Всё надоело. Если б сказали, что где-то раздают бесплатную смерть, которую принимаешь и всё - конец, уже никогда ничего не будет - пошла бы и приняла. Только непременно будет, и только это сдерживает...

Поздравляю!

Думаете, я немного пьяна я после гостей у мамы? с дня рождения?я пила только вермут, с него не сильно опьянеешь.

Проснулась сегодня я в полшестого, то есть за полчаса до будильника. успела и голову вымыть и в компе на письма ответить, и завтрак приготовить. а потом взяла бутылку с водой (меня предупредили), подарок мамульчику, еду на обед и пошла!

все мне оч обрадовались!

но я не сильно обрадовалась тому, что оказывается воды не будет два месяца. два!

а в туалет воду - надо

руки помыть - надо

кофе, чай сварить - надо

вымыть после того же кофе - надо

и цветы!

я же не могу выкинуть цветы!

они как дети!

они хотят пить!

и они почти посохли у меня, мои милые...

их поливали, но не так уж... уж две недели нет воды.

я в расстройстве.

хорошо еще, что расстройства желудка нет. а был бы? офигеть!

с вечера набрала уже воды и собираюсь нести. маловато, но что делать?

вот такое начало работы.

в гостях посидела хорошо, но дома лучше.

Всех! Абсолютно всех!

Поздравляю с первым днем весны!

Желаю найти свою любовь тем, кто еще ее не имеет, и не потерять ее тем, кто уже нашел ее!

Желаю вам всем найти свое счастье!

Люблю всех!

По поводу себя: сделала причесон, освежилась так сказать, и пришла домой совершенно больная после долгой прогулки по городу. Что делать? Погода? Уверена, выздоровею, не впервой. От отпуска остались считанные клочки - вечер сегодня и день завтра. В среду иду на работу, а после работы поздравлять мою весеннюю рыбку - мамулечку мою!

Всем пока!

Ваша Ёжжжжжка

Только что получила сообщение от Ивочки, моей подруги по прозе-странице, что прозу она оставляет и писать больше не будет. У нее депрессия, и она просит прощения. За что? Она моя подруга, я так ее люблю, но остановить вряд ли смогу. Самое обидное, что у нее толпы поклонников, рецензентов, которым нравится читать, высокий рейтинг, пишет классно, и интересно - но, вот! Депрессняк отнимает самых лучших, и сделать ничего нельзя... Я сама боюсь впасть в депрессию, у меня это слишком хорошо получается...

Ивочка осталась у меня только в контакте, но если и оттуда исчезнет - это будет непоправимая потеря лично для меня. Такой нежный и ранимый человечек где-то в глухой Сибири, в маленьком городишке, отгородившись от всего мира, из-за личной трагедии... Так и хочется воскликнуть проклятье всем прозо-романам между авторами, сходящими с ума из-за ревности, обид, надуманных, хочется верить, виртуальной любви...

Как больно и обидно терять лучших.

Кто-нибудь, остановите ее!

С Жоржем Декосье, который прикопался ко мне на прозе и стал пререкаться со мной в Избушке-читальне, так легко все не окончилось. Он продолжил, Миша, зарегившийся там же, тоже сказал свое слово и теперь этот неудачник, перешел на банальное хамство. Типа до уровня "сама дура", что говорит о крайней ограниченности его ума, поскольку, чтобы высказываться интеллигентно, ума ему не хватает.

Грустно.

А Мишанчик молодец! Пришел вслед за мной, зарегился, опубликовался, и окопался. И даже получил похвальную рецку от самой З.Маркиной, которая тоже без ума от запятых. Дались они ей! Но за него я честно рада. Еще я недавно узнала, что Баркас Верещагин, один из Ордена Шизохрени, к которому принадлежу и я - так же публикуется в избушке.

В избе-читальне, что меня привлекло много есть полезного, чего нет на стихире.

Во-первых, там не обязательно заниматься фотошопом, чтобы уменьшить картинку, иллюстрирующую страницу.

Во-вторых, можно приделать музыкальный файл.

В-третьих, формат картинок не такой ограниченный.

В-четвертых - можно завести собственный блог.

В-пятых, почта там все же работает.

В-шестых, есть сообщества, и никто не запрещает заводить собственные.

Это пока всё, что я успела подметить, ах да, в свои рецки и ответы можно добавлять файлики - картинки к примеру.

Но - увы, среди бочки с медом, разумеется, есть кувшин с дерьмом.

Мужская часть - по-большей части хамы. за выражениями никто не следит. Того же Жоржа взять.

Флуд - двух дам так облили дерьмом те же поэты, так обмазали, что я просто диву давалась их хамству.

Поэтому, буду ли я тут оставаться - вопрос.

Но пока - буду. Двое друзей - Христиан Бэд и Михаил Данчишин - вот пока мой единственный оплот в этом смраде.

