«Слава тем, кто ведет за собой миллионы
трудящихся с наибольшим рвением, в
первых рядах армии труда».
В.И. Ленин.
Когда солнце двигалось к закату, а луна только, только появлялась на горизонте, Ларюхин умиротворенно взирал на свою былую беспечность с высоты птичьего полета, находясь в своём нерушимом замке расположенного в живописном месте, на берегу широко раскинувшейся этим летом Бе. Его взор можно было охарактеризовать как попытку глубинного самоанализа, как абсорбцию разума, как диаграмму равновесия, но на миг наши очи обратились не к Ларюхину, а к его хаотично движущейся субстанции. Она, то мерцала белым, то возрождалась из пепла, и было в ней что-то звериное, что-то Львиное.
Но давайте на время оставим этот эпизод, так как в другом конце земной сферы происходит такое, что всё стоящее рядом готово превратиться в ничто.
* * * * *
На другом берегу Бе (в самом её устье) мерно распивая Эль, лежал и тлел на солнце одинокий старик. Его глазницы походили на угли, уши, на грабли, устремленные концом на восток, сам же конец смотрел на запад. Одежда незнакомца представляла собой весьма потрепанный вид, да что там потрепанный на нем были сплошные лохмотья. Имя же старика гордо было выколото на правом запястье - «Боря». Боря в переводе с Ширманского означало кольцевидный червь, либо огненный подбородок, в основном всех кто носил такое имя, называли червивый подбородок.
Он никуда не торопился, он просто спал, ему было все равно на весь мир и разило от Бори так, что даже небо сплевывало каплями дождя на близлежащие окрестности.
Старик медленно поднялся, но долго стоять он не мог, ибо состояние в котором находился Борис, было ужасным. Был он чертовски пьян! Зеленого змия старик употреблял много, очень много, хмель заполнял его душу и тело, за долгие годы своей жизни Бориса не раз вытаскивали с того света (то он пьяный пытался надругаться над скотиной, то скотина пыталась надругаться над пьяным Борисом). В тот же миг над еле стоящим на земле Борей пролетела птица: Боже, что это - вскрикнул он, но птица лишь выпустила гуано в ответ и, пролетев над самым носом старика, чуть не выцарапав ему глаза, умчалась вдаль. Боря не мог оторваться от чар птичьих, её клюв, как бычий цепень засел в сердце старика, он уже не мог ни о чем думать, не о еде, не о питье и даже не о потерянной ноге с правым яичком, которые ему оторвали Карькитяне за распитие спиртного во время Кваш поста. Он был полностью во власти Кулика, ибо так звалась та неведомая птица из семейства Рябовых. Старик поднялся, поднялся и у старика, так как по-другому сказать было нельзя, такого накала давно не чувствовал Боря, ему лезла в голову чепуха, он видел себя на Кулике, под Куликом, между Куликом и Куликом. Да – стонал он, корчась от экстаза, то и дело, вонзая в мокрую береговую гальку свой раскаленный до предела, старческий, морщинистый фаллос. И все кончилось бы хорошо, не почувствуй в эту минуту энергию исходящую от Бориса, а точнее энергию исходящую от недостающего яичка Бори, сам Некрофильченков.
Некрофильченков был рядовым упырем-вурдалаком, он, как и его братья Зоофильченков и Педофильченков искали себе жертв из числа полусгнивших стариков, животных и младенцев. На Бориса выбор пал не случайно: во первых он был далеко не молод, во вторых ноги и как уже было сказано правого яичка не имелось в наличии, и наконец его беспомощный вид внушал Некрофильченкову уверенность, что убить и поглотить старче будет проще простого. И Некрофил не заставил себя долго ждать, через некоторое время он был в шаге от старика, однако
старый почуял опасность, и на пороге полного экстаза в ту же секунду нанес свой ошеломляющий удар фаллосом, взявшись за его эфес. Борис натужно втопил головку в длань Некрофила, а другую руку опустил в пасть негодяя и вырвал коренной зуб (как выяснилось позже это был зуб мудрости). Некрофил взвыл, Борис атаковал вторично, на этот раз хладнокровно без тени сомнения, войдя в трепещущее лоно врага, разорвав в итоге и лоно и врага на два равновеликих треугольника (лоскута). Всё стихло, лишь перхамин в кармане Бориса предательски потрескивал. Старый упал, силы уходили из него, слишком дорого он заплатил за бой с нечистью, он чувствовал, что смерть пришла и к нему, еще мгновение, и он окажется в другом (может более лучшем) мире. Угасая, старик твердил и твердил одно слово … Кулик, Кулик, Кулик…
Кулик летела, как могла, а могла она как. Беда чувствовалась, перед глазами и клювом вырисовывался образ старика, казалось еще немного и она не успеет, но гуано так и тянуло птицу к земле. Сядь, извергни из себя всё, - твердило второе я, но нет, надо спешить, я не могу поступить с ним, - внушала себе Кулик, и она успела.
