Три вещи неизвестны человеку: когда он умрет, где он умрет и какая участь ожидает его за гробом. Поэтому человек должен всегда ожидать смерти и постоянно помнить, что день сегодняшний может оказаться днем последним. Поэтому именно сегодняшний день – день спасения. Господь обещал принять грешника, если тот покается от всего сердца, но Он не обещал какого-то точно определенного времени для покаяния, ибо ведал лукавство человеческой души.
>>>>>>>>>>

НЕЛЬСОН Горацио
(1758—1805) - английский флотоводец, адмирал



Смерть отвоевывала тело Нельсона по частям. В ходе различных сражений он потерял глаз и руку. Лето 1805 года. Очередное противостояние Англии и Франции. Эскадра Нельсона гоняется за французским флотом, но безрезультатно. Усталый адмирал подает в отставку, но Адмиралтейство не хочет и слышать об этом. Единственное, на что оно согласно, - это предоставить Нельсону отпуск. Адмирал едет в свое поместье в Мертоне, где его ждет возлюбленная - леди Эмма Гамильтон. Финал жизни адмирала в фехтовальном стиле описывает Жорж Блон:



"Нельсон отдыхает в Мертоне. Через 12 дней 2 сентября 1805 года, в пять часов утра в имение является капитан первого ранга Лэквуд.



- Сэр, франко-испанская эскадра обнаружена! Она стоит в Кадисе. Лорды Адмиралтейства хотят, чтобы вы уничтожили ее.



Нельсон колеблется или делает вид, что колеблется, и поворачивается к Эмме. И эта женщина без роду и племени, бывшая танцовщица, бившая игрушка гостей Ап-Парка, получает право на место в истории, сказав всего несколько слов: - Я знаю, вы не найдете покоя, пока не разобьете этот объединенный флот. Нельсон, без промедления отправляйтесь в Кадис, хотя мы будем оплакивать ваше отсутствие. Вы одержите славную победу! Перед отплытием из Портсмута Нельсон пишет ей: "Отважная, отважная Эмма! Если исчезнут Эммы, то не будет и Нельсонов!"



Наиболее полное описание Трафальгарской битвы сделано (в 1907 г.) полковником Дебриером. Но о гении Нельсона можно рассказать в нескольких словах. В те времена эскадры во время боя обычно проходили бортами друг к другу и вели огонь ив всех пушек одного борта. Нельсон решил сосредоточить сначала удар на пятом или шестом корабле вражеского строя, уничтожить его, расчленив тем самым боевой порядок противника, и затем уже расправиться с остальными судами.



21 октября 1805 года его маневр удался, и франко-испанский строй оказался разорванным. В момент, когда "Виктория" (адмиральский корабль) очутилась вблизи французского корабля "Редутабль", Нельсон расхаживал по мостику. Он остановился, чтобы отдать приказ убрать в безопасное место портрет леди Гамильтон, висевший в каюте. И вдруг упал, успев оказать своему адъютанту:



- На этот раз, Харди, они убили меня!



- Надеюсь, что нет, сэр!



Надежда адъютанта Харди не сбылась. Нельсон был ранен французской пулей, которую выпустил унтер- офицер, сидевший на мачте корабля "Редутабль". Пуля, летевшая сверху, пробила эполет, вошла в левое плечо, прошла через легкое и позвоночник и застряла в мускулах спины. Нельсона отнесли в каюту, где помещались раневые. Корабельный врач пытался облегчить страдания адмирала, а тот продолжал беспокоиться об исходе сражения. Он постоянно вызывал к себе Харди и просил докладывать о ходе боя.



Через час после ранения Нельсона Харди доложил, что французский флот дрогнул. Еще через небольшое время сдался "Буцентавр" с главнокомандующим французов адмиралом Вильневым. Наконец в 18 часов адъютант принес весть о победе англичан. Взято 15 кораблей, сэр, - Это хорошо, ответил Нельсон,— но я рассчитывал на 20.



