^{Сегодня я хочу поделиться с вами захватывающей историей, которую недавно услышал.}

Юноша из хасидской семьи, проходя по улице Жаботинского, соединяющей Бней-Брак с Рамат-Ганом, прочитал объявление, в котором говорилось: «Молодой человек, страдающий тяжелой болезнью, срочно нуждается в пересадке костного мозга. Все, кто готов помочь, удостоятся вознаграждения Небес…» Движимый состраданием, юноша отправился в поликлинику, чтобы сдать анализы. Когда через несколько дней ему сообщили, что он может стать донором, молодой человек обратился к лечащему врачу с просьбой позволить ему навестить больного, которому он готов был пожертвовать костный мозг. Войдя в палату, будущий донор увидел молодого человека, лишь немногим старше его самого. Между ними завязалась продолжительная беседа о болезни, о религии и о жизни вообще, беседа, которая сблизила их сердца и души…

По возвращении домой, молодой хасид рассказал отцу об этой волнующей встрече. Внимательно выслушав сына, отец спросил, кто этот больной и из какой он семьи. Узнав, о ком идет речь, отец в ужасе закричал: «Кто?! Он?! Этот!.. Только через мой труп! Я запрещаю тебе спасать сына этого человека!» Напуганный реакцией отца, сын промолвил: «Как же так, папа? Ведь это пикуах нефеш — спасение жизни!» Однако тот продолжал настаивать на своем.

Не понимая, что происходит с отцом, юноша обратился за советом к уважаемому раввину, который без промедления отправился к ним домой и попытался достучаться до сердца отца. «Почему вы так резко настроены против решения вашего сына?» — спросил раввин. В ответ он услышал: «Лишь благодаря тому, что я отношусь к вам с большим уважением, я не гоню вас из моего дома. Но если вы будете продолжать свои попытки убедить меня, я уйду сам!». Раввин сказал: «Ведь сказано в Талмуде, что тот, кто спасет хотя бы одну душу, спасет целый мир…» — но отец юноши остался равнодушным к этим словам. Более того, к глубокому изумлению присутствующих, он и в самом деле покинул дом!

Ошеломленный раввин обратился к сыну: «За этим скрывается какая-то большая тайна, которую нужно разгадать». «Отец мой — человек скрытный и немногословный, — сказал молодой человек, — но когда он выпьет немного вина, его сердце смягчается. На Пасхальном Седере полагается выпить четыре бокала. Может, вы придете к нам в конце праздничной трапезы, и отец тогда будет более разговорчив?..»

Так все и случилось. Раввин пришел к ним домой в конце Седера. Отец, пребывавший в благодушном состоянии от выпитого вина, обратился к нему: «Я прошу прощения за мое недостойное поведение в тот день и готов поведать историю, которая все объяснит…

Во время Второй мировой войны я жил в гетто в ужасных условиях. Несколько мужчин ютились в крошечной комнатушке, тяжело работали и практически не получали еды. Мой маленький сын был с нами, но немцы не знали о нем — мы спрятали его на чердаке и только по ночам позволяли ему выйти на прогулку, во время которой он ухитрялся украсть у немцев немного еды для нас. Тогда я и познакомился с отцом того молодого человека, с которым готов поделиться костным мозгом мой сын. Он работал на военном заводе в нашем городе и был единственным, кто мог управляться с уникальным станком, без которого невозможно было бы изготавливать взрыватели для бомб и снарядов. За это он получил у нацистов статус «нутциге юде» («полезного еврея») и пользовался их благосклонностью. Он гордо ходил по улицам гетто в сопровождении двух приставленных к нему телохранителей.

В один из дней этот «полезный» неожиданно зашел к нам в комнату, держа в руках дубинку. Он начал с силой стучать по стенам и потолку. Несколько досок с потолка отвалилось, и мой сын упал вниз. Пришедший схватил мальчика и выволок на улицу, закрыв за собой дверь. Затем раздались два выстрела, навеки ранившие мое сердце…

А теперь скажите мне, рабби, могу ли я его простить? Могу ли допустить, чтобы мой сын спас его сына?!»

«Я понимаю и уважаю ваши чувства, — сказал раввин, по лицу которого текли слезы, — но в чем вина его сына?! К тому же, возможно, за всем этим скрывается что-то, о чем мы не знаем — ведь пути Г‑сподни неисповедимы… Давайте пойдем и поговорим с этим евреем».