Тело, точнее чурка как говорилось на языке птиц, лежало неподвижно, левой ноги не было и в помине, вместо неё торчала грубая дубина, заостренная на конце, по мокрой бороде стекала слюна (черная как бычья ягода), глазницы впали, язык выпал, из ушей выползали черви – перевезенцы, чурка казалась мертвой. Кулик почувствовала слабое, еле уловимое дыхание жизни внутри Бориса, надо было действовать, но как? Рядом с чуркой лежали изуродованные до неприличия лохмотья Некрофильченкова, и что-то подсказывало, надо обыскать, надо обыскать – это поможет. Птица опустила лапы в разлагавшуюся плоть, на ощупь, перебирая кости и мясо, обходя кишечник и пищевод, Кулик наткнулась на что-то круглое формы яйца. Что это? Возможно, оно поможет, но как? Надо подумать, вылетела из ороговевшего клюва, надо подумать. Взяв оную находку и повертев, птица поняла, откуда и куда следует приложить сию вещицу. Жадно разорвав клювом портки и бурые трусы старика (слегка надкусив фаллос) легким движение лапы не без помощи оперения Кулик установила талисман на свое законное место, именно талисман, а не яичко как думала раньше, его история уходит далеко за грани этого мира, где не властны ни время, ни Боги.
Боря, находившийся на пороге смерти, почувствовал огромный прилив сил в свое размякшее тело, силы наполняли его так, что хотелось рвать и метать. Он вскочил на ноги, забыв и о ноге, и о возрасте, и о потрепанном челе. Вскочил и в миг обомлел, перед ним восседала сама Кулик, та о которой он так мечтал и желал. Боря млел, его мужские черты таяли, перед птичьими очами. Ему хотелось сказать хоть слово, но губы шептали свое - Кулик, Кулик, Кулик… Чурка, ты можешь двигаться, спросила она? Тогда иди ко мне…..
Утро застало их вместе, прижавшись, друг к другу птица и человек лежали на белом песке, неизвестная жидкость обволакивала и губы и глаза. Чурка проснулся первым, стерев с лица вязкое белое вещество и высморкавшись, понял, что мешкать нельзя, талисман манит его в чащу, он ощущает силу, накопившуюся в нем, надо действовать. Кулик проснулась от неожиданности, ей показалось, что сзади кто-то пристроился, так и есть – это был Борис. Нам нужно о многом поговорить молвили уста Чурки, а наконечник его стрелы входил и входил в широченное лоно собеседницы. Да, да Боря, твердила птица, я хочу тебе рассказать о твоем талисмане, ты, ты, наверное, и сам догадался, что это не простое яичко. Твой талисман является одним из четырех ключей к Полешанской твердыне, в которой заключен и томится не первую тысячу лет – Лев.