До самой смерти Нельсон не хотел передавать командование адмиралу Коллингвуду, хотя Харди предлагал это. В вахтенном журнале адмиральского корабля "Виктория" в тот день была сделана запись: "Редкий огонь продолжался до четырех о половиной часов, когда, после доклада лорду виконту Нельсону о победе, он преставился от своей раны". Последние слова, которые он сказал доктору Скотту, бортовому священнику, были следующие: "Я завещаю леди Гамильтон и мою дочь Горацию родине".



Как же отнеслась родина (Великобритания) к завещанию великого адмирала? В 1814 году она посадила Эмму Гамильтон за долги в тюрьму Кингс-Бенч. Затем, когда кто-то из друзей уплатил часть долгов и леди Гамильтон выпустили ив тюрьмы, она вынуждена была бежать во Францию, где и умерла в середине января 1815 года в возрасте пятидесяти лет. Перед смертью она успела исповедаться католическому священнику. Когда-то леди Гамильтон мечтала быть погребенной между мужем и Нельсоном в соборе святого Павла в Лондоне, но тело ее успокоило простое кладбище в Кале.

продолжение
БУДДА
буквально - Просветленный; имя, данное Сиддхартхе Гаутаме
(623-544 до н. э. или на 60 лет позднее) основатель буддизма

Под конец жизни большую часть времени Будда проводил в любимых рощах. Он сильно ослабел, но почти до самой смерти вместе с простыми монахами ходил за подаяньем.

"Тело мое,- говорил он любимому ученику Ананде,- как обветшалая телега, лишь при усиленной заботе о нем едва держится на ходу". К общей слабости стали прибавляться мучительные спазмы и боли. Мы не знаем, какая болезнь унесла из мира основателя буддизма, известно лишь, что много месяцев он жестоко страдал. Временами, путем концентрации волевой энергии, Гаутаме удавалось умерить боль.

Он все чаще и чаще погружался в созерцательный транс, облегчая этим телесные страдания. Бывали минуты, когда его посещало нечто вроде малодушия, и он советовал Ананде молиться о продлении его жизни. Но основным его настроением была покорность неумолимому року, который разрушает все, что создано.

Незадолго до смерти Гаутамой, очевидно, овладело какое-то беспокойство. Он стал часто переходить с места на место, нигде подолгу не задерживаясь. Однажды он был принят под кровом кузнеца по имени Чунда. Хозяину нечем было угостить старца, кроме вяленой свинины. Эта трапеза оказалась последней для Гаутамы. После грубой пищи его стали терзать сильнейшие боли, мучила жажда, ноги отказывались идти. Он понял, что близится переход в нирвану.

Сознавая торжественность минуты, Будда облачился в чистые одежды, попросил постелить на земле плащ и лег. У изголовья его сидели опечаленный кузнец и плачущий Ананда. Умирающий утешал их. "Не говорил ли я, Ананда, что в приводе вещей, дорогих нам и близких, заключено то, что мы должны некогда с ними расстаться?" Он то впадал в забытье, то повторял: "Все сотворенное погибнет". Наивного Ананду возмущало то, что Совершенный избрал для перехода в нирвану заброшенную лесную деревушку.

Но Будда не придавал этому значения. Его тревожила судьба ордена - его детища. Он спрашивал собравшихся вокруг учеников, нет ли у них недоуменных вопросов, но никто из них не захотел тревожить умирающего. В целом, несмотря ни на что, учитель мог быть доволен их преданностью, единением и верой в него, как в Будду. Он призывал монахов следовать его уставам. "Истинны учения и правила, возвещенные и данные мною, - вот кто после моего ухода да будет вашим учителем!.."