Пока я не нашла новых друзей, с которыми могла бы общаться нормально.

Познай самого себя. Освобождение энергий с помощью терпения и рассудительности. Аллегория психоанализа. Обуздание подсознания. Вы способны разобраться в своих проблемах, страхах и комплексах и справиться с ними. Чуть больше доброты по отношению к окружающим - и все будет в порядке.

Под конец дня я немного растерялась.

дело вот в чем.

Буквально позавчера я на стихире познакомилась с Жоржем, не  буду продолжать дальше его ник, чтобы не давать наводки. Прочитала, как на него нападает дамочкаю Заступилась. Он пришел меня почитать, начали переписываться, ну и допереписывались до полпервого ночи. На второй день всё было ничего, он везде влезал в мои рецки и даже между мной и моим соавтором влез со словами - а я с Ёжкой подружился.

Это было мило до тех пор, пока он не решил прочитать Иллюзии.

Такая вещь, которая писалась мной под мои бесконечные слезы о человеке, который никогда не станет моим.

Проникающая в душу.

И этот человек в своей рецке написал про пунктуацию.

Это эссе, написанное в стиле хиппи - поток мыслей, какая, блин, пунктуация!

Я ответила. Обиделась.

Он мне ответил в избе-читальне, в которой я зарегилась из-за Бэда, чтобы иметь возможность его поддерживать.

И вот на ночь глядя, мне начали поступать его сообщения из избы, в которой он говорит, чтобы я успокоила Данчишина, моего соавтора!

Я на всякий случай извинилась, и пошла на рецки Миши. Почитала. Миша в весьма благородно сдержанной форме задел Жоржа.

Блин.

Это приятно... За меня еще никто не заступался никогда.

А Жорж...

С ним все понятно, пунктуация родилась прежде него.

В поэзии и прозе для него это - главное.

Ну и Бог  с ним.

Нафиг мне такой друг сдался. За Мишу - я таких троих не возьму.

И сама кого хошь за Мишу размажу по любой литературной стенке.

В этом я дока. Не верите? Вспомните историю с другим моим другом.

Вот, кстати, из-за чего сыр бор случился:

Иллюзии на берегу моря

я отталкиваю тебя
все время отталкиваю тебя
и ты отталкиваешь меня
значит ли это
что мы
прекрасно понимаем
что
ждет нас
если мы не оттолкнем
друг друга как следует
а наоборот
возьмем
друг друга за руки?

не судьба

я смотрю тебе вслед
ветер уносит тебя
на запад
а меня
на восток

слезы
слезы
слезы
всюду слезы
это не дождь
это
моя любовь
слезы
мои
что ветер несет тебе вслед

я никогда
не подойду к тебе
никогда
слишком
большая цена
за то
чтобы мы жили
в одном пространстве
в одно время
за одну маленькую ошибку
что совершила я когда-то
в другом времени
в другом пространстве

я знаю

я даже не смею
слишком мечтать
о другой жизни
о другом времени
о другом пространстве
где мы
могли бы быть вместе

между нами стены

ты воздвиг их
любовь моя
я воздвигла их
любовь моя
Бог нам помог

нам никогда
никогда
никогда
не быть вместе

море давно унесло наши следы
и ветер развеял песчинки

ты летишь на Запад
а я на Восток

как горек удел
любви
проклятой любви
любви
что никогда не закончится

я всегда буду помнить тебя

*****************************************************************************

ты спросил меня:
Что я здесь делаю?
Я ответила:
Сидишь со мной.
-Зачем?
Я так хочу.
Он отвернулся и не стал со мной говорить больше.
Я встала и пошла прочь.
Если тот, кого я люблю, не хочет говорить со мной,
то и я не хочу говорить с ним.
Так будет всегда.
Я шла по мокрому песку, обласканного волнами
и слушала шум прибоя.
Море то отступало, то наваливалось на берег.
Тот не пошел за мной.
Он сидел, как маленький мальчик, и мне внезапно стало жалко его.
Прибежав обратно я крикнула:
Уходи! Я отпускаю тебя.
Он повернулся и в его глазах мелькнула грусть, когда он сказал:
- Ты не можешь.

