В конце года, 25-го декабря, праздновалось Рождество. Как известно, праздник этот был тогда тесно связан с украшением елки для детей. Если теперь ёлка называется новогодней, то тогда её называли рождественской.
 

Чтобы сделать маленьким детям сюрприз, родители украшали ёлку в отсутствие детей, уложив их спать. Подарки клались под ёлку. Пробуждение вызывало восторг. Тогда было широко распространено поздравление родителей в стихах. Если дети изучали какой-нибудь иностранный язык, то читали стишок на этом языке. После поздравления вручались подарки.

Вечером приходили гости с детьми. Зажигалась ёлка. Хлопались хлопушки, из которых извлекались бумажные шапочки разных фасонов, которые дети надевали на себя и в них водили хоровод. Хоровод вокруг ёлки водили с песнями, пели хороводные песни. Широко были распространены и бенгальские огни. Традиционным блюдом на Рождестве был рождественский гусь.

В центре Петербурга веселились иначе. Ёлки для взрослых с балами, маскарадами устраивались в больших залах: Благородного собрания на углу Екатерининской и Итальянской улиц, Дворянского собрания, Приказчичьего клуба и других. На этих вечерах устраивались лотереи, базары с благотворительной целью (в пользу престарелых актеров, по борьбе с туберкулезом — «белый цветок» и проч.).Если до середины XIX века в воспоминаниях, посвящённых Святкам в помещичьей усадьбе, устройство ёлки не упоминается, то уже через десять лет положение меняется.

О рождественских праздниках 1863 года свояченица Льва Толстого Т. А. Кузминская вспоминает: «Ежедневно устраивались у нас какие-нибудь развлечения: театр, вечера, ёлка и даже катание на тройках».

О зимних рождественских забавах в Ярославле вспоминает И.Д. Голицына (Татищева): «Когда наступила зима, в нашем саду построили деревянную горку. Пришли мужики с длинными шлангами и залили горку и дорожки вокруг фонтана. Когда лёд затвердел, наш маленький каток был готов. Каждый день после обеда мы надевали коньки. Девочки Куракины уже были там со своими санками, которые они втаскивали по боковым ступенькам на вершину горки, а потом съезжали вниз с криками радости и мчались дальше, прямо по средней дорожке до фонтана, замёрзшего и покрытого снегом, поворачивали направо по узенькой дорожке, пока санки не останавливались. Иногда мы садились по трое или четверо на одни санки. Тяжело нагруженные, они проезжали дальше».

В эмиграции Иван Шмелев вспоминал: «Вот, о Рождестве мы заговорили… А не видавшие прежней России и понятия не имеют, что такое русское Рождество, как его поджидали и как встречали. У нас в Москве знамение его издалека светилось-золотилось куполом-исполином в ночи морозной – Храм Христа Спасителя.

Храм Христа Спасителя в Москве 1890 год

Рождество-то Христово – его праздник. На копейку со всей России воздвигался Храм. Силой всего народа вымело из России воителя Наполеона с двунадесятью языки, и к празднику Рождества, 25 декабря 1812 года, не осталось в её пределах ни одного из врагов её. И великий Храм-Витязь, в шапке литого золота, отовсюду видный, с какой бы стороны ни въезжал в Москву, освежал в русском сердце великое былое. Бархатный, мягкий гул дивных колоколов его… – разве о нём расскажешь! Где теперь это знамение русской народной силы?!. Ну, почереду, будет и о нем словечко.

