Пэйринг совсем не просматривается, и я, похоже, опять намудил чего-то лишнего, ну да ладно.

 

***

Сотни людей. Нет, тысячи. Возможно даже несколько десятков – всех их не пересчитать. Они вокруг, везде, их много – огромная кишащая куча мяса с одинаковыми мечтами и потребностями, с одинаковыми судьбами, манерами говорить и одеваться – обычное низкокачественное мясо, пропитанное жиром, превращающее сотни тонн кислорода в сотни тонн углекислого газа. Так уж случилось, что их природа наделила разумом, они являются верхушкой пищевой цепочки, они – продукт эволюции. Они постоянно пытаются создать вокруг себя максимально утопичное общество, создать комфортную для себя среду, но это желание переросло в нечто материальное, в желание только удовлетворять свои потребности, брать всё и не отдавать ничего – это просто напросто растляет их, делает их слабыми и уязвимыми. Когда-то они сделали большой прорыв – из обычной обезьяны стали настоящим человеком, но теперь они вновь спускаются всё ниже и ниже, даже не замечая этого.

Они создали огромное общество, со своими требованиями и устоями и требуют, чтобы любой гнулся под их формат и был такими же, как они. Если ты не такой, то ты либо умалишённый, либо обычный шут, в чью сторону они отправляют свои насмешки.

Они бесили его. Огромная текучая масса, заполняющая пространство со всех сторон. Они везде, они постоянно рядом, от них невозможно избавиться. Он был такой же как они, то есть того же биологического вида, и ему тоже иногда казалось, что он катится в эту огромную бездну массовой деградации вместе со всеми, но тогда он ненавидел сам себя. Он понимал, что в одиночку он не сможет ничего исправить, что тут никто не может ничего исправить и стал просто принимать это как данное: рано или поздно человечество сожрёт само себя, и ничто не сможет этому помешать.

***

Назойливый яркий свет режет глаза, чрезмерно громкая музыка давит по барабанным перепонкам, вокруг только бесконечные литры алкоголя, несколько килограммов наркотиков различной тяжести и опять сотни тел людей. Они связаны в каком-то танце, даже в некой огромной бесконечной агонии. По крайней мере, ему так казалось. Их разум затуманен, практически каждый из них жаждит получить свою порцию отвратительнейшего пьяного секса, с сумасшедшими криками и вздохами и смазанными оргазмами, которые на утро оставят грязный осадок на подкорке головного мозга.

Стакан только что проглоченной им слишком пёстрой жидкости неожиданно обжог пищевод, но больше не дал о себе знать и сразу же ушёл перевариваться в желудок, так и не ударив своей крепостью по мозгам, за что он мысленно проклял эту цветную дрянь. Он бы сейчас хотел напиться до беспамятства или ещё чего-нибудь похлеще.

Вокруг него тёрлось несколько вполне симпатичных девушек, которые опять же хотели получить от этой ночи только трах – не более того. Еле прикрытые одеждой, покрытые потом от того, что тут невероятно жарко, пытающиеся, несмотря на количество опустошённых бокалов и съеденных таблеток, двигаться в такт музыке, они были просто отвратительными. Внезапно он поймал себя на мысли, что он заплатил бы любой из них сколько угодно, только чтобы вспороть её ножом. Он тряхнул головой, чтобы отвести от себя эти мысли – только маниакальных наклонностей ему не хватало . Он решил, что с этим нужно что-то делать. То ли напитки он выбирал не те, то ли он сам этого не хотел, но опьянеть он никак не мог, и его мозг продолжал исправно работать и мыслить ясно.

Он никогда не был наркоманом и никогда не хотел им стать. Он иногда баловался какими-нибудь не тяжёлыми таблетками или косяком – дальше дело не заходило. И, придя к выводу, что если пить в одиночестве – это алкоголизм, а если курить траву одному – это уже наркомания, он принялся искать себе компанию. Он несколько раз обвёл толпу беглым взглядом и наконец нашёл того, кто вполне мог подойти для этого незатейливого занятия.

Его знакомый охмурял сразу двух девушек, которые, похоже были готовы отдаться ему прямо здесь и сейчас, посреди танцпола в самом центре толпы – в любом случае их бы никто даже и не заметил. Не отличаясь особой вежливостью, он подошёл к нему сзади, резко схватил его за плечо и сказал прямо над ухом:

 - Ты идёшь со мной.