Безутешного Ананду Будда увещевал: "Не плачь. Ты знаешь, что я говорил: рано или поздно мы должны расстаться с тем, что нам всего дороже. Наше тело заключает в себе силу, которая на время восстанавливает его крепость, но в нем находятся и причины разрушения. Есть ли что-нибудь такое, что не распалось бы на свои составные участи? И ты также освободишься от этого призрака, от этого мира чувств, от этого закона изменения!"

Обращаясь к другим ученикам, Будда сказал: "Когда я умру и не буду более с вами, не думайте, что Будда покинул вас. Вы имеете мои слова, мои толкования глубоких истин, мои законы; руководствуйтесь ими - Будда не покинул вас! Если вы чтите мою память, любите друг друга, как вы любите меня и мое учение!"


Согласно одним источникам, последними словами Будды было: "Никогда не забывайте, что то, что вызывает жизнь, есть вместе с тем причина разрушения и смерти; пусть дух ваш проникнется этой истиной". Другие источники приводят последние наставления Гаутамы в иной интерпретации: "МОНАХИ, ВСЕ СУЩЕСТВУЮЩЕЕ - ПРЕХОДЯЩЕ; ПЕКИТЕСЬ О СВОЕМ СПАСЕНИИ!.."


Размышляя о характере смерти Будды, А. Мень пишет: "На последних часах жизни Гаутамы лежит печать непреодолимой трагичности. Он умирает не как Сократ, верящий в бессмертие, не как мученик, скрепляющий кровью свое учение и торжествующий над злом, а как человек, признавший мировое зло и подчинившийся ему. Все преходяще, все течет! Ищите в этом утешения! Вот итог...".


По преданию, смерти Будды сопутствовали яркие природные знамения: зацвели близнечные деревья хотя цвести им было еще не время, "сделалось страшное землетрясение, грозное, ужасающее, и громы небес разразились"; при виде умирающего духи небес "рвут на себе волосы... плачут, ломают руки и рыдают горько, бросаются ниц на землю и в сокрушении мечутся, тоскуя при мысли: "Скоро, скоро угаснет свет миру". Цветущие деревья осыпали тело Будды лепестками. Когда же пришло время похорон, погребальный костер не понадобился - тело загорелось само.

Смерть была для Будды радостным и благожелательным исходом. "Я прошел через сансару многих рождений, ища строителя дома, но не находя его,- не раз говорил он ученикам.- Рождение вновь и вновь горестно". Но при всем стоицизме Гаутамы нотка печали и даже отчаяния иногда прорывалась в его отношении к смерти: "Ни дети, ни отец, ни даже родственники не могут быть защитой тому, кого схватила смерть,- сетовал он.- У родных не найти защиты". Правда, сам Будда был защищен знанием о бессмертии: "Я называю брахманом того, кто здесь, отказавшись от желания, бездомный, бродит вокруг, в ком угасло желание существовать... Я называю брахманом того, у кого нет желаний, кто с помощью знания освободился от сомнений и достиг погружения в бессмертие".

Как считают последователи Будды, он сам определял сроки своей жизни и смерти. Вот почему, когда Будда умер, община обвинила Ананду в том, что он не уговорил Учителя пожить на земле еще немного - хотя бы одну кальпу, то есть 4 миллиарда 320 миллионов лет.

ОГОЛЬ Николай Васильевич
(1809-1852) русский писатель



Современники говорят, что последние год-полтора жизни Гоголя мучил страх смерти. Этот страх умножился, когда 26 января 1852 года умерла Екатерина Хомякова, сестра поэта Н. М. Языкова, с которой Гоголь дружил. (Умерла она от брюшного тифа, будучи при этом беременной.) Доктор А. Т. Тарасенков говорит, что "смерть ее не столько поразила мужа и родных, как поразила Гоголя... Он, может быть, впервые здесь видел смерть лицом к лицу..." О том же пишет и А. П. Анненков: "...лицезрение смерти ему было невыносимо". На панихиде, вглядываясь в лицо умершей, Гоголь, по словам А. С. Хомякова, сказал: "Все для меня кончено..."