Я прикована к острову печали и безнадежности
Должна ли я
должна ли я
удерживать с собой того, кого люблю?
нет, нет
лучше я на нем буду одна
всегда одна


если подумать
то это правда

я все равно одна
только Господь со мной
но и он не может быть все время рядом
он тоже куда-то уходит
и тогда я прихожу в отчаянье

мой остров населен миражами
того,
что могло бы быть
или было в моем воображении

как грустно

я построила дом
в котором нет стен
я боюсь стен
поэтому мой дом
прозрачен как стекло и так же хрупок
когда он мне надоест
я разобью его
и пойду строить новый

одна

***************************

я делаю вид, что мне все равно.
игра?
да, игра
я счастлива, когда он
поднимает свой взгляд на меня
и смотрит своими чудесными черными глазами.
я не знаю каков цвет его глаз.
для меня они черные
пронзительные
любимые глаза
я обожаю,
когда он внезапно поворачивается,
услышав мой голос или смех.
я смеюсь только для него
я разговариваю только для него
я живу только для него
потому что так хочу

я никогда не скажу
ему
об этом

никогда

он слишком горд
а иногда не слишком

иногда он становится виноватым
мальчиком
не умеющим просить прощения
и потому просто
ходящим вокруг да около
с виноватым взглядом
и я
все
ему прощаю

наверное, я все-таки его люблю



*******************************************

это конец
да это конец
я знаю
грустная сказка с грустным концом подошла к концу
все

прощай
я
желаю
тебе счастья
с кем-нибудь
все равно с кем
мне не важно с кем
с кем хочешь
а я попытаюсь найти счастье у себя дома
постарайся не быть жестоким с той,
кто тебя полюбит, ладно?

********************************************

я долго жила в ожидании счастья
а оно все не приходило
и тогда я подумала
я его не достойна
но увидела того
кто сделал каждый мой день
незабываемым
я сказала себе
я не достойна его
но это не правда
и я слишком долго мучала себя
призраками того
что могло бы стать
и в один день
когда мне стало слишком больно
я сказала себя
вот
тот
о ком
просит душа моя
о ком печалится сердце мое
и кого желает тело мое
неужели я не могу
просто пожелать его?

я не возьму его за руку
я не обниму его
я его не поцелую
да нет
просто я хочу
хочу
хочу
чтоб он
стал моим
стал моим
навсегда
желать не значит получить
но не желать я не могу
я протягиваю руки
и говорю
я хочу
чтобы он
стал моим
потому что он
и так мой

я знаю это
как то
что дышу
хожу
живу
делаю
смеюсь
ради него

так ли важно
что я не получаю его
не сплю с ним в одной постели
не обнимаю его
не утешаю
не слушаю
радость моя в том
что иногда мы оказываемся
на одной плоскости
и даже в одно время
моя радость в его глазах, глядящих на меня
в его мыслях, когда я попадаю в них
в его словах, обращенных ко мне
и в смехе, когда он смешит меня

да, этот холодный как лед человек
смешит меня
и я люблю его
и знаю,
что хочу,
чтобы он стал моим

он станет моим

я знаю

Как-то Настя, у тебя я прочла, что к американской культуре ты относишься с...недоверием, что ли.

А я, помнится, подумала - а как же Эмили Дикинсон, моя любимая поэтесса?

И вот, в первый день отпуска, я вспомнила о той, которая в мои 19 лет открыла для меня новый мир поэзии. До нее я читала Пушкина, Лермонтова, Маяковского, Шекспира, Гете, ну и прочих, кто там в школьной программе. А тут - это было странно, но я почувствовала свою близость с ней, как будто мы были единым целым и вот я нашла свою половину.

Или себя.

Этот пост я посвящаю ей, неизвестной поэтесе Америки, которую не признавали при жизни, а после смерти она стала одной из великих. Так обычно и бывает. Пока человек жив - к примеру, художник, картины никто не хочет покупать, он перебивается с хлеба на воду, и только спустя какое-то время, его произведения становятся известными, признанными, и приносят уйму денег тем, кто не имеет никакого отношения к его творчеству.

