http://www.liveinternet.ru/users/3428959/profile

Владимир Паркин "ПОЛКАН"
Рассказ


Самое раннее, самое трагичное воспоминание…

Ашхабад, улица Красноводская, двухэтажный двухподъездный восьмиквартирный дом номер шестнадцать. Проходной двор. Маленькая деревня. Вкруг двора – времянки-кладовки, курятники. Много деревьев – тутовники, клены, айлантусы. Цветут мальвы, «золотые шары», «ночные красавицы». За пределами окультуренной дворовой зоны полно всякой дикой растительности – от табака и верблюжьей колючки до касторки. Во дворе кран. Вода идет и в летний зной холоднющая, вкуса чудного. Взрослые говорят «из Золотого Ключа».
К «Золотому Ключу» за город к подножию гор ездят отдыхать. Я там еще ни разу не был. Мне три с половиной года. Я хорошо все вижу, слышу, все понимаю, уже многое знаю и умею. Вот только не говорю. Не хочу говорить. Я и так могу жить.

Вот подходит соседка, улыбается. Но я чувствую, она не искренняя, в ней что-то плохое. В десятый раз спрашивает меня, как меня зовут, сколько мне лет. От нее плохо пахнет: таким же одеколоном, каким брызгали недавно на похоронах. Мне тогда давали пустой пузырек. Я не взял. У меня такой был. На нем картинка: красивая черноволосая женщина с красной розой. Я запомнил как зовут красавицу – Кармен. Мама меня дергает за руку: «Ну, скажи тете, как тебя зовут, сколько тебе лет!». Я молчу, прячусь за длинную мамину юбку. Чтобы отстали, показываю тетке три пальца. Мама смущена: «Он у нас умный, он все понимает! Ну, не говорит, не хочет!». Соседка советует: «Надо ему язычок подрезать. Сходи к гадалке, она поможет!». Маме меня жалко: «Он рисует хорошо, даже писать кое-что может. Любит, чтобы книжки ему читали. Мы ему «Мурзилку» выписали. Из рук не выпускает, картинки разглядывает». Соседке это тоже не нравится: «С книжками вы поосторожнее. Смотри, вырастет «ученый дурачок!», знаешь, в кино таких часто показывают!». Маме разговор в тягость. Она торопливо прощается и уходит в дом. Я остаюсь во дворе гулять. О моей безопасности никто не беспокоится. Меня видно в окно, вокруг полно детей, подростков, взрослых соседей.

Во дворе девочки играют в классики, прыгают через веревочку. Мальчишки постарше играют в мяч. Чьи-то кошки, чьи-то собаки. Во дворе у распахнутого окна на первом этаже сидит приблудившийся беспризорный огромный белый пес – Полкан. В доме за окном семья обедает. Полкан клянчит подачки. Ему время от времения бросают что-то съедобное, вкусное. Полкан хватает кусок на лету, проглатывает его и виляет хвостом. Полкана можно погладить, потрогать лапы, уши, он не кусается. Я тихонько глажу его по голове. Полкан лизнул мне руку, но все его внимание на окно. Я понял, Полкану не до меня, он обедает. Я знаю, Полкана все любят, потому что он такой большой, сильный и красивый. Ночью Полкан охраняет весь дом. Он лает на чужих людей, которые не живут в нашем доме. Он нас охраняет. Его можно гладить днем, когда он не на службе. Только потом надо мыть руки. Я иду к крану. Если кран закрыт не очень сильно, я могу его открыть, знаю в какую сторону нужно крутить вертушку. Если кран затянут сильно, буду стоять и ждать, пока к крану не подойдет кто-нибудь постарше. Просить не буду, просто подожду…
Вымыв ручки и напившись ключевой воды иду за пределы двора. Этого делать нельзя, но мне во дворе уже скучно. На улице интересней, там ходят другие, не наши люди, ездят автомобили, конные повозки, верхом на ослах туркменки-молочницы развозят по домам молоко в высоких жестяных бидонах. Я на дорогу не выхожу, мне и на тротуаре места много.

У тротуара останавливается грузовая машина. В кузове большая клетка, как соседский курятник, или как в зоопарке. Из машины выходят двое мужчин.

- Мальчик, у вас во дворе есть собака?
- Да! – вдруг прорезается у меня голос.
- Большая?
- Да!
- Пойдем, покажешь!
И я веду незнакомцев во двор прямо к своему любимому Полкану.

И тогда случается страшное.
На Полкана злые дядьки накидывает две петли блестящей стальной проволоки и врастяжку, чтобы не бросился, скулящего и полузадушенного тащат к машине, которую, как я узнал позже, называли «собачий ящик». Я бросаюсь спасать своего друга, хватаю ручками его белую шерсть, но меня грубо отпихивают. Я падаю на землю, плачу и ору так, буд-то меня режут живьем. Именно эту боль я ощущал тогда, больно мне и сейчас, когда пишу эти строки.
Сбежались люди. Машина газанула, увозя и живодеров, и их несчастную добычу…

В тот день я еще не знал этого страшного слова – «предательство», но всей своей тонкой детской душой ощутил его черный смысл, винил себя в том, в чем не был виноват, до сих пор несу в себе чувство вины…

Целая жизнь прошла с тех пор. Как говорят все старики, всякое бывало. Бывали случаи и более жуткие, и более трагичные. Но до сих пор болит сердце по этому псу. Были враги и такие, по которым петля до сих пор плачет. Всем простил. Но этих гадов не простил до сих пор. Однако, хорошо, что не встретились они мне в тридцать лет!