, и сумма знаний, заключённых в нём. Очень хочется, Борис, чтоб ты понял всё и не огорчал меня своими неудачами.
Теперь о твоей переписке с Любой. Эту дружбу - юношескую, чистую - нужно только приветствовать. Прочитав эти письма, мне невольно вспомнились мои 16-17 лет. Правда, они были несколько другими (я тогда уже работал), но эти отношения были свойственны и мне. Вообще, эти отношения настолько сложны, что говорить о них в письме - не хватит многих тетрадей. Во всяком случае, тебе эту дружбу надо обязательно поддерживать. Мне кажется только, что Люба идеализирует тебя, приписывает тебе лишние хорошие качества.
Письмо получилось слишком большим, а всё равно, и десятой части того, что я хотел сказать, - я не сказал.
Пиши,Борис, подробно о своей учёбе, своих делах. Слушал ли ты Хабаровский симфонический оркестр? Мне прислали вырезку из газеты и  я читал "Дневник" Шишлова. Как дела у Володи Чечурова? Привет передавай всем выпускникам, Александре Михайловне, Леониду Георгиевичу, Шапкину.
Ну ладно, о многом поговорим в следующих письмах. Пиши. Жду.
С приветом - 
                        Валерий Михайлович.
12.04.64 г.
P.S. За все исправления извини, письмо писал ночью, сосредоточиться было трудно. В.М."

Да, Валерий прав, говоря, что она меня идеализирует...

Снимок находился в восьмой тетраде Дневника. Запись на  обратной стороне: 
"Весной 1964 г.  пригревало солнышко и ребята всё чаще стали выходить на улицу перед училищем.  Слева направо: 1). Виталий Маслов. 2) Виктор Андросов. 3). Володя Чечуров.. 4) Вовка-цыган. 5) Лёша Донской. 6). Петя Перминов. 7). Я. 8). Саша Голубинский".

О Серёже Егорове

Среди студентов была личность "примечательная" - Серёжа Егоров. Именно с ним связаны, если не полностью, то в немалой степени, происходящие  в моём характере изменения.
Его  влияние  на меня было отрицательным. В том смысле, что я не захотел быть на него похожим. И  наоборот, положительное влияние на меня оказали Распопов Петя и позднее Алик Цветков, о котором я ещё  напишу  Они увлекли меня своими взглядами на жизнь и дали то направление,  в котором я стал впоследствии развиваться.  

Серёжа Егоров был членом комитета комсомола училища, заведовал учётным сектором.
Невысокого роста, плотного сложения, в больших очках, лет двадцати. Лицо его имело какой-то совершенно неопределённый, безликий оттенок. В нём присутствовала какая-то расплывчатость, бесформенность. И ещё мягкость. Но не мягкость доброго человека, а скорее всего беспомощность и неумение человека, который из-за этой беспомощности ставит себя в смешное положение.
Впрочем, к чему его долго описывать? Вот передо мной его фото, которое я сейчас отыскал среди груды бумаг и писем. Снимок грубый, но реалистичный. Серёжа снят с баяном в руках какими-то шутниками на фоне туалета, когда его закрыли на ремонт.  (Снимок мной не найден. - Б.К., апрель 2016).

В училище классов не хватало и баянисты часто занимались в коридорах, на лестничной площадке. Но до такого, как Серёжа, ещё никто не додумался. Кстати, занимался он очень усидчиво, ежедневно по 6-7 часов мучил баян. Но как о баянисте, о нём отзывались плохо. Программка его была слабенькая и, мне кажется, держали его только из-за его исполнительности и "идейности". Беру это слово в кавычки, потому что в моём представлении идейность - это нечто другое. 
Первое наше знакомство началось с выставки. В училище устроили выставку картин Дома народного творчества. Картины были разные. Некоторые довольно смелые и спорные. 
И висела на гвозде тетрадь для отзывов. Серёжа написал отзыв, в котором были  общие слова и пожелания. Но одна картина ему не понравилась. "Мать партизана" - кажется так она называлась. Серёже не понравилось, что мать партизана такая скорбная и что нет в ней выражения боевого духа и ненависти к врагам.

(Продолжение следует)