Итак, Эмили Дикинсон

     Как  поэт, Эмили  Дикинсон  начинала  с двух  огромных  недостатков  --
невероятной легкости  стихотворчества  и увлечения дурными  образцами. Позже
она   должна  была  запоем  читать  Шекспира,  Милтона,   Герберта,  великих
английских поэтов своего века, и известно, какое  влияние они оказали на  ее
язык, но  известно  также, насколько мало затронуло это влияние стихотворные
формы,  которые   она   использовала.  Исходным   пунктом   для   нее   были
сентиментальные надписи,  что  делают на  подарках, христианский  ежегодник,
газеты, светские  журналы --  любимое чтение священников,  утонченных  дам и
чувствительных натур.  Но  даже в сборниках церковных гимнов влияние на  нее
оказывали,  по всей  видимости, далеко  не  лучшие  поэты.  И хотя она ввела
несколько  поразительных  новшеств  в  том,  что  касается  форм,  не  менее
поразительным  является  то,  что  она  не  сделала  даже  попытки  уйти  от
шестистопной строфической схемы, с которой начинала.  Я предпочитаю видеть в
этом еще одну  иллюстрацию застоя  в  ее развитии,  который мы  обнаруживаем
повсюду. Она проявляла необычайную смелость  в том,  что она делала в рамках
этих схем (она скоро порвала их швы), но форма поэзии и до некоторой степени
сорт  поэзии,  которой  она  восхищалась  девочкой,  остались  неизменными в
стихах, которые она писала до самого конца.
     В апреле 1862  года (ей  шел  тогда 32-й  год)  она  писала  полковнику
Хиггинсону:  "Я  не  сочиняла стихов,  за  исключением  одного или  двух, до
прошлой зимы,  сэр". До  сих  пор  очень мало  стихотворений  с уверенностью
датированы более ранним периодом, но мне кажется, что здесь она имела в виду
отбор:  не  сочиняла  стихов  высшего  сознательного  уровня.  Есть   немало
стихотворений, написанных приблизительно в  это  время  и, несомненно, ранее
(здесь, естественно, мы касаемся любимейшего пункта составителей антологий),
таких как "If I  Can Stop One  Heart from Breaking", или "I Taste  a  Liquor
Never Brewed", или "To Fight Aloud Is Very Brave", которые говорят о наличии
достаточно большого опыта  в  стихотворчестве.  Переходы от  одной строфы  к
другой очень искусны и предполагают обширную практику, на людях или в тайне.
Мне кажется несомненным, что когда около  1861 года Эмили Дикинсон собралась
писать самым серьезным  образом,  она  должна была не только  выбираться  из
западни  природной способности к стихотворчеству, но и  бороться с уже давно
выработавшейся способностью  к  внешней эффектности --  в  легком  пафосе  и
легкой эпиграмме.
     Как раз перед  тем, как послать первые  образцы  своих работ полковнику
Хиггинсону,  она выиграла решающую битву со  своим  навыком к  легкости. Она
нашла  мужество   писать   стихи,  "оскорблявшие  разум"  ее  современников.
Полковника Хиггинсона шокировало  не то, что она иногда прибегала к "плохим"
рифмам (столь частым в поэзии  миссис Браунинг), и не то,  что она подменяла
рифму ассонансами, и даже не то, что она подчас отказывалась от рифмы вообще
(подобные приемы он принимал у  Уолта Уитмана, чьи работы он рекомендовал ей
для чтения), -- но то, что все эти неправильности соединялись и были глубоко
внедрены в наиболее традиционную из всех стихотворных форм.
     По прошествии многих  лет мы  можем набраться  смелости и воспроизвести
ход  ее  борьбы.  Новая  волна захлестнула  все ее  существо; ей  захотелось
сказать  со  страстью  то,  что  до  этого она  говорила играючи, говорила с
кокетством. Новые высоты  --  особенно  в новых  странах -- взывают  к новым
формам.  Детская  привязанность,  тем  не  менее,  мешала ей  отказаться  от
строфических  схем ее раннего чтения. Она отвернулась от правильных рифм, от
вечных "кровь-любовь" и "слезы-грезы",  не потому, что ей было лень возиться
с  ними,  а  потому   что  правильные  рифмы  казались   внешним  выражением
внутреннего консерватизма.  Она  называла правильные рифмы  "прозой" -- "они
затыкают  меня в  прозе"  --  и  в  том же  стихотворении  она  называла  их
"рабством".
     Одно из ее изобретений наглядно демонстрирует нам, насколько осознавала
она  то, что делала.  Она  искусно предлагала нам ряд все  более  правильных
рифм,  чтобы  наше  ухо   ждало  следующей,  и  затем  в  завершающем  стихе
отказывалась от рифмы вообще.  Стихотворение "Of Tribulation These Are They"
предлагает  нам "white-designate", "times-palms", "soil-mile", "road-Saved!"
(курсив  ее).  Создается  эффект  поехавшей  над  нашими  головами крыши.  В
стихотворение  вторгается несопоставимое. В "I'll Tell Thee All -- How Blank
It  Grew"  она   распахивает  все  окна  в  заключение  словами  "outvisions
paradise", нерифмованными после трех строф необыкновенно правильных рифм.
     "Учитель" выговаривал  ей за  дерзость,  но она стояла на своем. Она не
снизошла  до  объяснений  или  защиты. Нежелание  полковника  публиковать ее
работы показало  ей, что  он не  считает ее поэтом, сколь ни поражали бы его
отдельные  фразы.  Она  продолжала изредка включать стихотворения в письма к
друзьям,  но  они,  видимо, не  просили ее  показать "побольше". Надежда  на
поддержку и мысли о современной аудитории становились все более отдаленными.
И все же мысль о  возможности литературной  славы, окончательного торжества,
никогда не оставляла ее. Стихотворение за стихотворением она насмехалась над
известностью.  Она  сравнивала ее с аукционом  и  с  кваканьем  лягушек;  но
одновременно она  приветствовала  славу как посвящение в сан, как "жизненный
свет"  поэта. Что  могла она предпринять в  этой ситуации? Она  делала  пять
шагов вперед и два шага назад. Написать две тысячи стихов -- это немалый шаг
в направлении  литературных  притязаний,  однако  состояние,  в  котором она
оставила их, -- не менее явной отступление. Она обращалась к потомкам, чтобы
засвидетельствовать,  насколько  ей  безразлично  его одобрение,  но  она не
уничтожила  своего  труда.  Она  не  уничтожила  даже  наброски,  черновики,
написанные на краю стола.  Если  бы она переписала все начисто, это означало
бы пять шагов вперед и один шаг назад;  если бы она распорядилась,  чтобы ее
работы были сожжены другими, это было бы три шага назад.
     Я  уверен,  что   она  зашла  даже  дальше  в  своем  желании  показать
безразличие  к  нашему мнению; она не столько  оскорбила наш разум,  сколько
посмеялась над ним. Читая  наиболее достоверные  ее тексты, мы  с удивлением
обнаруживаем,   что  стихотворение  за   стихотворением   с  грехом  пополам
заканчивается какой-нибудь банальностью или  начинается очень сухо, а  потом
карабкается  к  восторженности. Никто не  говорит, что она  была свободна от
огрехов суждения или вкуса,  но последние три слова в "How Many Times  These
Low Feet Staggered" или последняя строка в "They Put Us Far Apart" являются,
с точки зрения поэзии,  самым вызывающим цинизмом  -- первые как безвкусица,
вторая как какофония.
     Иными  словами,  Эмили  Дикинсон  часто  писала   нарочно   плохо.  Она
действительно  не  искала  вашего или моего одобрения,  одобрения людей,  не
способных отделить второстепенного от главного. Она подчеркнуто отстранилась
от наших человеческих, человеческих, человеческих суждений и  пересудов. Как
мы  видели,  она обожглась,  если  не  сгорела,  на  слишком  человеческом в
семейных взаимоотношениях.  Затем она  была оставлена -- "предана",  как она
сама  называет это  -- человеком  (а я  предпочитаю думать,  последовательно
целым  рядом людей), которого она любила  больше всего. Она закрылась от нас
-- в своем доме; и даже в своем  доме она закрылась: несколько старых друзей
должны были разговаривать с ней через полуоткрытую дверь. Ее взгляд на людей
становился все более и более  абстрактным. Она не отвергла нас окончательно,
но ей все больше нравилась мысль, что наша  ценность значительно повышается,
когда мы  умираем.  Ей хватило  смелости взглянуть в лицо тому  факту,  что,
возможно, нет никакой другой жизни:  в стихотворении "Their Height in Heaven
Comforts  Not"  она признает,  что  все  это лишь  "дом предположений...  на
границе полей  возможного". Но только  такая компания  необремененных  ничем
земным могла  бы понять, о чем она говорит. Всех остальных Эмили постаралась
одурачить. В стихотворении, которое начинается со слов "Труд, сделанный  для
Вечности, для главной части Времени",  речь  в  первую очередь все-таки не о
книгах, которые продаются в магазинах.
     Торнтон Уайлдер

