Глухой ночью 25 ноября 1741 года цесаревна Елизавета Петровна совершила государственный переворот и захватила Зимний дворец, арестовав там младенца-императора Иоанна ВИ Антоновича и его родителей — принца Антона Ульриха Брауншвейгского и Анну Леопольдовну. Переворот этот не был ни для кого неожиданностью — слухи о нем расходились по столице и стали достоянием правительства.

Елизавета Петровна в молодости

23 ноября 1741 года Анна Леопольдовна на приеме при дворе пыталась переговорить с Елизаветой, приходившейся ей тетушкой, и урезонить ее. Но увещевания имели обратный эффект — узнав, что властям все известно о заговоре, Елизавета решилась действовать. Она подняла на мятеж верных ей гвардейцев и стала российской императрицей.

Елизавета давно шла к власти, хотя сперва ее предназначали для другого. Она появилась на свет в тот самый момент, когда ее отец Петр Великий вводил в Москву свою армию — победительницу под Полтавой. Это счастливое совпадение, радостно отпразднованное столицей, характерно для Елизаветы, которой всегда везло в жизни. Она родилась в счастливой семье Петра и Екатерины и с ранних лет была окружена теплом и лаской. Петр был без ума от своей «четвертной лапушки», — так он называл в одном из писем дочку, которая только что поползла на четвереньках. Со временем восторги только усилились — девочка росла необычайной красавицей. В феврале 1712 года Петр узаконил свой брак с Екатериной, а вместе с тем — и своих дочерей (в 1708 году родилась старшая сестра Елизаветы — Анна). Девочек начали учить грамоте очень рано, и для Петра не было большего наслаждения как вести «взрослую» переписку с дочерьми, ждавшими отца из походов. В сентябре 1721 года Елизавета была официально признана совершеннолетней и стала невестой на выданье. С 1721 года русские дипломаты добивались сватовства французского короля Людовика ХВ, почти ровесника Елизаветы, к цесаревне. Но брак не состоялся. После смерти матери, императрицы Екатерины И в 1727 году, Елизавета сблизилась с юным императором Петром ИИ, но ненадолго. Царствование же Анны Иоанновны (1730—1740), которая приходилась Елизавете двоюродной сестрой, оказалось для цесаревны малоприятным и даже тревожным. И хотя она официально занимала третью позицию в протоколе, сразу после Анны Иоанновны и ее племянницы Анны Леопольдовны, положение Елизаветы было неустойчивым. Императрица не любила сестру. За этой неприязнью скрывалось многое — жгучая зависть к счастливой судьбе, беззаботной веселости молодой девушки, не познавшей, как она, Анна, ни бедности, ни унижений. Елизавете почти ничего не нужно было делать, чтобы возбудить ненависть царицы: достаточно было появиться на бале в новом платье, с бриллиантами в великолепных пепельных волосах, с улыбкой Афродиты на устах, вызвав шелест восхищения в толпе гостей.

Анна мечтала выдать Елизавету замуж куда-нибудь подальше от России, но опасения иметь за рубежом страны дочь и, возможно, — внука Петра Великого — пересиливали: Елизавета оставалась по-прежнему в девках. Впрочем, цесаревна особенно не грустила. Вокруг нее сложился кружок молодых людей, среди которых были знаменитые деятели ее будущего царствования — братья А.И. и П.И. Шуваловы, М.И. Воронцов, фаворит цесаревны А.Г. Разумовский, и они вместе славно проводили время — на охоте, в праздниках, развлечениях. В 1740 году умерла Анна, на престол вступил Иоанн Антонович, регентом при нем стал Э.И. Бирон, которого вскоре сверг Б.Х.Миних. Правительницей России при сыне была Анна Леопольдовна, женщина ума негосударственного, малоинициативная и ленивая. Фактически власть после отставки Миниха перешла к А.И. Остерману, политику опытному, но совершенно непопулярному. Явная слабость власти, а более — непрерывная чехарда правителей нерусского происхождения — все это вызывало раздражение гвардии, помнившей славные петровские времена и гордые победы гениального царя, божественный свет которого распространился и на его дочь. Елизавета много делала, чтобы понравиться гвардейцам: она их ласково принимала, соглашалась быть их кумой при крещении детей, была проста, дружелюбна к сподвижникам своего отца и их молодым товарищам. Параллельно она начала вести переговоры со шведским и французским посланниками Нолькеном и маркизом де ла Шетарди, которые надеялись на изменения проавстрийского внешнеполитического курса России, укрепившегося при Анне Леопольдовне. Шведы также полагали, что, помогая Елизавете деньгами, они сумеют, в случае вступления ее на престол, добиться пересмотра условий Ништадтского мира 1721 года и возвращения завоеванных Россией шведских провинций в восточной Прибалтике. Однако эти условия соглашения отпугивали цесаревну, и она затягивала переговоры. События 25 ноября 1741 года положили конец всем колебаниям — Елизавета стала императрицей.