И впрямь - очень скоро приступ непонятной для окружающих болезни настолько овладел писателем, что он оказался у последней черты жизни.



Существуют два портрета смерти Гоголя - медицинский и психологический. Первый составлен из записок очевидцев (в том числе врачей). Доктор Тарасенков вспоминает о последнем дне Гоголя:



"...Когда я возвратился через три часа после ухода, в шестом часу вечера, уже ванна была сделана, у ноздрей висели шесть крупных пиявок; к голове приложена примочка. Рассказывают, что когда его раздевали и сажали в ванну, он сильно стонал, кричал, говорил, что это делают напрасно; после того как его опять положили в постель без белья, он проговорил: "Покройте плечо, закройте спину!", а когда ставили пиявки, он повторял: "Не надо!"; когда они были поставлены, он твердил: "Снимите пиявки, поднимите (ото рта) пиявки!" - и стремился их достать рукою. При мне они висели еще долго, его руку держали с силою, чтобы он до них не касался. Приехали в седьмом часу Овер и Клименков; они велели подолее поддерживать кровотечение, ставить горчичники на конечности, потом мушку на затылок, лед на голову и внутрь отвар алтейного корня с лавровишневою водой. Обращение их было неумолимое; они распоряжались, как с сумасшедшим, кричали перед ним, как перед трупом.



Клименков приставал к нему, мял, ворчал, поливал на голову какой-то едкий спирт, и, когда больной от этого стонал, доктор спрашивал: "Что болит, Николай Васильевич? А? Говорите же!" Но тот стонал и не отвечал. - Они уехали, я остался во весь вечер до двенадцати часов и внимательно наблюдал за происходящим. Пульс скоро и явственно упал, делался еще чаще и слабее, дыхание, уже затрудненное утром, становилось еще тяжелее; уже больной сам поворачиваться не мог, лежал смирно на одном боку и был спокоен, когда ничего не делали с ним...



Уже поздно вечером он стал забываться, терять память. "Давай бочонок!" - произнес он однажды, показывая, что желает пить. Ему подали прежнюю рюмку с бульоном, но он уже не мог сам приподнять голову и держать рюмку... Еще позже он по временам бормотал что-то невнятно, как бы во сне, или повторял несколько раз: "Давай, давай! Ну, что же!" Часу в одиннадцатом он закричал громко: "Лестницу, поскорее, давай лестницу!.." Казалось, ему хотелось встать. Его подняли с постели, посадили на кресло. В это время он уже так ослабел, что голова его не могла держаться на шее и падала машинально, как у новорожденного ребенка. Тут привязали ему мушку на шею, надели рубашку (он лежал после ванны голый); он только стонал.



Когда его опять укладывали в постель, он потерял все чувства; пульс у него перестал биться; он захрипел, глаза его раскрылись, но представлялись безжизненными. Казалось, что наступает смерть, но это был обморок, который длился несколько минут. Пульс возвратился вскоре, но сделался едва приметным. После этого обморока Гоголь уже не просил более ни пить, ни поворачиваться; постоянно лежал на спине с закрытыми глазами, не произнося ни слова. В двенадцатом часу ночи стали холодеть ноги. Я положил кувшин с горячею водою, стал почаще давать проглатывать бульон, и это, по-видимому, его оживляло; однако ж вскоре дыхание сделалось хриплое и еще более затрудненное; кожа покрылась холодною испариною, под глазами посинело, лицо осунулось, как у мертвеца. В таком положении оставил я страдальца...



Рассказывали мне, что Клименков приехал вскоре после меня, пробыл с ним ночью несколько часов: давал ему каломель обкладывал все тело горячим хлебом; при этом опять возобновился стон и пронзительный крик. Все это, вероятно, помогло ему поскорее умереть" [16].