После долгих уговоров отец согласился, и они пришли домой к отцу молодого человека, нуждавшегося в операции. Отец донора узнал его сразу, встретившись с ним глазами, он едва не потерял сознание от волнения. Но удивительное дело — второй мужчина был точно так же взволнован!

«Я знаю — вы ненавидели меня каждый день каждого года, прошедшего с нашей последней встречи, — сказал он. — А я все это время мечтал еще раз увидеть вас, хотя до сегодняшнего дня был уверен, что сумею это сделать лишь в Мире истины!

…В тот день немцы хотели убить всех, кто находился в вашей комнате, потому что прознали, что там живет ребенок, который ворует у них еду. Чтобы спасти остальных, я сказал немцам, что сам убью мальчика, но когда я вытащил его на улицу, то понял, что не в состоянии это сделать. Охранники подняли свои винтовки, и я… застрелил их (звук двух моих выстрелов вы наверняка слышали, сидя в своей комнате). Нельзя было терять ни секунды, поэтому я не мог забежать к вам в комнату и сказать, что мальчика жив. Я спрятал его в одном из соседних домов, где жили мои знакомые поляки. Позже они перепрятали его в монастыре.

Когда я вышел от соседей, меня уже ждали немцы, догадавшиеся, что это я застрелил охранников. Они не убили меня, потому что нуждались в моих умениях и в моем станке, но это не помешало им избить меня до такой степени, что я лишился способности иметь детей…

После окончания войны я отправился в тот монастырь и попросил вернуть мне ребенка, которого прятали там. Будучи уверенным, что все его близкие сгорели в огне Катастрофы, я вырастил его, отдав ему все тепло и любовь своей души. Но этот мальчик, которого я называю своим сыном и который нуждается сегодня в пересадке костного мозга, на самом деле — ваш сын!!!»

…В каждом еврее заключены две сущности. С одной стороны, он — индивидуальность, состоящая из личных достоинств и недостатков и играющая свою собственную роль посланника Всевышнего в этом мире. С другой — являясь неотъемлемой частью еврейской общины, он способствует упрочению единства и святости народа Израиля в целом.

Возникает вопрос:

как эти две сущности соотносятся друг с другом? Являюсь ли я прежде всего индивидуальностью, а мои обязательства и отношение ко всему народу Израиля вторичны, либо я в первую очередь частица великого целого, и только во вторую — человек со своей индивидуальностью? Может ли моя деятельность на благо общества быть для меня важнее моих личных задач? Может ли моя работа, как части общины Израиля, отвлекать меня от выполнения моей собственной миссии в этом мире?

На этой неделе мы читаем две главы из Торы: «Ваякѓейль» и «Пкудей». Обе они посвящены вкладу евреев в строительство Мишкана.

Когда мы говорим о Мишкане и его утвари, возникает проблема соотношения по признаку важности между каждым отдельным предметом утвари и всем Мишканом в целом. Существуют три способа ее решения. Точнее — это три взгляда на все общности, состоящие из различных единиц.

1. Каждая единица не имеет собственного значения, но собранные вместе они создают общность — и только тогда обретают смысл. Например, одна нить цицит не несет никакого особого смысла, но, соединившись вместе, все четыре нити обретают значение цельной сущности — детали талес, облачаться в который нам предписано Торой, и это несмотря на то, что каждая нить в отдельности не имеет собственной ценности.

2. Каждая единица имеет свою особую ценность, даже без присоединения к общности. Но объединившись в одно целое, они обретают еще одно новое значение, которого раньше у них не было. Например, каждый еврей сам по себе является сущностью человека с его собственной святостью, как еврея. Но когда объединяются десять сынов Израиля и составляют миньян, они обретают дополнительную святость, которой они не обладали раньше.

3. Каждая единица не имеет собственной ценности, но когда такие единицы создают общность, то, помимо важности всего целого, каждая из них также получает свою собственную значимость в составе большой общности. Например, каждое из храмовых помещений не имеет собственной значимости без Храма. Но после того как строительство Храма закончено, после создания общности, каждая единица получает святость и свою уникальную ценность.