И нам с тобою нужно найти остальные три артефакта и уничтожить Льва, тогда царь Ларюхин сможет править вечно. Так что ж мы сидим, точнее, лежим друг на друге? В путь прохрипел чурка, в путь ответила ему клювом Кулик. Наша дорога будет пролегать через чащу братьев Фильченковых, одного ты уже прикончил, но двое других обязательно отомстят, я думаю без боя не обойтись. Будь на чеку старый пень! Буду, выкрикнул Борис. И они отправились, возможно, в последнее путешествие в своей жизни. По началу все было спокойно, пара пробиралась сквозь дебри воркуя о своих былых победах (Чурка, конечно же врал, никаких побед у него не было, одно пьянство и два боя со скотом в которых верх одерживали животные). Прошло не мало времени, прежде чем Кулик уловила в воздухе дуновение смерти и запах братьев Фильченковых, пахло гороховым супом, а это говорило о многом, где-то рядом происходит ритуал (в гороховом супе варили кроме гороха еще и людей). Соратники по духу спешились, Кулик отправилась на разведку, будучи юркой и неуловимой птицей, а старику стало плохо, запах гороха заставил Бориса сесть на карачки и заняться суровым мужским делом. Новости от Кулика чуть
не стали причиной второго присеста Бори, но слава Богам он выдержал. А новости были такие, впереди развернулся ритуал братьев Фильченковых, варился суп, в супе находились люди и несколько животных (4 рылогрыза и 2 ухогорложера), Педофильченков и Зоофильченков наполнялись силой, атаковать сейчас было самоубийством, однако Борис уверовал в свой талисман и не слушая Кулика и не внимая лаю пахоеда (Пахоед являлся смесью слонопотама с котокрысом, своими размерами напоминал дикого рылогрыза, на голове, вместо носа крепился хоботовидный отросток, передние лапы имели форму копыт, задние напоминали ласты), ринулся на запах, предварительно зафиксировав нос пальпирующей бичевой иссиня-черной веревкой.
Кулику ни чего не оставалось, как броситься вслед за безумцем. Зоофил заметил старика первым, легкая улыбка пробежала по его лицу и, остановив свой взгляд ниже пояса, вскинул руки верх и закричал:
Чербермек ули хала
Жельбелькер али мула
Зуррмарбек аля мушту
Кюненкес абу кашту…
После этих слов Бориса передернуло, единственная нога подкосилась, палка по имени вторая нога сломалось на трое, в паху началось кипение, зоб отказался повиноваться, неужели это все, какой я дурак, Кулик была права переплетая губами, шептал старик. И ему вновь повезло, птица, на время затаившаяся в кустах по своим птичьим делам, неистово взмахнув крыльями, метнулась к Зоофильченкову и со всей накопившейся злостью распорола оба глаза цепкими, символично окрашенными в черный цвет, когтями. Зоофил молча упал, свежие экскременты пахоеда поглотили тленное тело упыря, Кулик вздохнула с облегчением. Педофильченков не замедлил с ответом, он не стал прибегать к магии слова, схватив кость молодой козлоногой макаки, набросился на выдохшуюся птицу. Всхлипнув, от
неожиданного натиска врага наша героиня, совладав с собой, поставила блок (блок - большой левый обескураживающий кулак), тем самым, обезоружив невежу. Кость козлоногой макаки отлетела в сторону старого конвульсивно подергивающегося Бориса. Смекнув, не новый к этому моменту Боря, вставил объект в сустав, он оказался в пору и нога, покинувшая старика, заработала вновь. Безоружная невежа Педофильченков бросился наутек, Борис, недолго думая, схватил обломки старой палки-ноги и устремился следом. Сквозь чащу и болото, сквозь непроходимые дебри и грибы суковеи проносилась пара недругов, Борис не чувствовал усталости его несло вперед чувство ненависти и они сцепились.
