-Цитатник

Без заголовка - (0)

Рецепт Львовского сырника Традиционный Львовский сырник, по сути, - это творожная зап...

Без заголовка - (0)

Украшаем интерьер цветочками "Йо-Йо" Вы делали когда нибудь ц...

Без заголовка - (0)

Уроки фотографии Андрей Попов,сотрудник редакции визуальной информации"РИА Новости",...

Без заголовка - (0)

С Праздником,дорогие женщины! Этот пост для мужчин-порадуйте своих любимых! ...

Без заголовка - (0)

Аудио-Сказки Бременские музыканты ...

 -Поиск по дневнику

Поиск сообщений в НеллиА

 -Подписка по e-mail

 


Без заголовка

Пятница, 11 Июня 2010 г. 08:25 + в цитатник
Цитата сообщения JapanBlog Я был знаком с берлинским палачом

Я был знаком с берлинским палачом


 (310x478, 51Kb)

Я был знаком с берлинским палачом,
Владевшим топором и гильотиной. -
Он был высокий, добродушный, длинный,
Любил детей, но выглядел сычом.

Я знал врача, он был архиерей;
Я боксом занимался с езуитом.
Жил с моряком, не видевшим морей,
А с физиком едва не стал спиритом.

Была в меня когда-то влюблена
Красавица — лишь на обертке мыла
Живут такие девушки — она
Любовника в кровати задушила.

Но как-то в дни молчанья моего
Над озером угрюмым и скалистым
Я повстречал чекиста. Про него
Мне нечего сказать — он был чекистом.

***

1949 год


© Юрий Домбровский




 (130x200, 14Kb)Эти строки русского поэта Юрия Домбровского написаны в далеком 1949 году, но актуально звучат в наше время упущенных возможностей, в период правления безликости. Власть, возможно, единственная область человеческой деятельности, где посредственность может добиться успеха и отомстить миру. В пределе - уничтожить лучших и талантливейших. Посредственность и безликость - примета нашего времени. Тем более противно смотреть поход во власть не самых бездарных людей от нашей культуры, вначале Александр Розенбаум заседал в Госдуме от "Единой России" , теперь туда подался Николай Расторгуев, тоже от серой массы единороссов. Обмельчали мы что ли? Или очередь к кормушке с протянутой рукой? В прошлом году было столетие со дня рождения Юрия Домбровского (1909-1978). Этот цыган с польскими корнями прошел Колыму и Тайшет, проведя в советских концлагерях с небольшими перерывами с 1933 по 1955 годы. Его стихи у нас мало известны, при жизни почти не публиковались, хотя лучшие из них не уступают стихам Анны Ахматовой или Осипа Мандельштама.




Когда нам принесли бушлат,
И, оторвав на нем подкладку,
Мы отыскали в нем тетрадку,
Где были списки всех бригад,
Все происшествия в бараке, —
Все разговоры, споры, драки,
Всех тех, кого ты продал, гад!
Мы шесть билетиков загнули —
Был на седьмом поставлен крест.
Смерть протянула длинный перст
И ткнула в человечий улей...
Когда в бараке все заснули,
Мы встали, тапочки обули,
Нагнулись чуть не до земли
И в дальний угол поползли.

Душил "наседку" старый вор,
И у меня дыханье сперло,
Когда он, схваченный за горло,
Вдруг руки тонкие простер,
И быстро посмотрел в упор,
И выгнулся в предсмертной муке,
Но тут мне закричали: "Руки!"
И я увидел свой позор,
Свои трусливые колени
В постыдной дрожи преступленья.
Конец! Мы встали над кутком,
Я рот обтер ему платком,
Запачканным в кровавой пене,
Потом согнул ему колени,
Потом укутал с головой:
"Лежи спокойно. Бог с тобой!"

И вот из досок сделан гроб,
Не призма, а столярный ящик.
И два солдата проходящих
Глядят на твой спокойный лоб.
Лежи! Кирка долбит сугроб.
Лежи! Кто ищет, тот обрящет.
Как жаль мне, что не твой заказчик,
А ты, вмороженный в сугроб,
Пошел по правилу влюбленных
Смерть обнимать в одних кальсонах.

А впрочем: для чего наряд?
Изменник должен дохнуть голым.
Лети ж к созвездиям веселым
Сто миллиардов лет подряд!
А там земле надоедят
Ее великие моголы,
Ее решетки и престолы,
Их гнусный рай, их скучный ад.
Откроют фортку: выйдет чад,
И по земле — цветной и голой —
Пройдут иные новоселы,
Иные песни прозвучат,
Иные вспыхнут Зодиаки,
Но через миллиарды лет
Придет к изменнику скелет
И снова сдохнешь ты в бараке!


***


Мой дорогой, с чего ты так сияешь?
Путь ложных солнц – совсем не лёгкий путь!
А мне уже неделю не заснуть:
Заснёшь – и вновь по снегу зашагаешь,

Опять услышишь ветра сиплый вой,
И скрип сапог по снегу, рёв конвоя:
"Ложись!" – и над соседней головой
Взметнётся вдруг легчайшее, сквозное,
Мгновенное сиянье снеговое –
Неуловимо тонкий острый свет:
Шёл человек – и человека нет!

Убийце дарят белые часы
И отпуск… Целых две недели
Он человек! О нём забудут псы,
Таёжный сумрак, хриплые метели.

Лети к своей невесте, кавалер!
Дави фасон, выказывай породу!
Ты жил в тайге, ты спирт глушил без мер,
Служил Вождю и бил врагов народа.
Тебя целуют девки горячо,
Ты первый парень – что тебе ещё?

Так две недели протекли – и вот
Он шумно возвращается обратно.
Стреляет белок, служит, водку пьёт,
Ни с чем не спорит – всё ему понятно.
Но как-то утром, сонно, не спеша,
Не омрачась, не запирая двери,
Берёт он браунинг… И – милая душа,
Как ты сильна под рыжей шкурой зверя!

В ночной тайге кайлим мы мерзлоту,
И часовой растерянно и прямо
Глядит на неживую простоту,
На пустоту и холод этой ямы.
Ему умом ещё не всё объять,
Но смерть над ним крыло уже простёрла:
"Стреляй! Стреляй!"
В кого ж теперь стрелять?
"Из горла кровь!" Да чьё же это горло?

А что, когда положат на весы
Всех тех, кто не дожили, не допели,
В тайге ходили, чёрный камень ели
И с храпом задыхались, как часы?
А что, когда положат на весы
Орлиный взор, геройские усы
И звёзды на фельдмаршальской шинели?
Усы, усы, вы что-то проглядели,
Вы что-то недопоняли, усы!
И молча на меня глядит солдат,
Своей солдатской участи не рад.
И в яму он внимательно глядит,
Но яма ничего не говорит.
Она лишь усмехается и ждёт
Того, кто обязательно придёт.

1949

***


 

Добавить комментарий:
Текст комментария: смайлики

Проверка орфографии: (найти ошибки)

Прикрепить картинку:

 Переводить URL в ссылку
 Подписаться на комментарии
 Подписать картинку