Рождество в Москве чувствовалось задолго, – весёлой, деловой сутолокой. Только заговелись в Филипповки, 14 ноября, к рождественскому посту, а уж по товарным станциям, особенно в Рогожской, гуси и день и ночь гогочут, – «гусиные поезда», в Германию: раньше было, до ледников-вагонов, живым грузом. Не поверите, – сотни поездов! Шёл гусь через Москву, – с Козлова, Тамбова, Курска, Саратова, Самары…

А так вспоминал рождественскую ёлку в родном доме замечательный русский художник Мстислав Валерианович Добужинский:

«Ёлка была самым большим моим праздником, и я терпеливо ждал, пока папа, няня и живший у нас дядя, закрыв двери в кабинет, наряжали ёлку. Многие ёлочные украшения мы с папой заранее готовили сами: золотили и серебрили грецкие орехи (тоненькое листовое золото постоянно липло к пальцам), резали из цветной бумаги корзиночки для конфет и клеили разноцветные бумажные цепи, которыми обматывалась ёлка. На её ветках вешались золотые хлопушки с кружевными бумажными манжетами и с сюрпризом внутри. С двух концов её тянули, она с треском лопалась, и в ней оказывалась шляпа или колпак из цветной папиросной бумаги. Некоторые бонбоньерки и украшения сохранялись на следующий год, а одна золотая лошадка и серебряный козлик дожили до ёлки моих собственных детей. Румяные яблочки, мятные и вяземские пряники, подвешенные на нитках, а в бонбоньерках шоколадные пуговки, обсыпанные розовыми и белыми сахарными крупинками, — до чего все это было вкусно именно на рождественской ёлке! Сама ёлка у нас всегда была до потолка и надолго наполняла квартиру хвойным запахом. Парафиновые разноцветные свечи на ёлке зажигались одна вслед за другой огоньком, бегущим по пороховой нитке, и как это было восхитительно!»

Обычай украшать ёлку пришел к нам из древности. Да и сама ёлка в доме — это не просто зелёное дерево среди зимы. Это напоминание о том, как наши предки зажигали костры и приносили символическую жертву ради будущего урожая — так называемое «рождественское полено». Потом о жертве забыли, но обычай собираться всей семьей и сжигать в очаге «рождественское полено», призывая в дом благодать и довольство, остался. В городах вместо полена в дом вносили зелёную ёлку, украшали её.

По самой древней традиции игрушки делали из специально приготовленного теста, конфет, яблок, а зажжённые свечи напоминали о костре, который жгли в древности. Под елку клали подарки для каждого члена семьи, а во все время рождественского ужина должна была гореть свеча. И ужин, и подарки — все должно было обеспечить семье благополучный год и сытую жизнь. Праздник Рождества совпадал по времени с зимним солнцестоянием: самая длинная ночь проходила и дни начинали увеличиваться. Люди говорили: солнце на лето, зима на мороз. Появление именно рождественской елки в России датируется первой четвертью XIX века, когда жена великого князя Николая Павловича, в будущем императрица Александра Федоровна, постепенно вводит этот обычай при императорском дворе.

Императрица Александра Феодоровна

При последующих российских императорах традиция рождественских елок становится непременным атрибутом новогодних праздников.

Гау Эдуард Петрович.Вид Ротонды в Зимнем дворце,где устанавливалась елка.

Гау Эдуард Петрович.Виды залов Малого Эрмитажа. Романовская галерея На Рождество и Новый год в 1870-х гг. устанавливалось, как правило, пять елок. Украшали их кондитерскими изделиями, подарки включали в себя «сюрпризы», «конфекты», мандарины, яблоки, чернослив. Известно, что в 1880 году, например, придворными кондитерами было укомплектовано 75 «базовых» стандартных рождественских подарков, которые обошлись в 972 руб. Но «базовый комплект», конечно, дополнялся и личными подарками членов императорской семьи. При Александре III Рождество отмечалось в Гатчине. Там во дворце обычно ставили 8 — 10 елок в Желтой и Малиновой гостиных. К Всенощной обычно съезжалась вся царская семья.

По воспоминаниям сестры последнего государя, Ольги Александровны, после возвращения с рождественской службы Александр III звонил в колокольчик, и дети, забыв про этикет и всякую чинность, бросались к дверям Банкетного зала Зимнего дворца. Двери распахивались, и «мы оказывались в волшебном царстве. Весь зал был уставлен рождественскими елками, сверкающими разноцветными свечами и увешанными позолоченными и посеребренными фруктами и елочными украшениями». Шесть елок предназначались для семьи (родители и пятеро детей). «Возле каждой елки ставили маленький столик, покрытый белой скатертью и заваленный подарками».