Две ненавидящих друг друга субстанции столкнулись лоб в нос, потекла кровь, полились слезы. Педофильченков умирал, такого удара он явно не ожидал, а гордый Борис лишь разводил руками, мол, сам виноват, первый начал, и щадить тебя я не буду. И пощады не было, рука сама прошла сквозь тело, образуя огромную брешь в нем, всё было кончено. Кулик прилетела на место схватки с большим опозданием, как выяснилось позже она встретила в лесных дебрях свою тетушку Марину и заболталась о том, о сем, забыв на время о бедах и обидах. Итак, что мы имеем? Я обыскала труп Зоофила и обнаружила интересную вещицу, амулет Жабжании - это второй из четырех артефактов, думаю, третий должен быть у Педофильченкова, ты осмотрел тело? Да, но в нем пусто, только мелочь и мокрый табак. А что у тебя вместо ноги? Не кость ли козлоногой макаки? Да вроде как. Тогда это и есть третий столп силы, остался последний шаг, но прежде, иди ко мне…
К полудню следующего дня молодые (точнее старый и птица) продолжили путь, Кулик была счастлива, такого самца ей приходилось видеть вторично, и это подстегивало её. Четвертый последний артефакт – глаз Момолога надо искать в логове Лизоньки – хоббита, говорили она давно не показывалась на нелюдях, возможно, мы заберем его без помех вторила Кулик. Их дорога лежала вдоль хребта БППП (Большой Противный Плоский Примитивный хребет) к самому руслу Бе, там, среди бескрайних лесных массивов располагался дом, точнее логово той самой Лизоньки, но где точно не знал никто. Ночь опустилась на путников, лай пахоедов стих, они спали, пчелы выходили из сосен на ночной блуд, это всегда ужасно, особенно в новолуние.
Но ничего не могло напугать путников. Они прошли лесной ужас без единой капли пота. И вот на горизонте показалась странная лачуга, от нее за версту тянуло странным, доселе неведомым, запахом, отдаленно напоминающим экстракт концентрированной хлорки. Подойдя поближе, запах усиливался. По всему периметру вокруг хижины на ветках и на пнях имелось скопление ветоши, тряпки были повсюду. И вдруг, внутри постройки что-то задрожало: забренчали бревенчатые ведра, ушата, корыта, плошки, миски, котелки - Лиза выбиралась из своего прибежища, становилось страшно, Борис поспешно закусил ноздрю в районе левой щеки. И вот она появилась. Старая не выше пахоеда Лиза – хоббит, с морщинистыми щеками, тусклыми глазами размером с бусинку, затертыми до дыр пальцами, в желтой от грязи мантии – трико, медленно оглядывала путников своим холодным взглядом. Старик с птицей отступили на шаг назад при виде столь ужасного и грозного соперника. Мурашка набросилась на Кулика, покалывая с ног до клюва. Ну ты чаво, чаво ты – заорала Лизка, - чаво пришли, чё хошь? Боря побледнел, чья та злая сила пыталась загнать старика в гроб, даже не в гроб, а в саму сущность небытия, взяв у него реакцию на манту. Обе руки опустились наземь. Вот и настал мой конец, подумал он, и перед глазами побежали лучшие моменты жизни (бой со скотом, лобзание с Куликом, пьяная стычка с пахоедом), как хочется жить, хотя бы трое суток. И надо такому случиться, Лиза отвела взор. Борис порозовел, румянец не спадал со щек, хотелось танцевать, кутить, выражаться бранными словами. Лиза нарушила молчание. Чаво надо? Чаво, а? Нам нужен глаз Момолога, в лоб проворковала птица. Чаво? Глаз Момолога? Вы чаво это? Я не дам. Будем драться, али уберетесь отседого? Лиза, голубушка нам придется низвергнуть тебя в бездну, отдай нам, что просим, отдай. Эх, чё, кабы не так, лучше умру, да и вас угроблю, а глазик не отдам. Ну, как знаешь, Борис - убей её. Голова Лизы откатилась, тело еще несколько секунд стояло неподвижно, затем упало на гранитные камни – то был неистовый удар старого проныры. Пошвырявшись в Лизиной ветоши и наткнувшись на саму Лизину голову, а точнее на правый глаз умершей, путники догадались – это и есть глаз Момолога. У нас теперь все ключи к Полешанской твердыни воскликнула пернатая, жадно набросившись на старика. В жаркой агонии гордая птица Кулик овладела им. Спустя 17 мгновений наступило затишье, оба сопели.
Вечерело. Подхлестывая себя хвостом, мимо пробежал пахоед. Птица открыла глаза первой: - Борис, поднимайся, собирай скарб, мы выдвигаемся, нас ждут лихие дела и новые победы, путь к твердыни отнимет минимум шесть ночей, и он отнюдь не прост. Но, Кулик? Я так устал, дай мне хоть час поспать? НЕТ, БОРИС, НЕТ! Делать нечего, и напевая незатейливую мелодию, Борис собирал манатки.