Смерть Гоголя случилась в восемь часов утра 21 февраля 1852 года. Бывшая при том Е. Ф. Вагнер писала в тот же день зятю (М. П. Погодину):



"...Николай Васильевич скончался, был все без памяти, немного бредил, по-видимому, он не страдал, ночь всю был тих, только дышал тяжело; к утру дыхание сделалось реже и реже, и он как будто уснул..."



Спустя полвека доктор Н. Н. Баженов заявил, что причиной смерти Гоголя было неправильное лечение. "В течение последних 15-20 лет жизни,- утверждал Баженов,- он страдал тою формою душевной болезни, которая в нашей науке носит название периодического психоза, в форме так называемой периодической меланхолии. По всей вероятности, его общее питание и силы были надорваны перенесенной им в Италии (едва ли не осенью 1845 г.) малярией. Он скончался в течение приступа периодической меланхолии от истощения и острого малокровия мозга, обусловленного как самою формою болезни,- сопровождавшим, ее голоданием и связанным с нею быстрым упадком питания и сил,- так и неправильным ослабляющим лечением, в особенности кровопусканием".



Грубой прозе медицинских заключений противостоит замечательный психологический портрет умирающего Гоголя, созданный критиком И. Золотусским.


"На похороны (Е. Хомяковой) он не явился, сославшись на болезнь и недомогание нервов. Он сам отслужил по покойной панихиду в церкви и поставил свечу. При этом он помянул, как бы прощаясь с ними, всех близких его сердцу, всех отошедших из тех, кого любил. "Она как будто в благодарность привела их всех ко мне,- сказал он Аксаковым,- мне стало легче".

И, немного задумавшись, добавил:



"Страшна минута смерти".


- "Почему же страшна? - спросили его,- только бы быть уверену в милости Божией к страждущему человеку, и тогда отрадно думать о смерти". Он ответил:

"Но об этом надобно спросить тех, кто перешел через эту минуту".


За десять дней до смерти Гоголь, находясь в мучительном душевном кризисе, сжег рукопись второго тома поэмы (романа) "Мертвые души" и ряд других бумаг. "Надобно уж умирать,- сказал он после этого Хомякову,- я уже готов и умру..." Он уже почти ничего не принимал из рук стоявшего бессменно у его изголовья Семена (после сожжения Гоголь перебрался на кровать и более не вставал), только теплое красное вино, разбавленное водой.


Обеспокоенный хозяин дома созвал консилиум, все имевшиеся тогда в Москве известные врачи собрались у постели Гоголя. Он лежал, отвернувшись к стене, в халате и сапогах и смотрел на прислоненную к стене икону Божьей матери. Он хотел умереть тихо, спокойно. Ясное сознание, что он умирает, было написано на его лице. Голоса, которые он слышал перед тем, как сжечь второй том, были голосами оттуда - такие же голоса слышал его отец незадолго до смерти. В этом смысле он был в отца. Он верил, что должен умереть, и этой веры было достаточно, чтоб без какой-либо опасной болезни свести его в могилу.


А врачи, не понимая причины его болезни и ища ее в теле, старались лечить тело. При этом они насиловали его тело, обижая душу этим насилием, этим вмешательством в таинство ухода. То был уход, а не самоубийство, уход сознательный, бесповоротный... Жить, чтобы просто жить, чтоб тянуть дни и ожидать старости, он не мог. Жить и не писать (а писать он был более не в силах), жить и стоять на месте значило для него при жизни стать мертвецом...


Муки Гоголя перед смертью были муками человека, которого не понимали, которого вновь окружали удивленные люди, считавшие, что он с ума сошел, что он голодом себя морит, что он чуть ли не задумал покончить с собой. Они не могли поверить в то, что дух настолько руководил им, что его распоряжения было достаточно, чтоб тело беспрекословно подчинилось.