Именно при Александре III было положено начало традиции посещения других многочисленных елок членами императорской фамилии. Так, ежегодно 25 декабря после фамильного завтрака ехали с детьми и великими князьями в манеж Кирасирского полка на елку для нижних чинов Собственного Его Величества конвоя, Сводно-гвардейского батальона и Дворцовой полиции. На следующий день елка повторялась для чинов, бывших накануне в карауле. Императрица Мария Федоровна лично раздавала солдатам и казакам подарки. Для офицеров праздник устраивался 26 декабря в Арсенальном зале Гатчинского дворца. Напротив бильярда ставились елка и стол с подарками, после раздачи которых всех угощали чаем. Александр III считал своим долгом разделить рождественские праздники с людьми, которые обеспечивали его личную безопасность.

Собственно, календарный Новый год (31 декабря) в царской семье отмечался только молебном, поскольку для людей того времени это был обычный календарный рубеж, не имевший ничего общего с рождественскими чудесами.

С началом нового царствования все традиции, впитанные Николаем II с детства, воспроизводились при императорском дворе вплоть до 1917 года. Конечно, из череды обязательных праздничных мероприятий старались выделить время и для семейной елки. Все повторялось из года в год. Многочисленные елки для охраны, с родственниками, домашние, в которых стали принимать участие и дети. Для них, кстати, устраивались отдельные елки. А в 1906 году Николай II записал: «В новой комнате Аликс была наша собственная елка с массой прекрасных взаимных подарков».

Александровский Дворец в Царском Селе

Когда дочери подросли, их стали привлекать к посещениям елок, организованных для охраны. Даже появились специфические выражения «елка первой очереди», «елка второй очереди». Посещение этих обязательных праздников было важной частью публичной «профессии» царя. Следует также отметить, что и в праздники работа для царя не останавливалась. Например, 31 декабря 1905 года рабочий день императора включал в себя: смотр лейб-гвардии Казачьего полка (с 10 часов 30 мин.); три обычных доклада министров (с 14 до 16 часов). Поскольку день был насыщенный, он в своем дневнике отметил: «Гулял очень мало». Потом в 16.30 была елка для офицеров. Затем в 20 часов — семейный обед, на котором присутствовали Миша (младший брат царя), Ольга (младшая сестра царя), Петя (принц Ольденбургский, муж Ольги), Мари, Дмитрий (Мария и Дмитрий Павловичи, дети дяди Николая II — великого князя Павла Александровича) и Сашка Воронцов, дежурный флигель-адъютант и друг детства Николая II. После обеда царь, стараясь закончить нескончаемые дела, «занимался усиленно» до 23 часов 30 мин. И только затем семья «пошла к молебну». И так повторялось из года в год.

31 декабря 1913 года Николай II все утро (с 10 до 13 часов) принимал доклады. На завтраке был только великий князь Иоанн Константинович. В 15 часов царь поехал с Ольгой и Татьяной в военный госпиталь и в лазарет Гусарского полка на елку. В этот день он отказался от прогулки и тем не менее «читал весь вечер и отвечал на телеграммы». Под термином «читал» имеется в виду работа с документами. И только в 23 часа 30 мин. «поехали в полковую церковь на новогодний молебен». В этот день Николай II просил: «Благослови, Господи, Россию и нас всех миром, тишиною и благочестием!». Таким образом, день 31 декабря фактически был обычным рабочим днем, который заканчивался в 24 часа молебном. Естественно, привычного боя курантов не было и в помине.