Дорога, по которой предстояло пройти, звалась Чернальной полосой, Сам владыка Черналов когда то одержал здесь победу над Великим Львом и заточил его в твердыне. Черналов слыл беспощадным и хитрым воином, о нем слагались легенды как о непобедимом борце, лишь укусив его за седьмой позвонок можно было рассчитывать на успех, но, увы, этого еще никто не сделал.
Старик, ведомый Куликом, быстрым шагом двигался по полосе, глаза то и дело вглядывались в полумрак, окружавший всю полосу, но пока опасности не было. Но это только пока! Не пройдя и четверти пути, дорогу странникам перекрыл пахоед. Он следил за этой парочкой не первый день и вот теперь выдал себя, чтобы раз и навсегда расквитаться со старым негодяем, который в бытность своей молодости надругался над ним. «Жав брохч герома» (ты узнал меня – в переводе с пахоедского), с сарказмом выпалил пахоед. Я помню тебя животное, что тебе нужно - ответил Боря, он хорошо знал язык пахоедов и понимал каждый их вздох. Мне нужна твоя жизнь и все четыре ключа к твердыни! Всего лишь? Я думал тебе нужно что-то стоящее? Я, пахоед из рода верхних жирохватов вызываю тебя на бой, принимаешь ли ты его или будешь прятаться за перья птицы? Принимаю, выдавил Борис. И всё закружилось, пахоед с Борисом сшиблись, ноги, руки, лапы, зубы - всё перемешалось в безумной схватке, не было ясно кто на ком и кто под кем, пахоед пытался взять нахрапом, Борис же измором, в конце концов, изуродовав друг друга до неузнаваемости, враги рухнули. Бедная Кулик подлетела к окровавленному телу Бориса, живого места не осталось на старике, по всем законам мироздания он умирал, и спасти его было невозможно. Однако Кулик не была бы Куликом, той могущественной птицей с восточных земель, если б не помогла бедолаге. Зажав клювом нос, она вдохнула в разорванный рот Бори часть своей жизни, старик закашлял, изо рта вылетели два протуберанца крови. Кулик улыбалась, по мохнатой коже пробегали мурашки, она сделала это, он будет жить. Оставалось добить гнусного пахоеда и продолжить путь. Пахоед корчился от боли, лапы находились вне пахоеда, Кулику нужно было лишь вонзить кол в голову мерзавца, и она это сделала, брызнув напоследок слюной, пахоед приказал долго жить. Борис тем временем ожил, раны затягивались на глазах, хотелось сношения и оно произошло. На рассвете, Кулика потянуло на солененькое, Борис же дико ощущал потребность в малой нужде, и как в старой сказке они не дали друг другу умереть.
Минуло два дня, ничего особенного не произошло, лишь дважды пришлось отбиваться от атак назойливых рылогрызов. Эти стычки лишь укрепили дух путников и к своей главной цели они подходили в отличной форме.
Черналов встретил их весьма неожиданно, он не стал нападать под покровом ночи, не стал пугать путников бабаем, а просто вышел им на встречу с небольшим листом перхамина в руке. Борис стушевал, его портки наполнялись влагой, шелест перхамина действовал на него удручающе. А Черналов деловито поправив камзол и сдув пылинки с листа начал читать:
Я к вам пишу, чего же боле
Что я могу еще сказать,
Теперь я знаю, в вашей воле
Меня призреньем наказать.
