Не отрекаются, любя.
Ведь жизнь кончается не завтра.
Я перестану ждать тебя,
а ты придешь совсем внезапно.

А ты придешь, когда темно,
когда в стекло ударит вьюга,
когда припомнишь, как давно
не согревали мы друг друга.

И так захочешь теплоты,
не полюбившейся когда-то,
что переждать не сможешь ты
трех человек у автомата.

И будет, как назло, ползти
трамвай, метро, не знаю что там.
И вьюга заметет пути
на дальних подступах к воротам...

А в доме будет грусть и тишь,
хрип счетчика и шорох книжки,
когда ты в двери постучишь,
взбежав наверх без передышки.

За это можно все отдать,
и до того я в это верю,
что трудно мне тебя не ждать,
весь день не отходя от двери.

 

История любви

 

Личная жизнь Вероники не складывалась. Дважды была замужем, оба брака распались. Последние годы жизни Вероника была влюблена в поэта Александра Яшина, что оказало сильное влияние на её лирику. По свидетельствам, первые читатели этих стихов не могли избавиться от ощущения, что у них на ладони лежит «пульсирующее и окровавленное сердце, нежное, трепещет в руке и своим теплом пытается согреть ладони».

 

История любви этих двух замечательных творческих людей трогает и восхищает по сей день. Он — красивый и сильный, уже состоявшийся, как поэт и прозаик. Она — «восточная красавица» и умница с выразительным лицом и глазами необыкновенной глубины, тонко чувствующая, прекрасная поэтесса в жанре любовной лирики.

У них много общего, даже день рождения у них был в один день — 27 марта. И ушли они в один и тот же месяц с разницей в 3 года: она — 7 июля, он — 11-го.

 

1935 год. Тушнова на этюдах

 

Их историей, рассказанной в стихах, зачитывалась вся страна. Влюблённые советские женщины переписывали их от руки в тетрадки, потому что достать сборники стихов Тушновой было невозможно. Их заучивали наизусть, их хранили в памяти и сердце. Их пели. Они стали лирическим дневником любви и разлуки не только Вероники Тушновой, но и миллионов влюблённых женщин.

 

Где и когда познакомились два поэта неизвестно. Но вспыхнувшие чувства были яркими, сильными, глубокими и самое главное — взаимными. Он разрывался между внезапно открывшимся сильным чувством к другой женщине, и долгом и обязательствами перед семьей. Она — любила и ждала, по-женски надеялась, что вместе они смогут что-то придумать, чтобы быть навсегда вместе. Но в то же время, знала, что он никогда не оставит свою семью.

 

 

Поначалу, как и все подобные истории — их отношения были тайными. Редкие встречи, мучительные ожидания, гостиницы, другие города, общие командировки. Но сохранить отношения в тайне не получилось. Друзья осуждают его, в семье настоящая трагедия. Разрыв с Вероникой Тушновой был предопределён и неизбежен.

 

Что делать, если любовь пришла на излете молодости? Что делать, если жизнь уже сложилась, как сложилась? Что делать, если любимый человек не свободен? Запретить себе любить? Невозможно. Расстаться – равносильно смерти. Но они расстались. Так решил он. А ей ничего не оставалось, как подчиниться.

 

 

Началась черная полоса в её жизни, полоса отчаяния и боли. Не отрекаются любя… А он, красивый, сильный, страстно любимый, отрёкся. Он метался между чувством долга и любовью. Чувство долга победило…

 

Весной 1965 года Вероника Михайловна тяжело заболела и оказалась в больнице. Ушла очень быстро, сгорела за несколько месяцев. 7 июля 1965 года, в возрасте 54 лет скончалась в Москве, от рака.

 

В последние дни жизни поэтессы Александр Яшин, конечно, навещал её.

Марк Соболь, долгие годы друживший с Тушновой, стал невольным свидетелем одного из таких посещений. «Я, придя к ней в палату, постарался ее развеселить. Она возмутилась: не надо! Ей давали антибиотики, от которых стягивало губы, ей было больно улыбаться. Выглядела она предельно худо. Неузнаваемо. А потом пришел – он! Вероника скомандовала нам отвернуться к стене, пока она оденется. Вскоре тихо окликнула: «Мальчики…» Я обернулся – и обомлел. Перед нами стояла красавица! Не побоюсь этого слова, ибо сказано точно. Улыбающаяся, с пылающими щеками, никаких хворей вовеки не знавшая молодая красавица. И тут я с особой силой ощутил, что все, написанное ею, – правда. Абсолютная и неопровержимая правда. Наверное, именно это называется поэзией…»

 

После его ухода она кричала от боли, рвала зубами подушку, съедала губы. И стонала: «Какое несчастье случилось со мной — я жизнь прожила без тебя».

 

 

Книгу «Сто часов счастья» ей принесли в палату. Она погладила страницы. Хорошо. Часть тиража разворовали в типографии — так запали в душу печатникам ее стихи.

 

Сто часов счастья… Разве этого мало?

Я его, как песок золотой, намывала,

Собирала любовно, неутомимо,

По крупице, по капле, по искре, по блёстке,

Создавала его из тумана и дыма,

Принимала в подарок от каждой звезды и берёзки…

Сколько дней проводила за счастьем в погоне

На продрогшем перроне, в гремящем вагоне, 

В час отлёта его настигала на аэродроме,

Обнимала его, согревала в нетопленном доме.

Ворожила над ним, колдовала…

Случалось, бывало,

что из горького горя я счастье своё добывала.

Это зря говорится, что надо счастливой родиться.

Нужно только, чтоб сердце

не стыдилось над счастьем трудиться,

чтобы не было сердце лениво, спесиво,

чтоб за малую малость оно говорило «спасибо».