«Здравствуй, Ритка милая! — писала 26 декабря великая княжна Ольга Маргарите Хитрово, - Вот уже и Праздники. У нас стоит в углу залы елка и издает чудный запах, совсем не такой, как в Царском. Это какой-то особый сорт и называется «бальзамическая елка». Пахнет сильно апельсином и мандарином и по стволу течет все время смола. Украшений нет, а только серебряный дождь и восковые свечи, конечно, церковные, т.к. других здесь нет. После обеда, в сочельник, раздавали всем подарки, большею частью разные вышивки. Когда мы все это разбирали и назначали, кому что дать, нам совершенно напоминало базары в Ялте. Помнишь, сколько было всегда приготовлений? Всенощная была около 10 вечера, и елка горела. Красиво и уютно было.» Так прошло последнее Рождество семьи Николая II. Жить им оставалось чуть больше полугода.

Как вспоминала баронесса Мария Фредерикс, »в сочельник, после всенощной, у императрицы была всегда елка для ее августейших детей, и вся свита приглашалась на этот семейный праздник…Имели каждый свой стол с елкой, убранной разными подарками… Нас всегда собирали сперва во внутренние покои ее величества. Там около закрытых дверей концертного зала или ротонды в Зимнем дворце, в которых обыкновенно происходила елка, боролись и толкались все дети между собой, царские включительно, кто первый попадет в заветный зал. Императрица уходила вперед, чтобы осмотреть еще раз все столы, а у нас так и бились сердца радостью и любопытством ожидания. Вдруг слышался звонок, двери растворялись и мы вбегали с шумом и гамом в освещенный тысячами свечей зал. Императрица сама подводила каждого к назначенному столу и давала подарки. Можно представить, сколько радости, удовольствия и благодарности изливалось в эту минуту…

Елку со всеми подарками потом мне привозили домой и я долго потешалась и угощалась с нее, эти подарки состояли из разных вещей, соответственно летам. В детстве мы получали игрушки, в юношестве книги, платья, серебро; позже бриллианты и тому подобное. У меня до сих пор хранится письменный стол с одной из царских елок…»

К.Ухтомский, »Концертный зал»

Церковь Зимнего Дворца

Отсутствие электричества делало елки весьма опасными, поскольку вместо современных разноцветных лампочек на них горели десятки свечек. «17 декабря был пожар в Зимнем дворце, - вспоминала великая княгиня Ольга, дочь Николая I, о зиме 1837 года. — Это случилось вечером. У нас была зажжена по обыкновению елка в Малом зале, где мы одаривали друг друга мелочами, купленными на наши карманные деньги. Родители были в театре, где давали «Бог и баядерка» с Тальони. В половине десятого, когда мы как раз собирались ложиться спать, Папа неожиданно появился у нас с каской на голове и с саблей, вынутой из ножен. «Одевайтесь скорей, вы едете в Аничков», — сказал он поспешно. В то же время взволнованный камер-лакей застучал в дверь и закричал: «Горит!.. Горит!..»…Когда Папа в театре узнал о пожаре, он сначала подумал, что горит на нашей половине, — он всегда был против елок».

Малая Церковь Зимнего Дворца

Годы шли, во дворцах менялись лица, а елки продолжали проводить. Хотя, разумеется, по ситуации они могли быть менее пышными (как в во время русско-турецкой войны 1877-78 годов), более грустными (как та, что устраивала жена Александра II для их умирающего в Ницце первенца, великого князя Николая, когда вместо игрушек на ветвях висели фотографии близких и знакомых) или вызывающими двойственное чувство счастья и печали (как в 1894 году, когда новоиспеченный император записал в дневнике: »В 6 ч. пошли ко всенощной. После нее была Елка в голубой гостиной- по примеру давно минувших лет! И радостно и грустно — какая перемена с прошлого года: дорогого Папа нет, Ксения замужем, я женат. Милая Мама нас всех по-прежнему осыпала подарками! В 8 ч. обедали. Когда мы с Аликс сошли вниз, мы устроили друг другу свою Елку!»)

Скромная елка эмигрантов.