   Я знаю -- Небо, как шатер,
     Свернут когда-нибудь,
     Погрузят в цирковой фургон
     И тихо тронут в путь.
     Ни перестука молотков,
     Ни скрежета гвоздей --
     Уехал цирк -- и где теперь
     Он радует людей?

     И то, что увлекало нас
     И тешило вчера --
     Арены освещенный круг,
     И блеск, и мишура, --
     Развеялись и унеслись,
     Исчезли без следа --
     Как птиц осенний караван,
     Как облаков гряда.

     Перевод А. Гаврилова

Эмили Дикинсон
Дата рождения:     

10 декабря 1830(1830-12-10)
Место рождения:     

Амхерст (Массачусетс)
Дата смерти:     

15 мая 1886(1886-05-15) (55 лет)
Место смерти:     

Амхерст (Массачусетс)
Гражданство:     

Соединённые Штаты Америки США
Род деятельности:     

Поэтесса
Дебют:     

Poems by Emily Dickinson
Произведения на сайте Lib.ru

всего один рабочий день и отпуск в 12 календарных дней будет моим. разумеется, моя начальница уже начала вопрошать, с какого панталыку я решила идти в отпуск - всё равно ничего не делаю. я сказала - тогда тем более мне тут нечего делать, в отпуске это делать приятнее. попрепирались. и вообще, добавила я, мой отпуск - замена больничного, которого я не беру никогда. на
это она сказала, что нечего выдумывать. такие дела.

Я не хотела ему писать, но написала, поскольку одна его бывшая любовь заходила давеча ко мне в мои стихи и в мой дневник на стихире. В письме попросила мне грубо не отвечать - мне больно когда тот, кто мне дорог, хамит не за что.