Те же самые признаки проявляются в предметах храмовой утвари по отношении ко всему Мишкану. С одной стороны, каждый из них не обладает своей собственной ценностью, не имеет самостоятельного значения, они только части большого целого — Мишкана. С другой стороны, можно сказать, что все они имеют свое значение и содержание, но после того, как объединяются вместе в Мишкане, они получают дополнительные содержательность и святость — святость всего Мишкана. А еще можно сказать, что все предметы сами по себе не имеют смысла, но после строительства Мишкана каждая его часть получает свой собственный смысл.

Осознание этих положений необходимо не только для теоретических дискуссий, но и для практических ѓалохических установлений.

Как мы знаем, каждая заповедь должна быть исполнена человеком сознательно и с кавоной — намерением. Тем более такое важное дело, как изготовление предметов храмовой утвари для Мишкана.

Рамбам («Мишне-Тора», «Законы Храма», 1: 21) пишет, что все принадлежности с самого начала изготовления делают «специально для Храма» и их следует изготавливать во имя святости.

Возникает вопрос: какой именно святости?

Святости общности — Мишкана, святости данного конкретного предмета или святости Мишкана и его утвари вместе?

Ответ на эти вопросы мы найдем в недельных главах, читаемых в эту Субботу: «Ваякѓейль» и «Пкудей».

Название первой из них, которое переводится «и собрал», имеет смысл «общность», объединение всех составляющих вместе, создание одного большого целого.

А название второй, «вот исчисления», означает перечисление и подсчет каждого предмета, при котором каждая деталь учитывается как единица, каждая имеет свой вес и значение. При этом глава «Пкудей» следует после главы «Ваякѓейль», потому что, прежде всего, необходимо «собрать», важна общность, а когда она сложилась, можно заняться учетом единиц, в котором каждая получает свой уникальный смысл.

Когда мы строим духовный Мишкан, о котором Всевышний сказал:

(Шмойс, 25:8): «И Я буду обитать среди них»

(«среди них» — в среде народа Израиля), мы сталкиваемся с двумя аспектами:

С одной стороны, создание народа Израиля, единого организма, где отсутствие даже одного еврея нарушает целостность всей общности.

С другой стороны, каждый еврей, независимо от своего положения, — это целый «мир». Более того — каждый должен сказать: «Мир был создан для меня».

Но тогда человек может подумать, что в первую очередь существует его особое предназначение, и лишь в дополнение к этому он — часть народа Израиля. Тора говорит нам на это, что описания изготовления каждого предмета храмовой утвари самого по себе, с его особенностями и техническими характеристиками, составляют лишь часть главы «Ваякѓейль». Это означает, что, прежде всего, «я» каждого еврея является составной частью «Мишкана» — единого народа Израиля. Вот почему во время утренней молитвы, перед тем, как мы обращаемся к Всевышнему с личными просьбами, мы включаем себя в единство народа Израиля, произнося: «Принимаю на себя заповедь «Возлюби ближнего своего, как самого себя». А сама молитва построена в форме обращения от множественного числа: «Даруй нам», «Верни нас», «Исцели нас» и т. д.

С другой стороны, когда мы делаем что-то полезное для общества, не нужно думать о том, что это наносит нам ущерб и умаляет наше личное достоинство, что в угоду общественному благополучию мы отказываемся от самосовершенствования и собственного процветания. Потому что после главы «Ваякѓейль», как ее продолжение, в ту же Субботу читается глава «Пкудей», которая отражает вклад и значимость каждого предмета в отдельности. Каждый предмет был отмечен и преподнесен Моше отдельно, с его собственной ценностью. Подобно этому, если мы являемся частью целого и творим на благо общества, это свидетельствует о важности и значимости нашей личности.

Точно так же сотни тысяч букв составляют вместе один Свиток Торы, они создают «и собрал» (ваякѓейль). С другой стороны, Свиток считается кошерным только тогда, когда каждая буква в нем имеет свою важность и святость, написана определенным образом и с определенным интервалом, и все они «исчислены» (пкудей). А когда есть недостаток в написании хотя бы одной буквы — вся Сефер-Тора становится некошерной.

И благодаря этому единству мы в скором времени удостоимся того, что «великое множество возвратится сюда» (Ирмияѓу, 31: 7), как общность. И вместе с тем каждый удостоится Избавления: «И вы собраны будете по одному, сыны Израиля» (Ишаяѓу, 28: 12) — каждый как самодостаточная единица.

Дай Б‑г, чтобы это произошло вскоре, уже в наши дни!

Рав Авроом Вольф, главный раввин Одессы и Юга Украины