Великая княгиня Ольга Александровна, середина XX века Ольга Александровна уже в эмиграции с ностальгией вспоминала детство и предвкушение праздника. Разумеется, особенно тяжело было, по ее словам, дождаться вечера: »Обедали мы в комнате рядом с банкетным залом. Двери зала были закрыты, перед ними стояли на часах казаки Конвоя. Есть нам совсем не хотелось — так мы были возбуждены — и как же трудно нам было молчать! Я сидела, уставясь на свой нож и вилку и мысленно разговаривала с ними. Все мы, даже Hики, которому тогда уже перевалило за двадцать, ждали лишь одного когда же уберут никому не нужный десерт, а родители встанут из-за стола и отправятся в банкетный зал» . Потом император звонил в колокольчик, двери распахивались и «мы оказывались в волшебном царстве».

Акварель великой княгини Ольги Александровны |

Для ОТМА рождественские елки были делом совершенно привычным. Еще в 1897 году Николай записал в дневнике: «Аликс устраивала елку для деток». Деткам на тот момент было два года и шесть месяцев. В том же году старшая из великих княжон впервые выполняла свои представительские обязанности: из дневник следует, что «В 4 1/2 была офицерская елка — Ольга тоже присутствовала и смешила всех».

Офицерская елка была одним из тех мероприятий, на которых, согласно возникшей в последней четверти XIX века традиции, присутствовал император и члены его семьи. Проводились они для избранных полков, таких, как собственного его величества конвой. В дневниках Николая каждый декабрь появлялись однотипные записи: »В 2 1/2 Аликс и я отправились в манеж, где была Елка для конвоя, сводного батальона и городовых, точно так же как это происходило в Гатчине!» (1894 год); «В 4 1/2 была Елка офицерам; бедная Аликс, понятно, смущалась разговаривать со всеми!» (1895 год), »В 2 1/4 поехали в манеж на елку Конвоя и сводного батальона. Миша и Ольга присутствовали, все четыре дочки также. Раздача подарков окончилась очень скоро» (1904 год).

Еще одна акварель от Ольги Александровны

»Наше подразделение было приглашено на елку в первый день… Два часа дня. В центре манежа… был поставлен помост с гигантской елкой, высотой до потолка, украшенной тысячами электрических лампочек. На ветках висели… конфеты, пряники, засахаренные орехи. Справа от дерева в несколько рядов стояли столы с грудами подарков: часов, серебряных ложек, кружек, сахарниц, прочих различных интересных вещиц, пакетов с пряниками, орехами и конфетами. Слева от дерева развернули ковер и поставили на него кресла, создав импровизированный салон для императорской семьи. Слева от помоста расположился оркестр балалаек… полка с прославленным Андреевым, известным своей игрой во всем мире. Он был в униформе, с орденом св. Анны. Справа от помоста расположился хор собственного его величества конвоя. В центре манежа с одной стороны находились различные подразделения полков…

Ровно в два часа приехал император со всеми своими детьми и великой княгиней Ольгой Александровной. Императрица была нездорова и поэтому вместо нее подарки раздавала великая княгиня. Прозвучала команда «Смирно!» Царь медленно обошел все подразделения, иногда подавая руку или перекидываясь несколькими фразами с офицерами, затем вернулся к помосту и остановился у импровизированного салоны. Балалайки и хор начали выводить «Absolute Master of our great land, you who God watches over, our Orthodox Tsar, our sun, — our love for you is infinite». В это время военные по очереди подходили к столу с подарками и вытаскивали наугад бумажки с написанными номерами. Великие княжны, царевич и офицеры находили подарки с такими же номерами и приносили Ольге Александровне, которая передавала их адресатам. Те целовали руку ее высочества, отдавали ей честь и быстро следовали к выходу, салютуя по пути императору. Раздача подарков очень развлекала Цесаревича. Особенно счастлив он был, когда кто-то выигрывал часы. Офицеры заводили будильники и те, к его радости, громко звенели. В предыдущие годы распределение подарков проводилось императрицей и было куда более торжественным. Мы сожалели об ее отсутствии в этом году…

Великая Княгиня Ольга Александровна. Собор |

Первая песня закончилась и балалайки заиграли уже без хора. Играли они замечательно. Царь поблагодарил музыкантов и, поговорив немного с Андреевым, подал ему руку. Затем выступали казаки. Они начали со старинной военной песни, за которой последовала веселая песня с быстрым ритмом, сопровождаемая грохотом тарелок, тамбуринов и громким свистом. Слушая их, царевич растерял весь интерес к часам. Он был весь во внимании, глаза блестели, щеки раскраснелись от эмоций. Он был очарователен в своей белой форме и маленькой белой меховой шапке. После песен были танцы. Казак Дзоцоев танцевал лезгинку… В пять часов елка закончилась».