Но вы к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня
Вы не оставите меня…
Довольно, сразись с нами в честном бою, зачем ты губишь старика рифмой, кричала Кулик. А Борис и впрямь упирал, рифмованные слова, как нож, впивались в горло и душили беднягу, тело носило, вертело по земле, а Черналов и не думал останавливаться:
Буря мглою небо кроет
Вихри снежные крутя
То как зверь она завоет
То заплачет как дитя…
Надо решаться на удар – думала вертихвостка Кулик, и, не сопоставив факты, пренебрегая известной поговоркой (думай, а потом делай), взлетела ввысь, и всем своим существом низринулась на чтеца, листок перхамина оказался в цепких лапах птицы. Черналов безумствовал, он рвал все, что попадалось у него на пути, его несла вперед жажда мщения, но птица, парировав первый удар воина, отлетала все дальше и дальше. Поняв, что за Куликом не угнаться, Черналов выразил свои чувства на беспомощном старике. Разорвав полотняную рубаху и аккуратно сняв тельняшку (ибо в ней он хотел еще пощеголять недельку другую) с полубренного тела Бориса, владыка нахмурился, что-то показалось ему странным, его морил исходивший от умирающего ЗАПАХ. Старик, сам того не ведая, непроизвольно, выпустил защитную реакцию из глубин подсознанья. Запах разил Черналова, его чары пьянили, и что ещё хуже, убивали владыку. Из последних сил, поднимаясь с колен, чародей умудрился укусить Бориса за голень, вырвав частицу свежего мяса. И это было последним его действом, Черналов был мертв.
Кулик возвращалась на место боя с чувством, что Бори уже нет в живых, однако, заметив безжизненное тело владыки, перекрестилась тремя перстами и челом прильнула к земле. Борис живой, Борис вне опасности, эти слова щекотали душу птице. Хотелось в баньку, париться, смыть все невзгоды, всю копоть и кровь своих побед. Живой и счастливый старик на радостях бросился в пляс, и даже запел:
Ах, баня, баня, баня
Малиновый ты жар
Ах, баня, баня, баня
Да веничком пропарь…
Настроение было подобающим для занятия одним интересным делом…
Проснувшись, посреди дороги, Боря и Оля (так назвал он Кулика), потягивались на солнышке, сегодня предстоял последний бросок к Полешанской твердыни и старый Лев обретет свободу. Заморосил дождь, бычья ягода лопалась от влажности, рылогрызы прятались по гнездам, только наши путники шли к своей цели.
* * * * *
А Ларюхин тем временем спал. Просто спал…
* * * * *
И вот она Полешанская твердыня раскинулась перед стариком и птицей во всей своей божественной красе. Она представляла собой крепость с высокими непреступными стенами и башнями, последнее творение юго-западных гномов, построенное в эпоху царствования Великого Плюхина. Чтобы попасть внутрь, нужен ключ - размышлял старик. Ключ находился в яйце, яйцо под уткой, уткой была Кулик, хотя нет, уткой была утка, а сидела она на дереве, дерево же находилось в лесу, а лес, лес он везде. И как же быть, зачем тогда собирать все эти вещи, убивать, рискуя собственной жизнью, ради того, чтобы дойти до твердыни и повернуть назад? Ну, уж нет, и достав из мешка амулет Жабжании, глаз Момолога, яйцо…Стоп! Яйцо! Как же я не догадался старый олух, яйцо, и, разбив его на две равновеликие трапеции, Борис извлек из него маленький, не больше мухи ЯЧ-ЯЧ ключик. Кулик, трепетно рассматривавшая до этого крепость, обернулась и по ярким от радости глазам Бори поняла, дело не есть плохо, дело хорошо. Ты что-то понял, нашел, спросила она. Да, я нашел ключ, объясню все потом, а сейчас помоги мне открыть ворота. Помощь не понадобилась, вставив ключ, ворота открылись сами, впуская путников внутрь. Внутри было тихо, даже птицы, не считая Кулика, молчали, Кулик же наоборот трещала не переставая. Борис, не мешкая, поспешил войти в крепость, отыскав взглядом вход. Там, за дубовой дверью в подвале, томился Лев. Найти его темницу оказалось не так уж и трудно, запах перегнившего помета выдавал узника. Но вот открыть дверь, никак не получалось. Ключ найденный в яйце не подходил, слишком большим был проем, сила не помогала, тогда Борис снял с себя забытую на время кость козлоногой макаки и примерил её к замку. Удивительно, но она подошла, дверь открывалась. В темнице, в самом её углу (ибо, всё остальное пространство было заполнено пометом и останками крыс), лежал, скрутившись в комок, старый, измученный Лев. Приподняв голову, Лев выпустил рык похожий на стон, он не верил, что когда-то будет спасен, но хранил надежду и не умирал, питаясь собственными отходами и крысами, которых как не странно было здесь в излишестве. Вы пришли за мной, рычал, точнее, хрипел Лев? Да, собирай вещи и выходи – протрубил дед. Какие вещи старче? У меня ничего нет. Тогда идем, тебе нужно привести себя в порядок и чем скорее, тем лучше, нас ждет Ларюхин.
