Ее имя вспоминается Великим постом часто. С ее именем связано чтение Великого канона – так называемое «Мариино стояние». Ее именем названа пятая неделя Великого поста. Да и память Марии Египетской, празднуемая 1/14 апреля, как правило, попадает на время поста. Так что говорить об этой святой можно часто.

Уроки ее жития не составляют геометрически правильного рисунка, но рассыпаны щедро и часто, как зерна в землю или как звезды по небу.  

Преподобный Иоанн Лествичник. Икона XVI в.

«О, если бы я только мог / Хотя отчасти, / Я написал бы восемь строк / О свойствах страсти. / О беззаконьях, о грехах, / Бегах, погонях, / Нечаянностях впопыхах, / Локтях, ладонях», – так писал Пастернак, отдавая себе отчет, что точное, меткое слово о страстях дается тяжело и таких слов не может быть много. Точное слово о страстях выскальзывает из рук, как мокрая и живая рыба, и сами страсти сплетаются между собой, сращиваясь друг с другом, образуя отвратительное единство. Разумеется, слово «страсти» в данном случае используется как синоним выражения «болезнь души», а не как романтическое томление или благородный пожар в крови.

То, в чем бессильным себя признавал Пастернак, давно сделано игуменом Иоанном, по прозвищу Лествичник. Этот раб Божий написал не восемь строк, но целую книгу о страстях и борьбе с ними. Книга эта родилась как следствие опыта борьбы и победы, поскольку в привычном состоянии человек находится на каторжных работах у греха и – о, горе! – беды своей не замечает. Только когда человек освободится или начнет освобождаться, ему дается взгляд со стороны на себя самого, а значит, возможность описывать процесс внутреннего исцеления.  

Наступил Великий пост, предваряющий главный православный праздник — Пасху. Но даже у воцерковленных людей, у тех, для кого этот пост далеко не первый, не убывает вопросов: как провести, как прожить эти шесть (со Страстной — семь) седмиц с максимальной духовной пользой? Мы беседуем с настоятелем храма во имя cвятых Царственных страстотерпцев при Саратовском госуниверситете священником Кириллом Краснощековым.

— Отец Кирилл, мы знаем, что Великий пост — время особого духовного труда, всецелого устремления души к Богу… Но что значит — особого, всецелого? Разве в остальные дни года христиане не должны пребывать в таком же состоянии? Зачем нужно это особое время — пост?

— Это состояние, конечно, является идеальным для христианина. Но человек не может всё время жить одинаково. Истоки поста — в Ветхом Завете. А ветхозаветный пост — это, как правило, либо время сугубого покаяния, либо подготовка к битве: воин должен был трезвиться, бодриться, чтобы быть готовым к сражению. То есть в любом случае пост — это период, когда человек пытается собраться больше, чем он собран в другое время. Постовая дисциплина появилась ведь не просто так. Монахи, пребывавшие в аскетическом подвиге, видели в человеческой природе всю ее сложность, всё ее несовершенство, ставшее результатом грехопадения. Тело человека делается не другом, а врагом, болеет, давит на душу, ум рассеивается, теряет целомудрие — это всё данности. И вот аскеты, наблюдая за этими данностями, опытным путем избирали наилучшие средства для того, чтобы поврежденную человеческую природу привести к более или менее правильному состоянию. Одним из таких средств как раз и является пост со всеми его уставами.

Годовой богослужебный круг — это мистерия, которая позволяет нам постоянно жить в евангельских событиях. Не просто вспоминать их как некое историческое прошлое, а участвовать в них. В евангельской истории были и смерть, и воскресение, и горе, и радость. Есть время для поста — и есть время для той радости, которая придет к нам с Пасхой. Не надо думать, что пост — это только печаль и сокрушение. Но это время несколько иное. Радость пасхальная и радость поста: и то и другое — радость, но они разные.

Слишком часто мы воспринимаем пост как период скорби, как период безрадостного погружения в себя самих или наоборот, как период, когда мы с большой грустью видим, что мы так привыкли не смотреть в глубины свои, что пост является как бы чисто внешним упражнением. Пост как будто нас лишает чего то, но не дает, если не ничего, то того, о чем мы можем мечтать. А пост — это совершенно нечто другое. Об этом говорит очень ясно английское и немецкое слово, которое обозначает пост — «Lent», «Lenz». Это значит на старонемецком языке «весна». Постное время — это весна духовная. Об этом мы можем прочесть и в богослужебных книгах, когда нам указывается на то, что во время поста мы душою должны ожить, что это — начало, что это не конец и не погружение вглубь греха, а время, когда мы начинаем новую жизнь.

