Егор был сумасшедшим. ну, то есть, обычные люди его совершенно не понимали. я любила его за его своеобразный юмор, нелогичность поступков и какое-то непонятное видение прекрасного. смотря на него рисующего или читающего, я удивлялась, как в таком маленьком существе может содержаться такой огромный запас внутренней силы и энергии. когда я спрашивала его, зачем он совершил тот или иной поступок, егор пожимал плечами и говорил: "просто". для него все было просто, и поэтому мне было с ним так легко.
в ноябре егор заболел. я, увлеченная собственной влюбленностью и переживаниями, не придавала этому значения. оставляла его звонки и сообщения без ответа, обещала зайти к нему позже, перезвонить, написать, но только потом, потом, не сейчас. он терпеливо ждал. и рисовал, рисовал, рисовал. за прошлый ноябрь он закончил больше работ, чем, наверное, за всю его жизнь. и эти рисунки сводили с ума. я должна была заметить предпосылки страшного, но, видимо, мой полет к эгоистичному существу начался уже тогда, и меня мало занимал кто-либо, кроме моего единственного божества.
в конце ноября егор принес мне все свои рисунки.
- зачем? - спросила я.
- просто, - он снова пожал плечами.
в глаза мне егор не смотрел.

он покончил с собой в декабре.
я не могла понять, по какой причине?!
сначала предполагали, что это была передозировка, но где-то спустя месяц мне пришло письмо. обычное такое письмо, бумажное. из конверта выпал лист, и на нем аккуратным почерком егора, буковка к буковке, было написано одно-единственное слово: п р о с т о.
ему и это оказалось просто.(с)