* * * * *
Царь проснулся, умылся, побрился, отжался, наступил на кота, с женой поругался, помирился с женой, поругался с дорожным покрытием и вдруг обнаружил, что он под прикрытием. Перед ним стояли три разных существа: Лев, птица, напоминавшая Кулика, и старик, старше самого старого пахоеда.
Птица нарушила тишину. Мы пришли, чтобы защитить тебя и твое царство от набегов рылогрызов в купе с властелином пахоедов, великим и ужасным Новичковым и не дать объединиться ему с не менее свирепым царем всех калоедов – Какиным. В этом не легком деле нам поможет, освобожденный и жаждущий мести, могучий и непобедимый Лев Паходав.
Гм…гм…хм…хм…мм… – раздумывал Ларюхин, а ведь истину глаголют путники, пожалуй я соглашусь, но прежде угощу всех жареными, вскормленными вне воле, рылогрызами. За завтраком, уплетая за обе щеки рылогрызов, друзья и Ларюхин обсуждали детали операции, как вдруг стена, на которой висели трофеи (головогрудь пахоеда, ноги ухогорложера, лицо калоеда) низринулась вниз, и оттуда повалили полчища врагов во главе с самим властелином Новичковым. Ларюхин не успел сказать и слова как пасть калоеда разорвало ему брюхо, а жадный до крови рылогрыз добил царя, отделив голову от тела. Обескураженная троица приняла неравный бой, Лев метал тела направо и налево, Кулик совершила
налет на Новичкова, но лишь обожгла крылья, Боря, ведомый страхом, убивал калоеда за калоедом, но хлесткий удар пахоеда заставил сложить голову старого вояки (хотя какой он к черту вояка). Старик обездвижено лежал на полу, голова на четверть отошла от туловища, обе руки были оторваны, в теле откладывала яйца самка рылогрыза, заметив это бесчинство Лев, атаковал рылогрыза, захлебываясь кровью и спесью враг погибал в агонии. Старика надо добить думал бывший узник, пусть не мучается, и вонзил ему в грудь свой коготь! НЕТ, раздалось за спиной, зачем? Но было уже поздно, вздрогнув, тело Бориса успокоилось на вечность. Кулик без разбирательств набросилась на Льва, выцарапав ему глаза и надкусив клювом бровь, птица довершила кровавую драму над убийцей Бори (как она ошибочно думала). Уничтожив зверя, она оказалась одна посреди наступающей армии тварей. Враги на миг остановились, из-за их широких спин вперед вышел Новичков и обратился к птице: Ты осталась одна, у
тебя нет шансов, сдавайся и я дарую тебе жизнь, более того ты сможешь служить мне, и я щедро награжу за это. Я согласна, не успев дослушать до конца речь предводителя, заявила Кулик. Очень хорошо продолжал глава пахоедов, очень хорошо, теперь ты с нами и я хочу предложить тебе стать моей супругой, ты согласна? Да, да, я на всё согласна, я буду служить вам как на войне, так и в постели, только не убивайте меня. Вот и договорились, отныне и во веки веков ты моя!
Возвращаясь во владения пахоедов, земля под ногами дрогнула.
Вот так и закончилась эта история, Лев, Ларюхин и Боря оказались мертвы, а надменная Кулик оказалась погребена под завалами низвергнувшейся земли. Новичков чудом уцелел, но шальная рука удавила его во время празднования дня космонавтики.
Эту историю рассказал мне отец Лизы-хоббита – Эркюль-хоббит.
Сказка ложь, да в ней намек – добрым молодцам урок.
Август-сентябрь 2008 от порождения
Лизоньки-Хоббита.