Изображение:Акварели Великой княгини Ольги...
artmuseum.yar.ru

Чем дальше, тем реже Александра появлялась на официальных елках. Ее выход в декабре 1913 года был отмечен и мужем («В 2 часа в манеже была елка Конвою и Сводному полку; на ней присутствовала Аликс, чего давно не было»), и старшей дочерью («В два часа мы пятеро, Папа и Мама поехали в манеж на елку Конвоя… Мы раздавали подарки. Мама делала это только вначале. Она не посещала елку уже несколько лет» (перевод с английского перевода)) Впрочем, вообще она рождественские традиции любила, доказательством чему может служить ее возмущенное письмо Николаю, отправленное в декабре 1914: »Говорят, Синод издал указ, воспрещающий устраивать елки. Я постараюсь добраться до истины в этом деле, а затем подниму скандал. Это совершенно не касается ни синода, ни церкви, а затем чего ради лишать этого удовольствия раненых и детей? Только из-за того, что этот обычай первоначально позаимствован у немцев? Какая безграничная узость!»).

Еще императрица с удовольствием одаривала близких и имела одну, как писала Юлия Ден, «своего рода слабость: она непременно хотела, чтобы свечи на елке задувала она сама. Она гордилась тем, что особенно сильной струей воздуха ей удавалось погасить самую верхнюю свечу». По словам Маргариты Игер, описывавшей начало XX века, хотя Рождество праздновалось и скромнее, чем Пасха, однако все равно с достаточным размахом. Игер насчитывала не меньше 8 елок в разных комнатах дворца, причем все, по ее словам, украшались лично императрицей, также тщательно выбиравшей подарки не только для всех членов семьи, но и для слуг. Она же рассказывала и о забавном эпизоде, когда маленькая Ольга, увидев мать в придворном платье, восхищенно сказала, что та выглядит точь-в-точь как рождественская елка.

Елка на детской половине Александровского дворца

После начала войны в список «общественных» елок вписали праздники для многочисленных раненых. «Мы каждый день ездили в лазареты на елки, - писала зимой 1914 года Мария Ольге Вороновой, жене того самого Воронова, в которого, судя по всему, была когда-то влюблена ее старшая сестра. — На днях мы были на елке у Мама в школе нянь. Там теперь много детей запасных такие душки что ужас. Мы им всем дали игрушки и они им радовались и каждый показывал своей няне что он получил». «В 7 часов поехали в наш лазарет, куда приехали давать подарки офицерам под освещенной елкой. Страшно было хорошо и уютно» (1914 год, из дневника Татьяны). В следующем году — В «3 часа была елка для всех, потом дамам. В 5.30 поехали встретить Папу. Ужасно рада, что он вернулся. Была у нас елка наверху. Массу хороших вещей получила». Хорошие вещи — подарки — бывали разные, как уже было сказано в начале поста, они соотносились с возрастом. Детям обычно доставались конфеты и различные игрушки. С возрастом менялись и сувениры. Ольга, дочь Николая I, вспоминала свой двадцать второй сочельник: «В Концертном зале были расставлены столы, каждому свой. Я получила тогда чудесный рояль фирмы Вирт, картину, нарядные платья к свадьбе Адини и от Папа браслет с сапфиром — его любимым камнем». Вопреки распространенному мнению о том, что украшения ОТМА ограничивались пресловутыми жемчужным и бриллиантовым колье, в 1913 году восемнадцатилетняя Ольга записала: «мы получили много хороших подарков от Папа и Мама: кольцо с сапфирами, аквамариновую брошь и т.д.»