Сто часов счастья, чистейшего, без обмана…

Сто часов счастья! Разве этого мало?

 

 

Жена Яшина — Злата Константиновна ответила своими стихами — горько:

 

Сто часов счастья —

Ни много, ни мало,

Сто часов только — взяла да украла,

И напоказ всему свету,

Всем людям —

Сто часов только, никто не осудит.

Ах оно счастье, глупое счастье —

Двери, и окна, и души настежь,

Детские слезы, улыбки —

Все кряду:

Хочешь — любуйся,

Хочешь — обкрадывай.

Глупое, глупое счастье какое!

Быть недоверчивым — что ему стоило,

Что ему стоило быть осторожным —

Оберегать семью свято,

Как должно.

Вор оказался настырный, умелый:

Сто часов только от глыбы от целой…

Словно задел самолет за вершину

Или вода размыла плотину —

И раскололось, разбилось на части,

Рухнуло оземь глупое счастье.

1964г.

 

В последние дни перед смертью Вероника Михайловна запретила пускать к себе в палату Александра Яковлевича. Она хотела, чтобы любимый запомнил ее красивой и веселой.

А на прощанье написала:

Я стою у открытой двери, я прощаюсь, я ухожу.

Ни во что уже не поверю, – все равно напиши, прошу!

Чтоб не мучиться поздней жалостью, от которой спасенья нет,

Напиши мне письмо, пожалуйста, вперед на тысячу лет.

Не на будущее, так за прошлое, за упокой души,

Напиши обо мне хорошее. Я уже умерла. Напиши!

 

 

Александр Яшин был потрясен смертью любимой женщины. Он напечатал в «Литературной газете» некролог – не побоялся – и сочинил стихи: «Вот теперь-то мне и любить»

Ты теперь от меня никуда,

И никто над душой не властен,

До того устойчиво счастье,

Что любая беда — не беда.

Никаких перемен не жду,

Что бы впредь со мной ни случилось:

Будет все, как в первом году,

Как в последнем было году,—

Время наше остановилось.

И размолвкам уже не быть:

Нынче встречи наши спокойны,

Только липы шумят да клены…

Вот теперь-то мне и любить!

 

«Мы с тобой теперь не подсудны»

 

Мы с тобой теперь не подсудны,

Дело наше прекращено,

Перекрещено,

Прощено.

Никому из-за нас не трудно,

Да и нам уже все равно.

Поздним вечером,

Утром ранним

След запутать не хлопочу,

Не затаиваю дыханье —

Прихожу к тебе на свиданье

В сумрак листьев,

Когда хочу.

 

Яшин понял, что любовь никуда не делась, не сбежала из сердца по приказу. Любовь только затаилась, а после смерти Вероники вспыхнула с новой силой, но уже в ином качестве. Обернулась тоской, мучительной, горькой, неистребимой. Не стало родной души, по-настоящему родной, преданной…

 

Вспоминаются пророческие строки Тушновой:

Только жизнь у меня короткая,

только твердо и горько верю:

не любил ты свою находку –

полюбишь потерю.

Рыжей глиной засыплешь,

за упокой выпьешь…

Домой воротишься – пусто,

из дому выйдешь – пусто,

в сердце заглянешь – пусто,

на веки веков – пусто!

 

 

Наверное, в эти дни он до конца, с пугающей ясностью понял горестный смысл вековой народной мудрости: что имеем, то не ценим, потерявши – горько плачем.

Друзья Яшина вспоминали, что после смерти Вероники он ходил, как потерянный. Большой, сильный, красивый человек, он как-то сразу сдал, словно погас внутри огонек, освещавший его путь. Он умер через три года от той же неизлечимой болезни, что и Вероника.

 

Незадолго до смерти Яшин написал свою «Отходную»:

О, как мне будет трудно умирать,

На полном вдохе оборвать дыханье!

Не уходить жалею —

Покидать,

Боюсь не встреч возможных —

Расставанья.

Несжатым клином жизнь лежит у ног.

Мне никогда земля не будет пухом:

Ничьей любви до срока не сберег

И на страданья отзывался глухо.

Сбылось ли что?

Куда себя девать

От желчи сожалений и упреков?

О, как мне будет трудно умирать!

И никаких нельзя извлечь уроков.

 

Говорят, от любви не умирают. Ну, разве что в 14 лет, как Ромео и Джульетта. Это не правда. Умирают. И в пятьдесят умирают. Если любовь настоящая. Миллионы людей бездумно повторяют формулу любви, не осознавая ее великую трагическую силу: я тебя люблю, я не могу без тебя жить… И спокойно живут дальше. А Вероника Тушнова — не смогла. Не смогла жить. И умерла. От рака? А может, от любви?

 

 

Благодаря Алле Пугачёвой и композитору Марку Минкову, это трогательное стихотворение о любви и верности стало хорошо известно миллионам слушателей.

 

 

А. Пугачёва: «…я иногда пою как бы кому-то, говорю ему — „не отрекаются любя“, приходи, не забывай меня, как же ты так можешь? Или наоборот себе, как бы убеждая себя, что не отрекаются любя, надо все вытерпеть, выждать какое-то время, и всё получится… то есть это как бы молитва… себе. Молитва, для того, чтобы остаться сильной в любви. Как Вам сказать? Если у Вас такая ситуация, если Вы эту ситуацию вытерпеть не можете, и жизнь Ваша не складывается хорошо, то уж лучше просто разорвать эти путы, оставаясь любящим человеком. Ведь её — же эту любовь можно носить в сердце при любых жизненных обстоятельствах. Вот это для меня и значит — „не отрекаются любя“».

  

 

https://jenskiymir.com/