Врачи терялись в догадках о диагнозе, одни говорили, что у него воспаление в кишечнике, третьи - что тиф, четвертые называли это нервической горячкой, пятые не скрывали своего подозрения в помешательстве. Собственно, и обращались с ним уже не как с Гоголем, а как с сумасшедшим, и это было естественным завершением того непонимания, которое началось еще со времен "Ревизора". Врачи представляли в данном случае толпу, публику, которая не со зла все это делала, но от трагического расхождения между собой и поэтом, который умирал в ясном уме и твердой памяти.


В начале 1852 года Гоголь писал Вяземскому: надо оставить "завещанье после себя потомству, которое так же должно быть нам родное и близкое нашему сердцу, как дети близки сердцу отца (иначе разорвана связь между настоящим и будущим)..." Он думал об этой связи, и смерть его - странная, загадочная смерть - была этой связью, ибо Гоголь в ней довел свое искание до конца. Если ранее винили его в лицемерии, в ханжестве, называли Тартюфом, то тут уже никакого лицемерия не было. Возвышение Гоголя было подтверждено этим последним его поступком на земле" .



Гоголя похоронили на погосте Данилова монастыря, но в 1931 году прах писателя перенесли на Новодевичье кладбище. Перезахоронение породило легенду, что Гоголь умер дважды, и второй раз воистину ужасно - под землей, в темноте и тесноте гроба. При эксгумации обнаружили, что обшивка гроба изнутри была вся изорвана! Это значит, что, возможно, похоронили Гоголя живым - в состоянии летаргического сна. Именно этого он боялся всю жизнь и не раз предупреждал о том, чтобы его не хоронили поспешно, пока не убедятся в подлинности его смерти! Увы! Предупреждение не помогло.

АРХИМЕД (ок. 287—212 до н. э.) — античный математик, физик, изобретатель


После учебы в Александрии вернулся в Сиракузы, где конструировал боевые машины для защиты города от римлян во время 2-й Пунической войны. Благодаря изобретениям Архимеда, Сиракузы долгое время успешно выдерживали осаду римских воинов.


Архимед погиб во время одного из боев. Существует четыре версии его гибели.


По первой, в разгар боя он сидел на пороге своего дома, углубленно размышляя над чертежами, сделанными им прямо на дорожном песке. В это время пробегавший мимо римский воин наступил на чертеж, и возмущенный ученый бросился на римлянина с криком:


— Не тронь моих чертежей!


Эта фраза стоила Архимеду жизни. Солдат остановился и хладнокровно зарубил старика мечом.

Вторая версия гласит, что полководец римлян Марцелл специально послал воина на поиски Архимеда. Воин разыскал ученого и сказал:


— Иди со мной, тебя зовет Марцелл.


— Какой еще Марцелл?! Я должен решить задачу!


Разгневанный римлянин выхватил меч и убил Архимеда.


По третьей версии, воин ворвался в дом Архимеда для грабежа, занес меч на хозяина, а тот только и успел крикнуть:


— Остановись, подожди хотя бы немного.

Я хочу закончить решение задачи, а потом делай что хочешь!


Наконец, четвертая версия такова: Архимед сам отправился к Марцеллу, чтобы отнести ему свои приборы для измерения величины Солнца. По дороге его ноша привлекла внимание римских солдат. Они решили, что ученый несет в ларце золото или драгоценности, и, недолго думая, перерезали ему горло.


Таковы легенды. Однако многие историки полагают, что Архимед был убит не случайно — ведь его ум стоил в. те времена целой армии.

КАЛИГУЛА
(прозвище, настоящее имя Гай Цезарь Германик)
(12-41) римский император



Как обычно бывало с императорами, против Калигулы постоянно плелись заговоры. Два заговора сенатской оппозиции он раскрыл. Но третий - заговор трибунов преторианской гвардии - стал для него роковым.



"Дело было в восьмой день до февральских календ около седьмого часа. Он колебался, идти ли ему к дневному завтраку, так как еще чувствовал тяжесть в желудке от вчерашней пищи; наконец, друзья его уговорили, и он вышел. В подземном переходе, через который ему нужно было пройти, готовились к выступлению на сцене знатные мальчики, выписанные из Азии. Он остановился посмотреть и похвалить их; и если бы первый актер не оказался простуженным, он уже готов был вернуться и возобновить представление.



