Christina Georgina Rossetti

                                          КРИСТИНА РОССЕТТИ.

 

                      Кристина Россетти провела детство в двух местах: Шарлот Стрит и Холмер Грин. Её родители - Франсис и Габриель Россетти купили дом на Шарлот Стрит в Лондоне, когда поженились. Здесь родились все их четверо детей. В 1836 году Габриель решил, что семье необходимо перебраться в более просторный дом на той-же улице. Они переехали из дома № 38 в №50. Габрель писал в письме другу:"Я был обязан сменить дом, так как моя семья достигла этапа, когда необходимо отделить мальчиков от девочек любой ценой, а в старом доме мы этого сделать не могли." Согласно книге Митчела "Повседневная жизнь в викторианской Англии", семьи верхнего среднего класса жили в домах с не меннее чем десятью комнатами. Дом Россетти, чьё финансовое положение резко менялось с течением лет, отвечал требованием дома верхнего среднего класса. В нём было две комнаты на первом этаже, две на втором, пять или шесть спален на третьем и четвёртом и кухня в подвале.

    Семья Россетти проводила много времени в доме дедушки Полидори на Холмер Грин. Кристина со сёстрами часто приходила сюда с матерью, оставляя Габриеля дома. Позже Кристина признавалась своему другу Маккензи Беллу, что сад на Холмер Грин очень подействовал на её воображение. Полидори в конце концов переехали на улицу Рейгент Парк в Лондоне, недалеко от дома Россетти.По словам Габриеля коттедж был удивителен, с каминными досками из белого мрамора, каминами из полированной стали и канализацией, лучше которой по словам хозяина дома, не сыщешь во всём королевстве. Габриель добавлял, что их дом по сравнению с дедушкиным казался могилой.

        Кристина Россетти не всю свою взрослую жизнь провела на Шарлотт стрит. Она и семья в конце концов переехали в дом №30 на площади Торрингтон, прозванной Длинным Торрингтоном Данте Россетти. Как и многие дома в Лондоне она была застроена домами, кирпич которых от времени, сажи и погоды потерял свой оригинальный цвет. Кристина была затворницей, но многие посещали её в этом доме. Маккензи Белл был одним из них и описал дом в книге о Кристине. Он пишет:"Я всегда чувствовал, что дома, населённые людьми с идиосинкразией или гениями, необъяснимым образом приобретают своиства их хозяев и никогда это чувство не было более сильным, чем в доме Кристины Россетти. Большинство её лучших работ отмечены спокойствием и контролируемой, хорошо упорядоченной печалью и пусть меня не считают фантазёром, когда я утверждаю, что именно этой атмосферой было пропитано жилище Кристины."

                                Christina Rossetti spent most of her childhood between two places: Charlotte Street and Holmer Green. Her parents, Francis and Gabriele Rossetti, bought a house on Charlotte Street in London when they first married. Here they had all four of their children. In 1836, Gabriele decided that it was necessary to move to a bigger house...down the street. They moved from 38 Charlotte Street to 50 Charlotte Street. Gabriele writes in a letter to a friend, "I was obliged to make this change; my family has got to a stage that it is necessary at all costs to seperate the boys from the girls, and in the old house we couldn't do so". According to Mitchell's Daily Life in Victorian England, upper middle class families lived in a house with no less than ten rooms. The Rossetti's, whose financial situation over the years fluctuated greatly, met the requirements of a proper upper-middle class house. There were two rooms on the ground floor, two on the first floor, five or six bedrooms on the second and third floors, and then a kitchen in the basement.

     Эта драпированная шелками дамских тонов - сумеречно-голубого, туманного серо-коричневого и медного спальня - поразительное место, свидетельствующее об итальянских корнях Кристины и её озабоченностью любовью и мирской красотой.

         Christina Rossetti Bedchamber. This fabric-draped bedchamber features feminine tones of twilight blue silk, misty taupe and copper-brown in a stunning space that celebrates Christina Rossetti’s Italian roots and her preoccupation with love and world beauty. The beautiful french canopy bed is the oldest in the home, originally from the 16oo’s. Because it is from such an earlier time, the bed is only a full-size and we recommend that no one over 5′10″ stay in the room because it is quite short. No queen or king-size beds back then!  This bedchamber also has a lovely carved wooden shelve and cupboard. It is perfect for the “travel-sized” couple or single woman looking to get away.