К этому я еще вернусь, но хочу сейчас сказать вот что: если это весна, то это должно быть время большой радости. А откуда взять радость, когда мы призваны к тому, чтобы внимание и много внимания уделить своему прошлому и своему настоящему, которое не всегда, конечно, вызывают в нас радость? Но это время, когда Господь нам говорит: «Ты разве забыл, как глубоко, как всецело Я тебя — не коллектив человеческий, а каждого из нас — тебя лично до твоего рождения еще возлюбил, что Я тебя призвал жить, что Я тебя призвал войти в этот мир, который Я сотворил, и что Я тебя так возлюбил, что жизнь Свою отдал, чтоб ты мог поверить в эту Мою любовь». Христос за каждого из нас умер на Кресте. И смерть Христова на кресте — мера Его любви к нам. Мы сами понимаем, если не из опыта, то из каких-то переживаний, что отдать свою жизнь за другого человека — это действительно доказательство того, что мы его любим, любим больше своей жизни. И так нас возлюбил Господь. В каком-то смысле, когда мы думаем об этом, нам может стать страшно за себя, потому что каждый из нас в отдельности, по мере того, как он грешит каждым своим грехом, малым или великим, принудил Сына Божия стать Сыном человеческим и умереть моей смертью, чтобы я мог ожить Его жизнью. Но победа — не смерть, а жизнь.              

Опять наступило время перемен и благих изменений в жизни огромного числа людей. И в твоей в том числе, дорогой читатель. Это время поста, время душевной весны, время выхода на свободу.

Всё самое главное в нашей жизни проходит в едва различимом мраке на дне нашего сердца, где между двумя полюсами «грех» и «праведность», как между минусом и плюсом, горит ниточка накала нашей жизни. Деньги, жильё, одежда, знакомства, погода, болезни, политика, новости… всё это лишь тонкая плёнка на поверхности глубокого озера, имя которому — сердце. Там пресмыкающиеся, которым нет числа, животные малые с большими (Пс. 103, 25). Жизнь снаружи целиком зависит от жизни внутри, от того, свободен ты или связан, силён внутренней силой — или утомлён и обескровлен. Время поста — это время путешествия внутрь. Как спелеологу в пещеру, как ныряльщику в глубину моря, человеку предстоит тяжёлое схождение внутрь сердца. Поэт сказал: «О, бурь уснувших не буди — под ними хаос шевелится». А мы как раз разбудим бури и потревожим хаос. Пойдём бороться со змеем, свернувшимся кольцами на самой глубине.

Сперва вооружимся. Непобедимой силой Животворящего Креста и смирением. Смирение будет нам щитом, а Крест — мечом обоюдоострым. И не будем бояться. Нас неизбежно изранят, даже истерзают и почти изорвут в клочья. Ни один после этой драки не останется цел. Все будут зализывать раны. Но венец награды, будущий триумф стоят того, чтобы ввязаться в схватку.                               

Приходской священник чем-то похож на участкового доктора. Задерганный, уставший, бегает туда-сюда, то на причастие к больному, то на похороны, то на крестины. Жена его дома не видит, отчего законно бурчит. Быт заедает. Времени и сил на все не хватает. И работа-то важная, что у врача, что у священника. Архиважная, но не броская. Не футбольный форвард ведь и не модный певец. А тут чье-то больное воображение раз за разом изображает священника не иначе, как в «Мерседесе». Обидно, честное слово. Вы много участковых врачей в «Мерседесах» видели? Есть, конечно, врачи и на дорогих машинах, но это явно не сельский фельдшер и не педиатр районной поликлиники. И при том, что есть и «черные трансплантологи», и врачи, превращающие «дядю» в «тетю» и наоборот, как-то не поворачивается язык всем врачам кости мыть. Как-никак лечат, спасают, оперируют, консультируют. И скромно живут в подавляющем большинстве. А священникам кости мыть очень даже получается. Почему?

Видно потому, что к врачам чаще ходят, смертные телеса к осмотру представляют. Говорят «А-а-а» с ложкой во рту, выполняют команду «дышите – не дышите», и проч. А с Церковью знакомы издалека, по отцу Федору из «12-ти стульев» и по сказке Пушкина «О попе и работнике его Балде». Оттого не известен большинству безверных соотечественников скромный быт большинства иереев, ездящих на маршрутках и в автобусах.