ОТМА у елки

Посылались подарки и многочисленным родственникам в другие страны. К примеру, этот портрет Марии Федоровны был передан императрицей младшей сестре:»Моей любимой Тире в канун Рождества 1905″

А вот эту птичку из обсидиана с бриллиантовыми глазами Тира получила от племянницы, великой княгини Ольги, в 1907 году:

Дети за малым количеством карманных денег частенько ограничивались открытками: А также изготавливали сувениры своими руками: вышивали безделушки, рисовали картинки, вязали, шили…

Кто во что горазд, в общем. После революции подготовка подарков скрашивала скучные вечера под домашним арестом, когда все женщины семьи во главе с Александрой рукодельничали. «Немного устала: очень много пришлось вышивать, рисовать и т. д., чтобы все приготовить», - отмечала та в письме. Татьяна Боткина вспоминала: «Ольга Николаевна и Татьяна Николаевна вышили мне два красивых саше для белья. Мария придумала мне дорожный набор. Государыня рассталась с одной своей драгоценностью — золотым с бриллиантами брелоком. Глеб получил от Анастасии сумку для писем и книгу, которую Государыня разрисовала на титульном листе. Когда срезали подарки, висевшие на елке, Государь подошел к столу с подарками и из своих личных вещей подарил папе красивую китайскую вазу».

Главным в череде зимних праздников в дореволюционной России был не новый год, как у нас, а Рождество

Время от Рождества до Крещения насыщено событиями особенно значительными. Через неделю после Рождества наступал Новый год — по старому стилю. Когда-то в России Новый год начинался 1 сентября, а счет вёлся от сотворения мира.

Новый год праздновали через неделю после Рождества. Это уже не семейный праздник — его отмечали балами и маскарадами: и публичными, и домашними. О таком домашнем маскараде вспоминала М.П.Каменская, дочь художника графа Федора Петровича Толстого — этого прекрасного рисовальщика очень любил Пушкин и мечтал украсить свой сборник виньеткой его работы. В 1835 г. Ф.П.Толстой был президентом Академии художеств.

«Канун нового 1835 г. встретили у нас чем-то вроде маскарада. Мы и все дамы в этом году не наряжались, но зато приходило много наряженных из учеников Академии, и также приезжало много знакомых в прелестных костюмах. Очень умно и мило был наряжен «старым 1834 годом» скульптор Рамазанов. Он изобразил из себя древнего седого старца в рубашке, обвешанного с головы до ног старыми объявлениями и газетами за прошлый год, и печально с старенькой поломанной дубинкой в руке бродил по нашей зале в ожидании Нового года.

Целая неделя проходила в веселых праздниках: балы, театральные представления. На Неве, а в Москве прямо на льду Москвы-реки у Каменного моста устраивали состязания в быстрой езде на тройках, на площадях устраивали ледяные катальные горки.

Это совершенно особенные сооружения — их описал Павел Петрович Свиньин, литератор пушкинского времени: «Ледяные горы основываются на деревянных столбах, иногда до 8 сажен и более в вышину, с коих делается постепенная покатость на несколько сажен в длину, также утвержденная на столбах. Они выкладываются кубическими кусками льда, которые после поливаются водою и смёрзшись представляют совершенно гладкую поверхность, подобную зеркалу. Простой народ катается с них на лубках, ледянках и на санях, а кто не умеет управлять оными, тот садится в них с катальщиком, который наблюдает, чтобы сани держались в прямой линии.