О дальнейшем рассказывают двояко. Одни говорят, что, когда он разговаривал с мальчиками, Херея, подойдя к нему сзади, ударом меча глубоко разрубил ему затылок с криком: "Делай свое дело!" - и тогда трибун Корнелий Абин, второй заговорщик, спереди пронзил ему грудь.



Другие передают, что, когда центурионы, посвященные в заговор, оттеснили толпу спутников, Сабин, как всегда, спросил у императора пароль; тот сказал: "Юпитер"; тогда Херея крикнул: "Получай свое!"- и, когда Гай обернулся, рассек ему подбородок. Он упал в судорогах, крича: "Я жив!"-и тогда остальные прикончили его тридцатью ударами - у всех был один клич: "Бей еще!" Некоторые даже били его клинком в пах. По первому шуму на помощь прибежали носильщики с шестами, потом - германцы-телохранители; некоторые из заговорщиков были убиты, а с ними и несколько невиновных сенаторов".

КОНФУЦИЙ Кунц-цзы
(551-479 до н. э.) древнекитайский мыслитель, основатель конфуцианства


В жизни Конфуция не раз были моменты, когда он чудом избегал гибели. Тем не менее дожил он до глубокой (по понятиям тех времен) старости. "Конфуцию было уже около семидесяти, когда умерла его жена. Хотя он никогда не был с ней душевно близок, он воспринял это событие как напоминание о неизбежном конце и все чаще стал говорить о смерти. Однажды, стоя у реки, он погрузился в грустные размышления о мимолетности жизни. "Все преходяще,- сказал он,- подобно этому течению не останавливается ни днем, ни ночью".


Вскоре умер сын Конфуция, а вслед за ним любимый его ученик Янь Юань. Смерть Янь Юаня потрясла учителя. "Небо сокрушает меня!" - восклицал он, горько плача. Когда его пытались утешать, он отвечал: "О ком же мне скорбеть глубоко, как не об этом человеке?" - Янь Юань был самоотверженно предан учителю и готов был отдать за него жизнь. Он ловил каждое его слово и принимал все, что скажет Конфуций, без возражений. Учитель иногда шутливо говорил: "Явь Юань мне не помощник, ему нравится все, что бы я ни сказал". И вот теперь он умер; Конфуций почувствовал, что наступает его черед. Все это время он тем не менее не прекращал работы. Он писал книгу "Чюн-цю" - летопись, которая должна была отразить эпоху вражды и междоусобиц. "По ней узнают меня и по ней будут судить обо мне",- говорил он. Ему хотелось прожить еще хоть немного, чтобы довести занятия до конца, но вскоре он почувствовал, что силы его на исходе.


Его стали посещать видения и сны. Когда он заболел, ученики просили старца молиться духам о выздоровлении.


- А следует ли это делать? - спросил Конфуций; и когда ему сказали, что правила предписывают поступать так, он сказал:

- Я молился давно.


Однажды ранним утром Конфуций проснулся и, волоча палку в заложенных за спину руках, направился к двери, напевая: "Большая гора должна разрушиться, сильное течение должно пресечься, мудрый человек должен завянуть, как растение". Один из учеников Конфуция, Цзы Кунг, услышав пение, появился перед ним. Учитель рассказал ему сон, увиденный этой ночью, который, как ему показалось, предвещает скорую смерть. Затем Конфуций посетовал, что "не нашлось ни одного умного правителя, который захотел бы стать моим учеником. Пора мне умереть".


Он слег в постель и через неделю тихо скончался. Перед смертью он не молился и не выказывал страха. Говорят, что его последними словами было: "Кто после моей смерти возьмет на себя труд продолжать мое учение?"