Нет сомнений, женщины более красивой, чем Елизавета, в ту пору не было на свете. По крайней мере, так считали современники. Высокий рост, грация, удивительный цвет лица, тонкая талия, пышные пепельные волосы — все это не может полностью передать обворожительности Елизаветы, о которой китайский посол, исходя из собственных представлений о женской красоте, как-то сказал: «Если бы у нее не были такие большие глаза, никто не мог бы остаться в живых, увидя ее». Однако красота была не только даром природы, но и плодом титанических усилий портных, ювелиров, парикмахеров и самой Елизаветы, обладавшей тончайшим вкусом, чувством гармонии и меры. Она прожила жизнь, не спуская с себя глаз, и поэтому больше всех на свете любила только себя и свое отражение в сотнях придворных зеркал, жаждала все новых и новых нарядов и украшений, которые скупали для нее в Европе. Но на этом императрица не останавливалась. Свою власть она широко использовала для регламентирования внешнего вида подданных, особенно придворных, шла ли речь о запрещении надевать дважды одно и то же платье, или о фасоне кафтана, прически, модели маскарадного костюма. Более того, Елизавета установила личный досмотр всех прибывающих в Россию «галантерейных товаров» и отбирала для себя все самое лучшее, иногда — целыми партиями, чтобы лишить других дам источников совершенства. Характер императрицы был не столь безупречен, как ее внешность. Один из современников писал: «Сквозь ее доброту и гуманность в ней нередко просвечивает гордость, высокомерие, иногда даже жестокость, но более всего подозрительность... Зато императрица вполне владеет искусством притворяться». Особенно хорошо понимали это придворные, слуги и близкие государыни, которые немало страдали от ее придирок, подозрений, грубости. Общение с императрицей было делом весьма сложным. Екатерина ИИ вспоминала: «Было множество тем для разговора, которые она не любила: например, не следовало совсем говорить ни о короле прусском, ни о Вольтере, ни о болезнях, ни о покойниках, ни о красивых женщинах, ни о французских манерах, ни о науках — все эти предметы разговора ей не нравились. Кроме того, у нее было множество суеверий, которых не следовало оскорблять; она также бывала настроена против некоторых лиц и склонна перетолковывать в дурную сторону все, что бы они не говорили, а так как окружающие охотно восстанавливали ее против очень многих, то никто не мог быть уверен в том, не имеет ли она чего-либо против него. Вследствие этого разговор был очень щекотливым». По рассказам современников,"Государыня кушала немало и каждое блюдо запивала глотком сладкого вина. Она в особенности любила токайское вино". "В числе особенных странностей Государыни: она терпеть не могла яблоков; и мало того, что сама их не ела никогда, она до того не любила яблочного запаху, что узнавала по чутью, кто ел недавно, и сердилась на тех, от которых пахло ими; от яблоков ей делалась дурно, и приближенные остерегались даже накануне того дня, когда им следовало являться ко двору, до яблоков дотрагиваться. Спать Государыня ложилась в пять часов утра; утро и часть дня посвящались сну. Засыпая, Елизавета любила слушать рассказы старух и торговок, которых для нее нарочно брали с площадей. Под рассказы и сказки их, кто -- нибудь чесал Елизавете пятки, и она засыпала. Когда Императрица спала, то в это время по соседнему Полицейскому мосту запрещалось ездить экипажам, чтобы стук езды не будил Императрицу; иногда не пускали и пешеходов. Придворные дамы во всем должны были подражать Императрице, но ни в чем не превосходить ее; осмелившиеся родиться красивее ее и одеться изящнее, неминуемо шли на ее гнев".

