Предыдущая часть

1963
Последние дни марта

Значит нужные книги ты в детстве читал

- Я бы советовал тебе почитать вот эту книгу.
Книга оказалась томиком Максима Горького. Учитель сел рядом со мной и развернул книгу. Полистав её, он нашёл то, что искал, и проникновенным, выразительным голосом сказал:
- В этой книге есть очень интересные и полезные рассказы. Вот рассказ "Часы".
Ты только послушай.
Учитель начал читать. Он читал не как артист, но всё же это была удивительно красивая речь. Звуки его голоса лились и всё сразу становилось ясным, понятным.  Он читал, проникая в самую сущность рассказа:

"Тик-так, тик-так!
Ночью в тишине и в одиночестве жутко слушать бесстрастное красноречие маятника часов: звуки монотонные и математически правильные, однообразно отмечающие всегда одно и то же. - неустанное движение жизни. Тьма и сон объемлют землю, всё молчит, лишь часы холодно и громко отмечают исчезновение секунд... Маятник стучит, и с каждым звуком жизнь сокращается на секунду, которая уже не вернётся к нам. Откуда являются секунды и куда они исчезают? Никто не ответит на это... И есть еще много вопросов, на которые не отвечено, есть другие, более важные вопросы и от разрешение их зависит наше счастье. Как жить, чтобы сознавать себя нужным для жизни, как жить, не теряя веры и желания, как жить, чтобы ни одна секунда не исчезала, не волнуя души и ума? (Подчёркнуто в книге В. М. Рублёвым - Б.К,, декабрь, 2015). Ответят ли когда-нибудь на всё это часы, движению которых нет конца, что скажут на это часы?
...Нет ничего на свете бесстрастнее часов...
...Ничто, никогда не волнует их и не дорого им. Они равнодушны, и нам, если мы хотим жить, нужно создавать себе иные часы, полные ощущений и мысли, полные действий...
Тик-так, тик-так!
В неустанном движении часов нет неподвижной точки, - что же мы называем настоящим? За одной родившейся секундой рождается вторая и сталкивает первую в бездну неизвестного...
Тик-так! И вы счастливы. Тик-так! И вот вам в сердце вливается жгучий яд горя, оно может остаться на всю жизнь с вами, на все часы данной вам жизни, если вы не постараетесь наполнить каждую секунду вашей жизни чем-либо новым и живым.
Страданье соблазнительно. (Подчёркнуто мной на странице  дневника - Б.К., декабрь 2015). Это опасная привилегия: обладая ею, мы обыкновенно не ищем другого, более высокого права на звание человека...  Всего же полнее и интереснее жизнь тогда, когда человек борется с тем, что мешает ему жить. В борьбе незаметно промчатся тоскливые и скучные часы. (Это место карандашом подчеркнул мой учитель). Тик-так, - тик-так!
Жизнь человека до смешного кратка. Как жить? Одни упорно уклоняются, другие всецело посвящают себя ей.
...Первые на склоне дней будут нищи духом и воспоминаниями, вторые - богаты и и тем, и другим".

- Разве можно уклоняться от жизни? - перебил я вопросом Валерия Михайловича, - все люди живут, но каждый по-разному.
- Да, те люди уклоняются от полноценной, хорошей жизни.
- Но ведь в понимании каждого человека хорошее звучит по-разному.
- Я имею в виду, Борис, то хорошее, что проходит в сознании большинства советских людей.
Я задал ещё много вопросов, стараясь понять то, что говорил Горький, о чём говорили мы с Валерием Михайловичем. А мой учитель продолжал читать:
"...Стремление вперёд - вот цель жизни. Пусть же вся жизнь будет стремлением. и тогда в ней будут высоко-прекрасные часы. Люди... боятся смерти, хотя никто не избежит её, как это известно. Неизбежное - законно. Ведь человек с той поры, как явился на землю, всё умирает, и к этому надо привыкнуть, пора. Сознание выполненной задачи может уничтожить страх смерти, и честно пройденный путь жизни даёт покойный конец.
Тик-так... И от человека остаются только дела его. И прекращаются для него часы вместе с его желаниями, и наступят иные часы - часы оценки его жизни, суровые часы.
Тик-так... Один, если он и велик, всё-таки мал. Необходимо понимать друг друга: ведь все мы говорим темнее и хуже, чем думаем. Человеку не хватает многих слов, чтобы открыть своё сердце пред другим, и поэтому много крупных и важных для жизни дум пропадает бесследно оттого, что для них своевременно не нашлось нужных форм. Рождается мысль, есть искреннее желание воплотить её в слова...,  а слов - нет. 