Да, собственно, какая разница, на чем ездит доктор, если я к нему лечиться пришел? «На чем хочешь, катайся, но хворь мою одолеть помоги», - я так думаю. И здесь все понятно, поскольку с болью личной и со страхом за жизнь любимых все знакомы в некую меру. А вот с болезнью своей души, с гнилью нутра своего знакомы не все. И этих, незнакомых, вечно тянет найти зло мира за пределами себя самого. Этим Незнайкам, то есть тем, кто не знает, что зло мира в них самих живет, когда-то пел молодой Мамонов: «Не убивайте мух! Источник заразы – ты!»                                                  

Сергей  Худиев, Фома

11.01.2012

Реакция на рождественское интервью Патриарха колебалась от радостного одобрения - наконец-то мы это услышали - до раздраженного неприятия, причем не устраивало разных людей разное. Это неудивительно - люди, у которых есть выраженные политические предпочтения, нередко проглядывают текст по диагонали, выхватывая отдельные маркеры, по которым они пытаются понять, "за них" Патриарх или "за врагов". Неудивительно, поэтому, что слова Предстоятеля кем-то были истолкованы в антиправительственном ключе, кем-то, напротив, в проправительственном, в то время как смысл самого послания оказался непонятым. Однако некоторые слова Патриарха, определенно, услышаны были многими.

Речь идет о его фразе "Если мы творим неправду в нашей личной, семейной жизни, в сфере нашей профессиональной, почему так горячо требуем, чтобы правда осуществлялась где-то на макроуровне, а на микроуровне ее не должно быть?" Эти слова вызвали в блогосфере немалое негодование и обиду; что же, это показывает, что Патриарх сказал ровно, именно то, что следовало, и выразился очень уместно и удачно. Что глаза колет - так это и должно колоть. Это показывает его квалификацию как пастыря - не шумел, не бранил, а аудитория глубоко уязвлена.                       

Рассмотрим саму эту реакцию. Во-первых, люди приписали (почти  автоматически) словам Патриарха тот смысл, что "пока вы не сделались святыми - молчите". Смысл слов Предстоятеля явно другой - если Вас так возмущает неправда других, почему вас не возмущает ваша неправда?  Патриарх как раз говорит о праве людей протестовать. Почему же его слова воспринимают именно как призыв заткнуться? Боюсь,  просто потому, что опция "привести свою жизнь в порядок" у многих людей просто отключена. Идея, что речь идет не о том, чтобы не бороться с неправдой вообще, а о том, чтобы бороться с ней и в своей жизни тоже, просто не пробивается в голову - хотя Патриарх ясно говорит именно об этом. Мысль, что если я употребляю нравственный закон для обличения других, я тем самым признаю его действенность и для себя, выглядит для многих совершенно чуждой.

"Если человек изменяет жене, разве это лишает это права требовать от властей...." - довольно характерная постановка вопроса. Имеет ли он право требовать? Да сколько угодно. Я имею право требовать, чтобы меня печатали во всех газетах и показывали по телевизору не раз в три года, а каждый день, и платили бешеные деньги - только  сами эти требования ничего не изменят. Мне придется самому работать над тем, чтобы быть интересным и востребованным автором. А пока мироздание не проявляет ни малейшего желания обращаться вокруг меня. Имею ли я право требовать от этого негодного мироздания, чтобы оно вокруг меня и обращалось, и угадывало мои хотения, которые мне лень формулировать самому? Да разумеется, имею! Имею полное право охрипнуть, требуя! Этого никто не оспаривает - даже Путин. Только толку-то?

Вопрос можно поставить иначе - хочу ли я, чтобы положение дел в стране изменилось? Что именно я хочу изменить? Если меня удручает нечестное, несправедливое и нечеловечное отношение людей друг к другу, то у меня есть определённые возможности влиять на ситуацию прямо, и определённые - косвенно.

У меня есть, как раньше говорили протестантские проповедники, хорошая новость для вас. Вы можете  изменить к лучшему поведение одного из граждан этой страны. Вы можете значительно улучшить уровень его честности, справедливости и человеколюбия. Это принесет ему несомненные блага в сей жизни и в будущей. Разве это не здорово? Ситуация вовсе не является безнадежной, явный резерв для улучшений есть. Косвенно это тоже может улучшить ситуацию - во-первых, страна состоит из людей. Исправляя этого одного человека, вы улучшаете общий климат. Во-вторых, чем в лучшем состоянии  этот человек будет находиться, чем более справедливым, рассудительным, ответственным и человеколюбивым он будет, тем больше у него будет возможностей изменить к лучшему положение дел в обществе в целом. Люди, которые производят великие и благотворные перемены в обществе, отличаются не тем, что у них есть претензии - а тем, что у них есть идеалы. Попробуйте быть великим человеком - у вас получится! Стране нужны великие люди - почему вы не хотите ими быть?