Прошло полдня, я случайно достала сотик и там было сообщение от него. Что он просит прощения. И поздравил с праздником. Я хотела написать, что прощу ему всё всегда, но в результате написала, что простила. И тоже поздравила. И пожелала любви и счастья.

Он же мой друг. Он столько для меня сделал, поддерживая в трудные минуты, в минуты отчаяния. Нет, обижаться долго - не для меня. К тому же я хочу, чтобы он выздоровел, я выздоровела и никто не болел больше.

Я рада, что он меня простил. Очень надеюсь, что мы больше не поссоримся.

Я приболела. Злобный кашель вселился в меня в начале недели и сначала был тихоньким сухим кашлем. дальше - больше - теперь он злобный противный старюга кашель, который отдается в голове и сотрясает всё тело. Моя начальница послушав как я сотрясаю кабинет своими раскатами спросила, приду ли я в понедельник. На что я ответила, что приду как миленькая, поскольку перед самым отпуском идти на больничный не в моих интересах. К тому же в деньгах ощутимо потеряю. А у меня висит на шее - катин выпускной, и покупка различных вещей для оного. О себе любимой думать уже не приходится. Один плюс - на родительское собрание во вторник я не пойду - еще не хватало чтобы больная я по собраниям шастала!

А болею я мои мин херц по глупой причине, что на работе уже всю неделю дуют ужасные сквозняки в мое огромной стеклопакетное окно, ветер дует в нашу сторону и я мерзну-мерзну-мерзну до потери пульса. И греть нельзя - запрещено, а сидеть целый день в сапогах я не могу, и потому ничего не остается как мерзнуть, кашлять, и снова мерзнуть.

Кто придумал эти дурацкие стеклопакеты? Никакой от них пользы.

Признаюсь, я бы вынесла эти дурацкие холода и не заболела бы может быть, если бы в начале недели не была сломлена, как ветка, своим другом. Мы помирились, но как-то так нелепо и не по-настоящему, что я весь понедельник на работе пыталась удержаться от слез, а придя домой весь вечер только и делала, что плакала и плакала. И уверения себя самой, что всё ок - не помогали абсолютно.

Я и сейчас пишу, а слезы капают.

При общении с ним одно ощущение - я собака, которая провинилась. А он, типа, простил, но все равно бьет по морде тапкой.

Как бы  я не обидела его, но это уже слишком!

Если прощаешь, то прощаешь. От - души. А не с камнем за пазухой.

А еще в среду наша общая подруга ни с того ни  с сего отказалась быть моим другом на майле. без объяснений, представьте? Этого я не понимаю вообще. Скажи мне, что я сделала тебе и вали. Чтобы всё было понятно до конца.

Я же не буду с тобой разбираться, и не буду кричать или устраивать истерики. Скажи, что случилось?

Подло.

Я этого не понимаю.

Всё это подкашивает. Зато на стихире я нашла человечка, который не знакомая со мной, почитала меня и сказала добрые слова. Это приятно. Милый человечек. И хорошо пишет.

На работе у меня есть подруги и всё хорошо, и пятница классно прошла, в обед в кабинете нашей главной начальницы для всего управления девочки из бухгалтерии устроили проводы масленицы. Повеселили нас. Было забавно. Я отвлеклась даже на время от проблем. Правда, блинов не хотела, но это мелочи. Зато выпила вина, и слегка развеселилась.

И всё же?

Думаю, мне не стоит навязываться больше к своему другу, который ведет так, будто мои грехи безмерны. Стоит оставить его его друзьям и его личным принципам. Всё, что хочу - знать, что он жив и у него всё в порядке, а это можно узнать и раз в неделю. Или в две.

А мне надо выздороветь. Я стольким людям пообещала, что проведу с ними отпуск, что грех болеть!

Всех обнимаю.

Не болейте, мои хорошие.

Мысль которая одолела меня на пути домой в пятницу - была чудесна - написать от лица женщины, собравшейся умереть. Ничего особенного! И ничего страшного! И ничего порнографического! Но никто не читает, ощущение, что шарахаются, как от зачумленной. Вот три части, которые я успела накропать:

1 капля
Дама Сна
В доме кроме меня никого. Я сижу тихо в своей теплой постельке, одетая в легкую ночную рубашку, и жду.
Терпения всегда мне хватало, но сегодня мне потребуется всё, что имею, если тот кого жду, не обманет и придет.
Наконец-то наконец-то наконец-то свершится...
Только б не сглазить. Мне страшно и одновременно любопытно - смогу ли - во-первых, пройти все до конца и не испортить и... каково это? Вот... процесс... Ин-тересно...
Минуты текут медлительно долго капля за каплей капают мне на мозг пыткой, которую я рада бы пропустить, но, увы, невозможно.
В тот момент, когда уже все тело затекает и я со вздохом откидываюсь в постель звук отпираемого замка, а затем открывающейся двери, достигают моего слуха.
Внутренне я начинаю метаться, но это только внутри, тело мое лежит спокойно и оцепенело, только пальцы судорожно двигаются под одеялом...
Тяжелые шаги незнакомца приближаются. Сейчас он войдет, сейчас.
- Вы где? - его неуверенный голос - смешно, он же знает зачем пришел, - А... Вы здесь?
Его высокая худощавая фигура не спеша входит в плен лунного света. Отлично, фигура уже мне нравится!
Я немного нервно смеюсь. Он вздрогнул.
- Простите, - говорю я, - это нервное. Я Вас ждала.
Он молчит. Наверное, ему сложно начать.

2 капля
Дама Сна
        Боже! Какой интересный мужчина... Даже жаль, что я подписала его под такое неприятное задание.
        Неделю назад я бы флиртовала бы с ним, и кокетничала напропалую, но сейчас...
- Я всё приготовила, - говорю я. - Веревки под кроватью, и ножи там же.
        Он молчит.
- Послушайте, - продолжаю, - давайте не будем тянуть. Честно говоря, всё это действует на нервы. У меня они, конечно, как стальные тросы, но давайте не будем проверять на прочность, ладно?
         Черт... Он так пристально меня рассматривает, как будто у меня вырос второй нос на лице.
- Я давно готова, - и сложив ручки на коленях, ожидаю, что он начнет процесс.
       В воздухе висит напряжение. Наконец-то он подходит и заглядывает под кровать, достает веревки, ножи и выкладывает их на постель. Я слегка скашиваю на него свой взгляд и тихонько про себя вздыхаю: очень интересный, но это всё не ко времени, и я уже практически на пути в Вечность.
       Подаю руки. Твердая мужская ладонь берет мою маленькую ручку и делает узел.
- Сильнее! А то развяжется! - затягивает узел сильнее. Какое послушание! Все мои мужчины стоит мне начать командовать или даже рекомендовать в самой мягкой форме, встают на дыбы и тут же прнимаются за ворчание-бурчание...
        Руки и ноги уже завязаны на ножках моей кровати. Всё это почти приносит мне удовольствие. Сколько раз я мечтала, чтобы меня кто-нибудь привязал! Ни одному моему мужчине и в голову это не приходило. Да, собственно говоря, и я никогда этого не предлагала.
        Скоро-скоро, ничего такого мне не потребуется! Кровь, возможно, слезы, крики, и добрая старушка Смерть, избавляющая от всех страданий разом.
- Только кляп мне не надо делать, ладно? Я не буду кричать, - мои слова должно быть приводят его в шок, потому, что уставившись на меня своими чудными черными глазами, он замирает.

3 капля
Дама Сна
- Я не собирался, - говорит он и отворачивается.
Интересные дела. Конечно, это прописано было в договоре, способ смерти, тырдым-пырдым, но честно говоря, на тот момент я меньше всего думала о деталях. Меня так всё достало! Сколько можно меня отвергать!
          Я тоже имею право на любовь! Почему он так со мной! Отверг! сволочь!
Вот умру и всё!
          Слезы наворачиваются на глаза, и бегут струйками по щекам, но остановить я их не могу, мешает то, что руки связаны. Изворачиваясь и так и эдак, нечаянно я привлекаю внимание своего убийцы, и он поворачивается ко мне на мои дурацкие всхлипывания. Нашла время когда вспомнить!
- Что с Вами?
         Я молчу и кусаю губы. Слезы продолжают течь Так сложно смотреть в глаза человеку, когда хочется разреветься как последней дуре, в голос порыдать и покричать о подлости и несовершенности всех подлых мужиков всех вместе взятых! Ненавижу! Не желаю больше видеть! Хочу уснуть и не проснуться больше никогда! Никогда в этом гребаном дурацком мире! Убейте меня! Прямо сейчас!
          Этот мужик, черт бы его побрал за его дурацкое благородство, лезет в свой дурацкий карман. Достает платок.
         Подходит, нагибается и промокает мои слезы. Я чувсвую запах свежести (к чему бы, скажите), его тень падает на мое лицо и изучающие меня глаза слишком близко! Скорей бы всё кончилось! Я так устала!!!
         Всхлипываю.
- Вы смешно выглядите! - говорит он. - Зачем вы всё это придумали? Постель, веревки, ножи. Я мог бы убить Вас одним ударом, пока вы поднимались бы в лифте. И никто бы ни о чем не узнал. Я бы унес вашу сумочку и все бы подумали, что это ограбление. А сейчас?
- Что сейчас? - мое бормотание для меня слышится как детский шепот.
- Сейчас я могу сделать с Вами всё что угодно, и даже не убить после этого. Просто уйду - и всё!
        Я в удивлении смотрю на него.
- Но я заплатила! Фирма гарантировала мою смерть по моему сценарию!
- А кто сказал, что я из фирмы?