Страшен был гнев императрицы, ее божественные черты уродливо искажались, лицо наливалось пунцовой краской и она начинала визгливо кричать, не стеснялась и рукоприкладства. В чем-то она очень напоминала отца — человека импульсивного, тяжелого, неуравновешенного и беспокойного. У нее был отцовский темперамент, нервная подвижность, которая гнала ее с одного места на другое, делая жизнь окружающих подлинной мукой. Как и отец, Елизавета была легка на подъем и любила путешествовать. Зимний путь из Петербурга в Москву она пролетала за 48 часов, меняя лошадей через каждые 20—30 верст. Кажется, что большая часть этих путешествий была лишена смысла, а тем более — государственной надобности. Скорее это была прихоть, безотчетное желание смены впечатлений, каприз.
Характер Елизаветы не был отшлифован воспитанием, она не знала, что такое труд, терпение, ей были неведомы напряженное умственное усилие, тяжелая государственная работа. Она превратила собственную жизнь в вечный праздник, королевой которого постоянно и была.
Но все же ее праздничная жизнь имела свои теневые стороны. Современники замечали, что императрица могла поздно вечером внезапно покинуть дворец и провести ночь в каком-нибудь другом месте, куда гнал ее уже не каприз, а страх. Все 20 лет своего царствования Елизавета не знала покоя: страх ночного переворота никогда не покидал ее. Подлинная страсть к перестановкам и перестройкам дворцовых комнат объясняется также бо-лее страхом, чем погоней за новизной впечатлений. Она не смыкала по но-чам глаз и ложилась не ранее шести утра, перенося на самый поздний час ужины, обеды, развлечения. Все, естественно, должны были приспосабливаться к полночной жизни императрицы. Елизавета была истинной дочерью своего времени, когда в искусстве царил стиль барокко. Именно барокко с его капризными завитками, причудливыми изгибами, легкомысленной и чувственной роскошью как нельзя лучше подходило Елизавете и служило ей драгоценной оправой, как редкостному бриллианту. И Елизавета не жалела денег на эту оправу, не глядя подписывала счета, которые подавал ей великий Мастер — Франческо Бартоломео Растрелли, чей веселый итальянский гений отразился в несравненных архитектурных шедеврах, до сих пор поражающих нас изяществом, роскошью и величием. Все внутреннее убранство великолепного Царскосельского дворца говорило о том, что Елизавета живет как бы в земном раю, а всякое ее появление перед гостями представлялось чудом: в сверкающей под лучами солнца анфиладе комнат и залов, уходящих в какую-то теплую зеркально-золотую бесконечность, появлялась блистающая точка. Она все увеличивалась и увеличивалась, на зрителей накатывалась, нарастая, волна света, шороха тканей, аромата — к гостям приближалась императрица. О пирах, фейерверках, салютах, заливавших небо и землю фантастическим звездопадом не приходится и говорить — так роскошны, сложны, искусны они были, так любила «огненные потехи» царица.

Г.Р. Державин называл пору правления Елизаветы «веком песен». Так и было. Елизавета обладала незаурядными музыкальными способностями, любила музыку, сама сочиняла песни. Благодаря ей в России появились гитара, мандолина, арфа, многие другие инструменты, расцвели оперное искусство, балет. Наслаждалась государыня и редкостным музыкальным чудом — изобретенным чехом Марешом роговым оркестром, который включал в себя десятки рогов разной длины. Слушать его можно было только под открытым небом и на порядочном расстоянии — так громок был звук живого органа, состоявшего из крепостных музыкантов. Но особенно сильно любила царица драматический театр. Елизавета была самой частой зрительницей многочисленных трагедий и комедий, которые ставились на его сцене. Благодаря театральным пристрастиям Елизаветы русский зритель познакомился с Шекспиром, Мольером, пьесами русских драматургов, первейшим из которых был Александр Сумароков.
Естественно, что заниматься делами между переодеванием для театра или бала было, в сущности, некогда. Да и не умела дочь Петра управлять государством. Видимо, ей поначалу казалось, что это довольно просто: нужно смыть все наросты, искажения, которые образовались на теле российского государства после смерти Петра И в 1725 году и далее править согласно постановлениям и регламентам покойного отца. Но жизнь развеяла иллюзии Елизаветы, и ей ничего не оставалось, как передоверять дела министрам и фаворитам. Но как им было трудно с императрицей! Проходили недели, месяцы, пока она подпишет какой-либо документ.