Парадокс ситуации в том, что люди отвергают этот - единственный реально доступный - способ что-либо изменить, и чрезвычайно негодуют на всякого, кто на него хотя бы намекает. Вы конечно, имеете право требовать от других людей, чтобы они изменились, и при этом отказываться даже задумываться о переменах в Вашей жизни - только от этого ничего к лучшему не изменится. Вы можете начать что-то реально менять - но тогда надо начинать с единственного человека, поведение которого вы непосредственно контролируете.

Как же - может возмутиться читатель, и некоторые уже возмутились - одно дело мои частные грехи, которые никого не касаются, другое - государственные преступления, воровство, коррупция, обман. Беда в том, что это вовсе не другое дело. Это тоже самое. Единственная разница - в возможностях, которые дает власть. Будет ли человек, негодующий на недобросовестность и нечестность чиновника, вести себя лучше него, если сам окажется в его кресле? Увы - посмотрим этой неприятной правде в глаза - нет. Если Ваши взгляды на мир, принципы поведения, привычки, предпочтения окажутся прежними, то от власти они не исправятся - они могут только ухудшиться. Те люди у власти, (чаще всего, как отметил Патриарх, на низовом уровне), которые вызывают такую острую неприязнь, не пришельцы с Марса - это плоть от плоти народа, и если однажды они все куда-нибудь исчезнут, их заменят точно такие же. Потому что нехватка людей честных, принципиальных, стойких к соблазнам, если она ощущается в народе, будет еще более ощущаться во власти.

Можно ли что-то с этим сделать? Да, конечно. У Вас есть возможность изменить взгляды и поведение по крайней мере одного гражданина страны. 

Автор: ХУДИЕВ Сергей

 

Протоиерей Димитрий Смирнов

Если у человека спросить: «Как ты думаешь, какой самый страшный грех?» – один назовет убийство, другой воровство, третий подлость, четвертый предательство. На самом деле самый страшный грех – это неверие, а уж оно рождает и подлость, и предательство, и прелюбодеяние, и воровство, и убийство, и что угодно.

Грех не есть проступок; проступок является следствием греха, как кашель – это не болезнь, а ее следствие. Очень часто бывает, что человек никого не убил, не ограбил, не сотворил какой-то подлости и поэтому думает о себе хорошо, но он не знает, что его грех хуже, чем убийство, и хуже, чем воровство, потому что он в своей жизни проходит мимо самого главного.

Неверие – это состояние души, когда человек не чувствует Бога. Оно связано с неблагодарностью Богу, и им заражены не только люди, полностью отрицающие бытие Божие, но и каждый из нас. Как всякий смертный грех, неверие ослепляет человека. Если кого-то спросить, допустим, о высшей математике, он скажет: «Это не моя тема, я в этом ничего не понимаю». Если спросить о кулинарии, он скажет: «Я даже суп не умею варить, это не в моей компетенции». Но когда речь заходит о вере, тут все имеют собственное мнение. Один заявляет: я считаю так; другой: я считаю так. Один говорит: посты соблюдать не надо. А другой: моя бабушка была верующей и она вот так делала, поэтому надо делать так. И все берутся судить и рядить, хотя в большинстве случаев ничего в этом не понимают.

Христианская жизнь есть хождение в свете. За серостью нашей жизни мы не видим и не сознаем себя в полноте нашей миссии на земле, в полноте данных нам от Бога дарований, не сознаем даже самих себя. Дарования нашей души остаются у нас неиспользованными. Мы кажемся себе никчемными и других считаем такими же, меряя их по себе, и говорим: «Мы маленькие люди, обыкновенные. Где уж нам что-либо сделать, только бы кусок хлеба заработать». Это умаление часто ослабляет нашу волю к действию — между тем как мы ни мало не слабы, каждый из нас имеет свою миссию. Каждый человек в мире имеет свое назначение, является посланником Божиим на земле. Для Господа нужна каждая душа, и каждый ответствен за свою жизнь и не избавлен от ответственности за других. Не в малости нашей дело, а в нежелании взять на себя ответственность. Мы часто говорим: «Это не мое дело, пусть другие стараются, моя хата с краю». Такими словами мы перекладываем свою ответственность на других. Перекладывая ответственность на другого, мы как бы тем самым перекладываем и вину тоже на другого, отчего возникает осуждение, которое ведет к разделению. Возьмем для примера то, что произошло с нашей Родиной. Мы все не хотим признать себя виновными, а говорим, что в нашем несчастье виноваты то те, то другие. А между тем, если каждый признает свою вину в разрушении России и покается в ней, то Господь дарует спасение нашей Родине.