Неужели так погано написано?

Я знаю, что оправлюсь. Но пока хочется привыкнуть к тому, что человек выпал из моего окружения и наверное на долго выпал. Точнее - я отдалилась от него. Слишком много хорошего он мне сделал, сказал, слишком резка была я в ответ. Я знаю за собой свойство - начинать ковыряться в чувствах, мыслях, производных, анализировать поступки, доводя до бешенства того, кому приходится это терпеть. такое себе я позволяю только с близкими друзьями. им могу сказать в глаза - или письмом всё, что думаю. Я же буду разжевывать старую новость пока она не перестанет быть актуальной конкретно для меня. И потом примусь за новую. Понимаю, это занудство, но я такова и делать с этим ничего не собираюсь. Поэтому, чтобы человек отдохнул от меня и моего навязчивого стремления всё разделить, поделить, отчистить, не говоря ни слова, после слов "Иди ты Ёжи" сказала "Неча обижаться, я те друг в любом случае" и просто исчезла с горизонта. Да, просто исчезла. Теперь думаю - на какой срок лучше.

Конечно, сроки - это всё фигня. Я вот с питанием перешла на новый режим, чтобы по примеру одной девочки, что читает меня, а я читаю ее, привести себя в порядок. привести - и остаться в этом порядке. За две недели уже похудела на два кило! По-моему достойно. не расстроюсь, если не стану худеть больше. При моих 170см иметь вес 73 кило, а я имела 75 - вполне ничего. Я не стремлюсь стать совсем спичкой. Мне это будет не в кайф. Я и так со своей мальчишеской прической на подростка больше смахиваю. Так вот. От сладкого я отказалась, надеюсь - навсегда. Поживем, конечно, увидим, дошестичасовой ужин - верю, что привыкну к такому распорядку и все у меня будет в порядке. Бросать я ничего не собираюсь. Я уже который год подряд занимаюсь утренними упражнениями и пропускаю - один - два раза в год, если со мной случается грипп (не помню такого) высокая температура и я просто физически не могу оторвать голову от подушки. Если могу - при наличии насморка, кашля, вывиха или ушиба - делаю всё равно. Дима шутит, что я в прошлой жизни солдатом была. Мэй би, мэй би. регулярность - основа всего.

Как понимаете, с другом я не могу расстаться навсегда. К тому же он болеет. http://www.proza.ru/2010/01/28/1064

И в феврале ему будут делать операцию. Я же не такая подлючка, чтобы бросать его без поддержки!

Потому соображаю. Подожду - напишет, хорошо. не напишет - значит не нуждается в моей поддержке. предоставлю ему возможность решить, что делать с нашей дружбой. И дам возможность отдохнуть от себя.

но пока я никого читать не могу. я выкарабкиваюсь из моей простуды, попутно ударными темпами работая на работе.

и сил моих нет! да еще друг выкобенивается. достало всё! я живая! я устала! я тоже хочу в постельку и полежать. а каждый день вместо всего этого - подъем, мытье головы, асаны, велотренажер, пресс, завтрак и на работу!!! а там никого не волнует, что голова у меня тяжелая, и насморк и кашель, и вообще нервы ни к черту...и что больше всего мечтаю иногда о постельке в разгар рабочего дня. кому это интересно!  и я завожу себя, и летаю, и смеюсь и хохочу,ккак только я умею, заряжаю всех вокруг легкостью общения. а к вечеру - уже никакая.(( руки как камни, и всё

Написала и легче стало. Иногда мужчины делают больно по своему тупоумию, равнодушию или просто по незнанию, но в любом случае от этого больно не меньше. Он написал - а мне больно.

Я написала в ответ - ну конечно не в ответ, а просто выплеснула свою боль.

Вот он, мой стиш:

Я стояла к тебе слишком близко,
Чтобы твой пропустить удар.
Не смущайся, что так оно вышло,
Ты, наверное, сам не знал.

В танце всякое, знаю, бывает
- в танце с саблями даже вдвойне.
Пусть тебе останется в память
Роза, срубленная в стебле.

Я ее прижимала к сердцу
И смотрела, забыв обо всём:
Как танцуешь ты в паре с Солнцем
и играешь добытым огнём.

И почти не осознавала,
Что попал ты точно в меня.
Я стояла к тебе слишком близко...

Не горюй, виновата я.

Станет ли мне легче? Пока я болею. невозможность сказать человеку, что он сделал тебе больно, практически всегда отзывается на горле - его перехватывает, потом начинает болеть, а еще мысли, которые бродят в голове и причиняют еще боль.

Короче - я написала.