The cozy bath features an intimate , drapery-enclosed corner bath area with a whirlpool soaking tub,  and beautifully carved Italian mirror. This bedchamber is filled with dreamy romance.

        The Rossetti family spent much time at Grandfather Polidori's house at Holmer Green. Christina and her siblings would sometimes travel there with just their mother, leaving Gabriele by himself. Christina states later on in life to friend Mackenzie Bell that the garden at Holmer Green greatly effected her imagination. Polidori eventually moved to Reagent's Park in London, a short distance from where the Rossetti family resided. The cottage, according to Gabriele was marvelous, with "white marble mantlepieces, fireplaces of polished steel...and drains so good that the landlord says there are no better in the kingdom". He added "our house is sepulchre in comparison with it." 
     Christina Rossetti did not spend all of her adult life on Charlotte Street. She and her family eventually moved to 30 Torrington Square, where she lived for a majority of her life. Torrington Square, nicknamed "Torrington Oblong" by Dante Gabriel, fir in with the ordinary, dull-colored bricks used for so many London houses and because of time, weather, and soot, it was impossible to know what the original color had been. Christina was very much a recluse, but there were still many people that came to visit her in this house. Mackenzie Bell was one of them and commented on the house in a book her wrote about Christina Rossetti. He states:

"I have always felt that when houses were inhabited by persons of idiosyncrasy, or genius, they acquire in some inexplicable way some of the characteristics of their occupants...and never has this felling come upon me more strongly than in respect to Christina Rossetti's residence. About much of her best work there is a quietude, a controlled and well-ordered sadness, and I trust I shall not be deemed unduly fanciful when I say that I seemed to feel a like atmosphere whenever I entered her abode".

            Привычки Кристины были просты, она поднималась рано, обедала в час или два, третий раз пищу принимала вечером. Предполагали, что простота и регулярность её жизни во многом обуславливали способность восстанавливаться после болезни, удивлявшую докторов. Простота - прилагательное, очень часто применявшееся к Кристине. оно приложимо и к её выбору одежды. Когда Маккензи Белл впервые увидел её, на ней было чёрное шелковое платье, никаких украшений, мрачность наряда несколько скрашивалась только простенькими белыми оборочками на шее и запястьях. Мистер Шери описывал её платье, как квакерское из-за простоты покроя и скромности материала. Она одевалась таким образом отчасти из-за того, что только это и могла себе позволить, но главным образом потому, что не считала себя тщеславной женщиной. Она никогда не стремилась произвести впечатление на окружающих такими материальными вещами, как пышное платье. Возможно, что она не очень беспокоилась о тщеславии, так не имела в этом нужды. Всю жизнь ей говорили, что она красавица.

                 Rossetti's personal habits were simple. She rose early, dined at one or two o'clock, taking a third meal in the evening. Some believe that the simplicity and regularity of her life was probably the cause of the considerable recuperative power which frequently suprised her physician during her illnesses. Simplicity seemed to be an adjective used quite a bit for Christina. It applied to her choice of wardrobe as well. When Mackenzie Bell first looked at Christina, she was wearing a "black silk dress, she wore no ornaments of any sort, and the prevailing sombre tint was only relieved by some simple white frilling at the throat and wrists." Her attire was refered to by a Mr. Shary as Quaker like, due to the "simplicity of her dress and the extreme and almost demure plainess of the material." She dressed this way only partly because it was all she could afford, but also because she did not consider herself a vain woman. She never really cared to impress those around her with such materialistic things as fancy clothes. Perhaps she did not care much for vanity because there was no need for it; Rossetti had been told throughout her life that she was a beauty.

 

УЧАСТИЕ  В  БРАТСТВЕ.

      Кристина стала неофициальным, но весьма активным членом Братства, её поэмы печатались в журнале The Germ под псевдонимом Ellen Alleyn. Dream Land and An End, this poems appeared in the first issue of The Germ. Она участвовала в собраниях Прерафаэлитов, проходивших в фамильном доме на Charlotte Street. В возрасте 18 лет она позировала для картины Россетти The Girlhood of Mary Virgin (for Mary), а в 20 лет в том же образе для Ecce Ancilla Domini!, позировала она и для Холмана Ханта.

 

The Prince's Progress.

Time is short, life is is short, ' they took up the tale:

Life is sweet, love is sweet, use today while you may;

Love is sweet, and tomorrow may fail;