Под утро пошел первый снег. Это разбудило Сергея. Из разбитого окна на чердаке тянуло холодом, но он просунул руку меж острых осколков и подставил ладонь снежинкам. Они быстро таяли, оставляя на грязной коже прозрачные бусинки. Свет от яркой рекламы на противоположном доме попеременно окрашивал в разные цвета и падающие снежинки, и бусинки на ладони. Это монотонное чередование незатейливой палитры напоминало калейдоскоп. Беззвучный и бездушный.

Сергею стало совестно за свои давно немытые руки. Последние мгновения и без того короткой жизни идеально чистых снежинок проходили не среди сородичей на тротуаре или крыше, а на заскорузлой коже, давно не знавшей горячей воды. Хоть бы они еще пожили до первых прохожих или внезапного осеннего потепления, а то сразу превращаются в грязь. Он поспешно отдернул руку и стал вытирать о штаны. Стало еще хуже.

- Так и душу свою не отмыть зараз, - кольнула ехидная мыслишка.
Сергей лихорадочно осмотрелся в поисках какой-нибудь воды. На яркой зеленоватой ноте калейдоскопа взгляд уперся в помятую пластиковую бутылку с ободранной наклейкой. Остатки водопроводной воды пошли на благое дело.

Боясь упустить остатки первого снега, он вновь подставил ладонь с растопыренными пальцами навстречу парящим в тишине красавицам. Однако, они словно сторонились его, боясь замараться, и пролетали мимо. Стало досадно, что он теперь даже первый снег проворонил.
- Ну, пожалуйста, - мысленно взмолился Сергей.

Тут он заметил, что из ранки на пальце сочится кровь. Очевидно, порезался второпях о разбитое стекло. На красной ноте калейдоскопа кровь, скопившаяся в ладони, показалась черной. Это огорчило его еще больше. Однако на следующем шаге монотонной палитры цвета приобрели естественные оттенки, и несколько снежинок, зависнув в нерешительности, увязли в красном пяточке на его ладони.
- Мы стали одной крови, - радостно вспыхнуло в сознании.

Сергей даже улыбнулся, чего так давно с ним не случалось.

Как мало нужно, чтобы вдруг ощутить себя счастливым. По-настоящему радоваться всей душой. Не для кого-то и для чего-то, а оттого, что благодать внезапно заполнила его, как дырявый сосуд. Хлещет из всех щелей, а не кончается. И так сладко и так хорошо, что слезу прошибло. Вот ведь как бывает. Отверженный близкими и друзьями, потерявший все, что только можно, он впервые почувствовал себя счастливым человеком. Именно человеком, прожившим не самую плохую толику, отмеренной Создателем.

Когда-то в прошлой жизни он был таким же робким и несмелым, как эти снежинки. В первый снег той далекой осени, когда легко поступил в столичный институт, он вляпался. Иначе назвать то состояние отчаянной влюбленности было сложно. Впрочем, это он сейчас так может говорить о себе. С иронией и легкой грустью. А той осенью он и говорить-то не мог. Другой бы ударил по тормозам, а он только глаза закрыл и руки раскинул. Не жил, не думал, не дышал.
Он влюбился.

Тогда утром тоже пошел первый снег. Сергей торопился в институт, и буквально, столкнулся с девушкой, вдруг закружившейся на дорожке вдоль витиеватой литой ограды под начавшимся снегопадом. Чтобы не упасть на скользких плитках, они инстинктивно ухватились друг за друга. Смеясь и извиняясь, девушка попыталась отстраниться от незнакомого парня, но он как-то очень серьезно шепнул ей на ухо:
- Это судьба.

У Светки на ресницах лежали робкие снежинки, и она смотрела в упор, не мигая, словно боясь их вспугнуть. По крайней мере ему тогда так показалось. Они были одной крови. Это связало их на всю жизнь. По крайней мере ему так казалось. И Серега пропал. Он вдруг выпал из одной жизни в другую. Возможно, тогда тоже переключился какой-то незримый калейдоскоп, и новый яркий цвет обозначил тот переход. Вернее – большой скачок, как кто-то говорил им на лекции. Запомнилось только эта фраза. Запомнилась, потому что была созвучна новому миру Сереги. Остальное кануло в Лету.

Чтобы жить в новом мире, ему нужно было держать Светку за руку. Без этого он терялся. Вернее мир переставал существовать, и вместе с ним растворялась его душе. Где и как он не понимал. Просто пустота и мрак заполняли все вокруг. Наверное тогда калейдоскоп стал черно-белым. Без нее и с ней. Однажды Светка не появлялась в институте три дня, и он не смог уйти из учебного корпуса. Ждал. Ночевал в гардеробе и не притрагивался к еде. Когда увидел ее вновь, предложил пожениться. К его удивлению и неописуемому восторгу она согласилась.

Только некоторое время спустя Серега узнал, что когда он вляпался, Светка залетела. После рождения дочери в калейдоскопе появился третий цвет. Оранжевый. Светка-маленькая была рыжей, с веснушками и неусидчивым характером. Первые лет семь она росла на Сереге, словно экзотический фрукт. Они общались на своем языке и были братьями по крови. Он называл ее Огонек, она его – Серенький. Сколько так они жили, Серега не помнил. В том мире времени вообще не было. А после случился провал в памяти.


На улице стало светать, и огни привычной рекламы на противоположном доме поблекли. В застывшей ладони Сергея пятнышко с увязшими в ней снежинками засохло. Ранка затянулась и не кровоточила.
- Как моя душа, - подумалось ему.

Любовь не покинула его. Она запечаталась и осталась в душе. Где-то очень глубоко. В укромном месте. Этот островок обошли стороной и развод и нелепые скитания после. Он и сам старался не приближаться, но иногда не выдерживал и выбирался на тот пляж с золотым песком, окаймлявшим островок любви.
Там все было по-прежнему. И снежинки на ресничках Светки, и чистый взгляд малышки, наполнявший его душу удивительным счастьем. Только, вот, в калейдоскопе его жизни появилась еще одна полоса. Бесцветная. Это случилось пару лет после развода. Он попытался как-то тайком от матери заговорить с Огоньком на улице. Дождался стройную фигурку с пышной копной рыжих волос и позвал. Как в детстве. На их секретном языке. Она вздрогнула и неуверенно произнесла:
- Здравствуйте.

Тот мир захлопнулся. Словно жахнул апокалипсис, о котором так долго бубнили колдуны всех мастей. Наверное за грехи, о которых он так и не узнал.

Серега пробовал перейти в иное состояние, позволяя себе бокал красного вина. На первый завтрак. Не помогло. На горизонте его души еще маячил тот островок, где всегда идет первый снег. И он стал жить так, чтобы никто не прикоснулся к его единственному сокровищу, не отмеченному ни на одной карте. Окружавший мир был настолько неинтересен, что он никогда не пытался понять, будет ли сегодня кров и пища. Разве что, вот этот чердак чаще других привлекал его своей размеренной рекламой. Далеко за полночь она не давала забыться в тревожном сне, с фанатичным упорством повторяя, что все меняется в этом мире.

И он уверовал. Искренне и бесповоротно. А сегодня неожиданно для себя принес жертву во исполнение. На крови. Он знал, это не случайно. Нужно только немного подождать. И снова пойдет первый снег.