Нельзя ни с чем сравнить удовольствия, когда видишь себя перелетающим в одно мгновение ока 40 или 50 саженей — это кажется очарованием!.. Ввечеру горы освещаются фонарями; отражение сей массы разноцветных огней в снегу, мешаясь с тенями, представляет необыкновенное зрелище не только для иностранца, но для самого русского: это совершенная фантасмагория!» Ледяные горы — не только народная забава. Англичанка Марта Вильмот описывает свои впечатления от катания на горах в Москве в 1804 г.: «Несколько дней назад я впервые в жизни каталась с ледяных гор… Это чрезвычайно забавно. Мы поднялись по меньшей мере футов на 80 по лестнице и здесь наверху увидели увитую зелёной хвоей прелестную беседку, от которой до самой земли тянулась ледяная дорожка, обсаженная деревьями. Гору полили водой, которая моментально замерзла, превратившись в совершенно гладкий лёд. Ну, хорошо, давайте ещё раз поднимемся в беседку и усядемся в кресло с каким-нибудь компаньоном. У кресла вместо ножек полозья. Человек на коньках, стоящий сзади, толкает высокие сани и, направляя их, катится вместе с вами. Вы стремительно несётесь вниз, и, пока гора не кончится, остановиться невозможно. Мне кажется, ощущение при этом такое, будто летишь по воздуху как птица. По тому, что я спускалась семь раз, вы можете понять, насколько мне понравилось катание с ледяных гор».

Наконец наступал Сочельник — вечер накануне Крещения Господня. В этот вечер девушки гадали о своей судьбе. Так и начинается баллада Жуковского «Светлана».

Следующий день — праздник Богоявления, или Крещения Господня, который отмечали в России особенно торжественно. Издревле на реке Яузе близ кремлевской стены во льду делалась четырёхугольная прорубь:

«Прорубь эта по окраинам своим обведена была чрезвычайно красивой деревянной постройкой, имевшей в каждом углу такую же колонну, которую поддерживал род карниза, над которым видны были четыре филёнка, расписанные дугами; в каждом углу постройки имелось изображение одного из четырех евангелистов, а наверху два полусвода, посреди которых был водружён большой крест… Самую красивую часть этой постройки, на востоке реки, составляло изображение крещения Господа нашего во Иордани Иоанном Крестителем…» — вспоминал голландец де Бруин, посетивший Москву в самом начале XVIII в.

Голландца потрясла торжественность и нарядность праздничных строений. «Обозревши все это хорошенько, — пишет он, — я взошёл на пригорок, находившийся около Кремля, между двумя воротами, именно поблизости ворот, называющихся Тайницкими или Тайными, через которые должен был проходить крестный ход. Он начал приближаться в 11 часов, вышед из церкви Соборной, т.е. из места собрания святых, главнейшей из московских церквей в Кремле. Весь этот ход состоял единственно из духовенства, за исключением только нескольких человек из мирян в светских платьях, которые шли впереди и несли хоругви на длинных древках. Духовенство всё одето было в своё церковное облачение, которое было великолепно.

Священники низшего чина и монахи в числе двухсот человек шли впереди, предшествуемые множеством певчих и мальчиков, принадлежавших к хору, одетых в светское платье, и каждый держал в руках книгу. По правую и левую руку шли вооруженные солдаты и скороходы, имевшие только трости, которыми они расчищали место, открывая путь шествию и сохраняя хороший порядок.»

Анна Фёдоровна Тютчева, дочь поэта, вспоминала:

«24 декабря (1855). Сегодня, в Сочельник, у императрицы была ёлка. Это происходило так же, как и в предыдущие годы, когда государь был ещё великим князем, — в малых покоях. Не было никого приглашённых; по обыкновению, присутствовали Александра Долгорукая и я; мы получили очень красивые подарки.

Была особая ёлка для императрицы, ёлка для императора, ёлка для каждого из детей императора и ёлка для каждого из детей великого князя Константина. Словом, целый лес ёлок. Вся большая «золотая зала» была превращена в выставку игрушек и всевозможных прелестных вещиц.

Императрица получила бесконечное количество браслетов, старый Saxe, образа, платья и т.д. Император получил от императрицы несколько дюжин рубашек и платков, мундир, картины и рисунки. Впрочем, я должна сознаться, что вся эта выставка роскоши вызывает во мне скорее чувство пресыщения и печали, чем обратное…»

ИСТОЧНИК