Впрочем, ситуация никогда не становилась драматичной. Бюрократический аппарат, некогда запущенный в ход Петром И, продолжал свою монотонную работу, был жизнеспособен и плодовит. Не следует также представлять царствование Елизаветы в карикатурном виде: оно ознаменовалось множеством важных событий, начиная с открытия в 1755 году Московского университета, Академии художеств (1760) и кончая принятием законов, упрочивших дворянские привилегии, развитием национальной экономики. Спрос на русское железо достиг 100 процентов от его производства, что резко стимулировало промышленное строительство.
Несмотря на почти полную отстраненность от дел, Елизавета была полновластной самодержицей и ревниво следила за тем, чтобы никто не смел повелевать ею. Когда церковники надумали убедить царицу восстановить ликвидированное ее отцом патриаршество, они получили решительный отпор — при всем смиренном с виду православии Елизаветы, она оставалась самодержицей и не допускала мысли о возможном соперничестве ее верховной власти ни в одной сфере жизни русского общества. Да, она была неискушена в политике, но это не означало, что она была простодушна и доверчива. В ее политике видны пристрастия, симпатии, капризы, но никогда не найти поспешности и скоропалительности. Какое-то внутреннее «самодержавное чувство» диктовало ей осторожное политическое поведение, позволяло избежать риска для собственной власти, обеспечить стабильность режима и благополучие страны в целом. Среди «скучных» государственных занятий для Елизаветы существовало одно исключение — внешняя политика. Она интересовала императрицу, ибо в те времена была «ремеслом королей». Европа ХВИИИ века представляла собой большую, недружную семью коронованных родственников, между которыми с годами складывались сложные, запутанные отношения симпатий, антипатий, измен, вражды. Елизавета в полной мере осознавала себя членом этой семьи и жила ее интересами, целиком отдаваясь столь любезному ей миру интриг, слухов и скандалов. А это означало необходимость читать донесения посланников, министров, выдержки из газет, давать указания, подписывать инструкции. И Елизавета это с удовольствием делала, причем проявляла качества неплохого дипломата.
У иных людей, знавших императрицу поверхностно, создавалось обманчивое впечатление, что это простодушная, кокетливая и доверчивая красавица, которой можно, при желании, управлять, чтобы добиться своих целей. Но таких дельцов ждало неизбежное разочарование. Француз Лефермиер писал в 1761 году о Елизавете: «Из великого искусства управлять народом она усвоила себе только два качества: умение держать себя с достоинством и скрытность». Оба качества, как мы знаем, для дипломата всегда крайне важны, и они не раз выручали царицу.

Во внешней политике Елизавета также исходила из нескольких дорогих ей принципов — так называемой «системы Петра Великого», которая прежде всего предполагала учет национальных, точнее имперских, интересов России. Эти начала были усвоены дочерью Петра с детства, и они естественным образом отвечали ее интересам самодержицы. Следование им придавало политике России определенность и ясность, позволяло довольно успешно вести дела в Европе. Из 20 лет царствования Елизаветы целых 15 оказались мирными — такого история России не знала два столетия. Четыре года Россия участвовала в Семилетней войне (1756—1760). Несмотря на извечную российскую неразбериху, воровство в тылу, непродуманность стратегических планов, русская армия сумела нанести чувствительные поражения непобедимым ранее войскам Фридриха Великого. Нет, оружие Петра Великого не заржавело, и дочь его славы не посрамила!
Елизавета официально никогда не была замужем и не имела детей, хотя многим эти утверждения не казались бесспорными. 1730—1740-е годы были порой фавора графа Алексея Григорьевича Разумовского. Примерно с 1742 года стали распространяться слухи о тайном венчании Елизаветы с Разумовским в подмосковном селе Перово. И хотя у нас нет прямых доказательств этого, подозревать, что брак все-таки был заключен.
Так же неясна история с «князьями Таракановыми», которых одни историки признают детьми Елизаветы и Разумовского, а другие считают племянниками фаворита, сердечно принятыми при дворе бездетной Елизаветы. В конце 1740-х годов на смену Алексею Разумовскому пришел новый фаворит — Иван Иванович Шувалов. Фавориты — отставной и действующий — оказались выше всяких похвал: не случалось им ни скандалить, ни затевать распри между собой. Вообще, при Елизавете на страну снизошел покой: не было ни страшных бунтов, ни ожесточения, за 20 лет императрица не подписала ни одного смертного приговора. В немалой степени это зависело не только от государыни, но и от ее ближних людей, в том числе от Ивана Шувалова.