Я в мае 1963-го

Больше внимания к мысли. Помогайте рождаться ей, она всегда окупит ваш труд. Везде и во всём есть мысль - даже в трещинах камня вы прочтёте её, если захотите этого. Если люди захотят, они будут владыками жизни, а не рабами её... Только бы явилось желание жить, гордое сознание силы своей, и вся жизнь представит собой прекрасные часы, полные явлений силы духа,  поражающие благородством подвигов - великие часы.
Тик-так, тик-так!
Да здравствуют сильные духом, мужественные люди,- люди, которые служат истине, справедливости, красоте!
...Освещая жизнь ярким пламенем, они заставляют прозревать даже слепых. Нужно, чтобы прозрели слепые, которых так много, нужно, чтобы все люди с ужасом и отвращением увидели, как груба, несправедлива и безобразна их жизнь. Да здравствует человек, владыка своих желаний! Весь мир - в его сердце, вся боль мира, все страдания людей в его душе.
Зло и грязь жизни, ложь и жестокость её - его враги; все часы свои он щедро тратит на борьбу и жизнь его полна буйных радостей, красивого гнева, гордого упрямства...
...Есть только две формы жизни: гниение и горение. Трусливые и жадные изберут первую, мужественные и щедрые - вторую; каждому, кто любит красоту, ясно, где величественное..."

Брат Виктор, 1962-й, на 3-м курсе мединститута.
 

Закрыв бережно книгу, Валерий Михайлович взглянул на меня. Много мыслей, чувств и откровений вызвали во мне прекрасные слова Максима Горького. Только теперь я понял всё величие, всю человеческую красоту этого писателя. А мой учитель продолжал говорить. Голос его, часто шутливый, когда нужно - твёрдый, как сталь, был теперь мягким, задушевным:
- Я тебе не говорил, Борис, еще до поступления в музучилище, я перебрал много профессий. Был и слесарем, и арматурщиком, и бетонщиком. Помнишь, мы проходили механический цех завода, - там я работал механиком. Да, Борис, я знаю жизнь. Поэтому я терпеть не могу всякого рода стиляг и тунеядцев.
Он разволновался, закурил, прошёлся по комнате.
А я думал над всем этим. Это было удивительно и странно. Во мне что-то переламывалось, находило новую форму и я чувствовал, что что-то произойдёт, может не сразу, не сейчас, может будет ещё борьба, борьба с самим собой, но пройдут года, возможно много лет пройдёт и в моей душе что-то произойдёт. Толчок дан...
Перечитывая строки Горького, вдруг... Не может быть! "Тик-так! И от человека остаются его дела... Сознание выполненной задачи может уничтожить страх смерти".
А для кого? Кому нужны эти дела? - Людям! Но ведь люди смертны, они умрут и мои дела для людей исчезнут в бездне времени. Сердце похолодело от этих мыслей. И вдруг: догадка! Как молния, ответ на вопль моей души пронзил мозг: человечество!!! Люди умирают, а человечество живёт вечно. Значит, нужно, чтобы твои дела не забыло человечество.



Я нашёл выход для самого мучительного вопроса. И на душе у меня стало светло и радостно. На время я забыл всю философию. Мне было весело и без её помощи, а может быть наоборот - с её помощью... А говоря без лишних слов, - просто хорошо!
Опять я стал обыкновенным пятнадцатилетним мальчишкой...
Мой учитель заметил мою радостную улыбку.
- Я вижу, ты повеселел. Отлично! Прогуляться со мной не хочешь?
- Идёмте! - кивнул я головой.
Накинув пальто, мы вышли на улицу. "В жизни всё бывает. И хорошее, радостное. И горе. Есть и счастье - без него нельзя. Много чувств, много бурных восторгов! И вообще жизнь прекрасна и удивительна",- такие чувства и мысли роились в моей голове и отражались в моём сердце. А мы шли по ночной Чите. Зелёные огоньки неоновых ламп подмигивали нам. Они светились разноцветным огнём в названии продовольственного магазина, на щитах реклам и вывесок.
В просторном продовольственном магазине, заполненном ярким электрическим светом и множеством людей, Валерий Михайлович купил несколько "чекушек". Запасся и портвейном. И опять мы бредём по ночной Чите.
- А красива Чита вечером? - с каким-то особенным восторгом и любовью говорит мой учитель.
- Очень! - В тон ему отвечаю я. 
- Наверное, намного лучше Сретенска! - смеётся он.
- А чем Сретенск плох? - удивляюсь я.
- По сравнению со Сретенском, это - Нью-Йорк.
- Да, хороша сейчас Чита! - говорю я в ответ и вдыхаю вечерний весенний воздух.
Прошло несколько минут - и мы дома. Я  сижу один в боковой комнате. Комната расположена очень удобно. Здесь живут Сергей, я и студент-первокурсник мединститута Лёва. Ну о нём скажу потом.
А пока я сижу за столом у раскрытого окна и... ни о чём не думаю, потому что у меня шикарное настроение. Я и не заметил, как открылась дверь и появился Валерий Михайлович:
- Ну, идём, Борис!

(Продолжение следует)