В царстве хищников и злюк жил сердитый военрук.
Так и звали военрука по-военному — Сердюк.
Но за пять недолгих лет он продул авторитет.
Батальонами искали — никакого толка нет.

Побежал Сердюк к царю, помоги, мол, мне, горю:
-Хочешь, руку поцелую? Хочешь, чаю заварю?..
Ты пойми, ведь я не знал, что получится скандал.
И теперь меня, как бабу, так и тянет на вокзал.

Отвечал коварный царь, мол, мозги мне тут не парь:
-Я давно с тобой задумал… А уже, дружок, ноябрь.
Так что ты не обессудь, хочешь, выпей что-нибудь.
Но, пожалуй, лучше сразу — либо уксус, либо ртуть.

Закричал Сердюк: - Постой! Как же так, ведь я же свой!
Помнишь, вместе на параде?.. Помнишь, дачу под Москвой?
Не хотел напоминать, но ты вспомни, чей я зять!..
По знакомству-то хоть можно военрукам помогать?..

Царь, вскочив, как на пожар, отпарировал удар:
-Информацией владеем, так что ты фильтруй базар.
У меня друзей не счесть, своя крыша тоже есть.
Да и тот, о ком ты чешешь, никакой тебе не тесть.

Жалко всхлипнув, военрук прошептал:- Такой ты друг!
Чем хоть я тебя расстроил? Ну скажи, с чего бы вдруг?!
Царь, утратив интерес, скучно молвил:-Вот же бес.
Мы, чтоб всё это загладить, пригласили МЧС.
Вся стратегия на слом, а ему — хоть сапогом.

Ты всю нашу оборону превратил в публичный дом!
У одной пятьсот колец, в центре города — дворец…
Ты давно у психиатра на приеме был, подлец?
Хочешь, глянем в ноутбук, в твиттер там или фейсбук,
Только тот тебя не хает, у кого нет глаз и рук!

Мне такая белена и задаром не нужна.
У меня на энтом фоне разболелася спина.
Так что всё, бросай невест… Надоело, вот те крест!
В наших тюрьмах (это к слову) еще много койко-мест.

Плащ-палаткой, как актёр, военрук слезу утёр,
Та секунду повисела и упала на ковёр.
-Знаешь, царь, а я устал, сколько я ни мухлевал,
То укор, то замечанье, и теперь такой финал.

Сам подумай и увидь, как мне тут руководить.
Я ведь даже не военный, чтоб как следует сердить!
Но и то, припрятав пыл,наше войско сократил,
И в юдашкинскую форму, между прочим, нарядил.

Если так порассуждать, военруком может стать
Хоть Серёжа, хоть Алина, хоть племянница, хоть зять!
Царь, нахмурившись, в ответ военруку дал совет:
-Уходи, не то тебя я раздербаню как бюджет!
Подведу под трибунал и отправлю за Урал,
Чтобы ты с царём так больше никогда не рассуждал.

И вот тут уже Сердюк, испугавшись, сделал крюк.
И куда сбежал, неясно, но, скорей всего, на юг.
Изловить бы Сердюка да отвесить тумака!
И под суд отдать народу — только чтоб наверняка.
Но у нас спокон веков нет суда на Сердюков.

В знак с солидарности с замечательным поэтом Всеволодом Емелиным публикую полный текст:

Мы, русские, очень нежные,
Пальни по нам из травматики — мы и помрем.
Чьи-то друзья придут на Манежную
И устроят погром.

Потому что конкретно по жизни
Наши русские существа
Чрезвычайно склонны к фашизму,
Как давно установил центр «Сова».

А лица кавказской национальности
По строению своего организма —
Напротив — склонны к интернациональности
И антифашизму.

Как увидит русский фашист кавказца,
Сразу плетет вокруг него интриги.
А если тот не поддается на провокации,
Начинает кидать в него зиги.

Это подло зигами кидаться,
Можно попасть человеку в глаз.
И тут, отложив свою толерантность,
Кулаки сжимает Кавказ.

Антифашисты фашистов всегда побеждали,
Вот русский лежит с простреленной головой.
С его стороны конфликт был национальный,
С противоположной стороны — бытовой.

И милиция тоже за антифашистов,
Они вспомнят битву под Курской дугой,
Поглядят на их смелые, честные лица
И отпустят с почетом в горы, домой.

Но пока еще обезврежены
Далеко не все провокаторы,
И волнуется площадь Манежная,
И твердят «Погром» комментаторы.

Вот они шагают — русские фашисты,
Стройными рядами навстречу судьбе.
Двоечники, троечники и хорошисты
Из 10-го «А» и 9-го «Б».

Многих из них в тюрьму посадят
За то, что они — фашистские сволочи,
На Манежной площади нагадили
И сломали китайскую силиконовую елочку.

Поздравляю с наступающим Новым годом!
И желаю трудящимся по мере сил,
Чтобы каждый был со своим народом,
Где его народ с другим народом стрелку забил.

Только помните, что мы очень нежные,
Мы подвластны резиновым пулям и острым ножам,
По весне расцветают наши трупы-подснежники
По большим затаившимся городам.

И когда наши тела расцветут над свалками
Теплым светло-розовым цветом,
Мимо них пролетит кавалькада джипов с мигалками,
Салютуя из золотых пистолетов.


emelind