В отношениях Елизаветы и юного Шувалова была своя, неразгаданная тайна. Мало что могло объединять этих людей, и, тем не менее, 12 лет они провели вместе и очень дружно. В Шувалове был шарм, та изящная небрежность светского человека, которой не обладал Разумовский. Он любил наряды, праздники, ту веселую жизнь, которой жила царица. Желание хорошо одеться, изящно выглядеть не рассматривалось Шуваловым как порок — думая о красе ногтей, он оставался дельным человеком. Вместе с тем, Елизавете, вступившей в зрелые годы, которые быстрой вереницей потянулись к ненавистной старости, Ванечка Шувалов давал ощущение молодости, свежести чувств. С ним она останавливала для себя время, была по-прежнему молода. Иван Шувалов был один из немногих людей, которые видели Елизавету в последние дни ее жизни. К концу она резко изменилась. Старость стала для нее настоящим бедствием. Ни многочасовые бдения перед зеркалом, ни новые наряды, оригинальные прически не могли спасти, вернуть божественную красоту. И в отчаянии срывая с себя украшения, она отменяла предстоящие праздненства, спектакли, приемы. Всю осень 1761 года она провела в Царском Селе. Уже давно болела, падала в глубокие обмороки, и не было на свете другого человека, который бы так боялся смерти: само слово это запрещалось произносить при ней. В животном страхе смерти Елизавета отказывалась лечиться, принимать лекарства, слушать советы врачей и соблюдать хотя бы какой-нибудь режим. Развязка наступила на Рождество. Судьбе было угодно, чтобы, прожив всю жизнь как один непрерывный праздник, Елизавета и умерла в великий светлый день, 25 декабря 1761 года. Накануне она тихим голосом простилась с наследником престола Петром Федоровичем и его женой Екатериной. Хоронили императрицу уже в новом 1762 году. В роскошной серебряной робе с кружевными рукавами и золотой короной на голове она, даже отправляясь на тот свет, была одета, как истинная модница.

При новой государыне заметно изменились нравы: народ бежал смотреть уже не на смертную казнь — кстати, взойдя на престол, Елизавета ее отменила, — а ломился в театр. И вообще императрица старалась многие прежде бытовавшие привычки истребить и предать забвению. Кое-какие старинные московские забавы подверглись официальному запрету: в обеих столицах отныне нельзя было иметь медведей, «а кто к оному охотник, держали б в деревнях своих и по ночам бы не водили». Кроме медведей, Москва сердобольная лишилась и еще одной своей давнишней «достопримечательности»: строго-настрого возбранялось выпускать колодников, которые «ходят скованные на цепях и в железах по нескольку человек, в числе коих бывают и пытанные в разодранном платье, тако, что и тело видно». Бродя не только по дворам, но и по Красной площади в рядах, они просили милостыню «необыкновенно нараспев, с криком», отчего, как считал генерал-полицмейстер, «немалое предосуждение, а особенно от чужестранных послов произойтить может».

Запрет коснулся и некоторых развлечений, внедрявшихся прежней царицей: «Ея Императорское Величество указать соизволила, чтоб впредь, кроме иностранных Послов и Посланников, и прочих министров, никто в домах своих из ружья ни из какого, как по птицам, так и просто для забав отнюдь не стреляли. А ежели впредь, кто будет стрелять: за то с самих помещиков и протчих хозяев брать штрафа за каждый выстрел по тысяче рублев; а буде люди их будут стрелять без ведома помещиков. Елизавета жила и царствовала в золоченой нищете; она оставила после себя в гардеробе с лишком 15 тысяч платьев, два сундука шелковых чулок, кучу неоплаченных счетов и недостроенный Зимний дворец... Двор Елизаветы отличался пышностью и великолепием, большое внимание она уделяла парадному строительству в Петербурге и пригородах, привлекая выдающихся архитекторов. В царствование Елизаветы сооружены ансамбль Смольного монастыря, Никольский Морской собор, Зимний дворец и другие здания, открыты Тучков и Сампсониевский мосты, образованы Академия художеств и Пажеский корпус.
Елизавета Петровна внезапно скончалась в декабре 1761 г., после двадцатилетнего царствования, на 53 - м году жизни.