Парень вздрогнул от резкого и сильного прикосновения и слегка опешил. Постояв несколько секунд в оцепенении, он ответил:

 - Чтооо? Прости, эта музыка, я не слышал ни черта. – Он обернулся. – А, Мэтт, это ты.

 - Да кто ж, блять, ещё-то. – Он был явно недоволен заторможенной реакцией друга на происходящее. – Пошли уже.

 - Куда идти? Зачем? – Он был похож на только что разбуженного ребёнка. Только дети вряд ли могут выжрать столько алкоголя и подцепить двух блондинок с огромной грудью. – Понимаешь, у меня тут есть кое-какие планы… - Он оглянулся на девушек, те кокетливо ему улыбнулись, на что Беллами только закатил глаза, схватил Дома за запястье и потащил за собой к выходу через весь зал.

Ховард, как только очнулся от происходящего, начал сопротивляться, на что получил довольно грубый ответ:

 - Сверни свою эрекцию, и ногами шевели, блять. Неужели успел настолько напиться, что идти ровно не можешь?

Дом был пьян, но на ногах держался более-менее уверенно и мог выполнять в уме элементарнейшие операции – этого Мэтту было достаточно. Выйдя в коридор, он потащил его за собой вверх по лестнице, всё выше и выше. Наконец они дошли до какой-то маленькой старой двери, которая еле держалась на петлях. Беллами пнул её пару раз, и вход был открыт.

Они оказались на чердаке, где не было ни единой лампочки или хоть какого-нибудь намёка на освящение. Хотя после недолгих поисков Мэтт нашёл старую рождественскую гирлянду, в которой работала только половина лампочек, а оставшиеся светили не цветными огнями, а только тусклым бледно-жёлтым цветом, но всё лучше, чем ничего.

 - У тебя косяк есть? – поинтересовался Беллами, как только они уселись поудобнее.

 - Чего? – мозг Ховарда пытался понять зачем какой-то инородный объект притащил тело на какой-то заброшенный пыльный чердак и не мог ответить на поставленный вопрос вот так сразу.

 - Бля, лучше б я один курил… Косяк, говорю, есть? – повторил он громче.

 - А, да, было что-то. Подожди, я сейчас посмотрю. – Дом начал вывёртывать карманы один за другим, пока не нашёл то, что было нужно. – Вот, всё что осталась.

Он отдал ему два измятых и уже почти бесформенных комков бумаги. Беллами понюхал их и сморщился:

 - Ну нахуй, не буду я эту дрянь курить. – Он выкинул комки в сторону и стал копаться в своих карманах. – Вот он! – Он вдохнул его запах с блаженным видом и продолжал обыскивать карманы на предмет хотя бы ещё одного, но поиски не увенчались успехом. – Красавец. Последний, похоже. Зажигалку давай.

Ховард протянул ему зажигалку, после нескольких неудачных попыток Мэтту удалось закурить, и он сладко затянулся, медленно выпуская дым через рот.  Дом быстро выхватил косяк у него из пальцев, пока тот любовался на полученные кольца дыма и тоже затянулся, только ещё сильнее и больше, выкурив почти половину косяка сразу.

 - Эй! Тебя в детстве не учили с младшими делиться? – Беллами был явно против такого неравного деления ценного продукта.

Они прикончили косяк за пару глубоких затяжек. Теперь оставалось только дождаться, когда он подействует. Хотя Ховарда, похоже, вставило тут же – он лёг на спину, задрав кверху руки с расшиперенными пальцами, и беспрестанно возмущался по поводу того, что они у него невероятно толстые – как десять сосисок, потом сгибал их, разгибал и безудержно смеялся от этого.

Беллами долго сидел и смотрел на него, как на слабоумного – его и эта трава не накрыла. Сегодня определённо не его день.

 - Знаешь, Дом, мне кажется, что ты один из них. Один из этой тупой массы. А иногда кажется, что ты совсем другой и готов до конца идти против них. Я не могу точно сказать. Ты понимаешь о чём я?

 - Боже, ну надо же было мне уродиться с такими уродливыми и жирными руками! – Он уже опустил руки, но всё равно продолжал смеяться.

 - А я так боюсь стать одним из них. Понимаешь?