Тихоновна распахнула дверь в столовую и пропустила Варю вперед себя. Варя, умирая от страха, внешне старалась не выдавать своего испуга, медленно подошла к столу, ориентируясь на то место, где стоял пустой прибор. Присев, оглянулась. За сервированным фарфором и серебром столом, застланном белой накрахмаленной скатертью сидели два ребенка. Белокурый мальчик лет восьми хмуро копался в содержимом тарелки и пятилетняя девочка со светлыми кудряшками, уплетающая пышную булку с маслом. Дети не проявляли к ней никакого любопытства, а ведь предположительно, «фантазийная» Анна Николаевна была их матерью.
 
Продолжая рассматривать «собственных» детей, Варя оглядела то, что лежало перед ней на столе. На большой тарелке расположилась яичница из двух яиц, рядом мостилась горка кусков вареной телятины и свежих, явно только испеченных булок с корицей. Тихоновна отодвинула стоявшую рядом, судя по ее ворчливым возгласам «бестолковую» горничную и налила Варе чашку горячего, пахучего чая с молоком. Варя не торопясь стала поглощать ужин, удивляясь тому, насколько поданные на стол простые продукты были отменного качества и чрезвычайно выраженного вкуса. Дети ели молча, сзади них стояла надменного вида, сухопарая дама, видимо их гувернантка. Они называли ее леди Пикфорд, она же давала им указания на хорошем английском, попутно обучая их хорошим манерам. «Явно англичанка!» - подумалось Варе и она стала прислушиваться к из неспешному разговору.

Язык Варвара знала не плохо, поскольку в свое время училась в школе с соответствующим уклоном, а в Университете у них был вообще маниакально настроенный преподаватель, убежденный, что знание языков, помимо родного – есть признак поистине культурного и развитого человека. Странно, но о ней никто не беспокоился, она никого не интересовала, разве что только один раз девочка подняла на нее свои светло-зеленые, чудные глаза и стала рассматривать Варю. Однако это продолжалось недолго и ребенок равнодушно отвел свои маленькие «изумруды», углубившись в поедание эклера.
 
«Господи, почему они так много ставят на столы вечером? Это же вредно, для детей в первую очередь!» - размышляла Варя.
В это время дети встали, положили свои накрахмаленные салфетки на стол и вышли после предварительных кивков в сторону «Анны Николавны» под резковатые покрикивания гувернантки.
«Что же это такое? Почему дети так себя ведут? Почему она вызывает у них такое равнодушие?» - неслось у Вари в голове. Варя успела понять, что есть некая «Она», не имеющая никакого отношения в ее собственной персоне. Поэтому с самого начала Варя привыкла думать о Анне не иначе как «она», почти не принимая с обидой то, что происходило вокруг.
 
Наскоро поев, она устремилась из столовой, однако остановилась, поскольку вовремя вспомнила, что совсем не знает расположения комнат и попросту не имеет представления – куда ей идти и что же ей делать. Обернувшись к Тихоновне, она стала притворно причитать, жалуясь на несусветную головную боль, головокружение и тошноту. А той как будто это и было нужно. Старушке так приятно было проявить участие и оказать помощь своей любимице, что она моментально раздобыла свечи и повела Варю через многочисленные комнаты, коридоры, попутно давая распоряжения снующей по дому челяди.
Спальня была просторной и хорошо протопленной. Вокруг было много пуфиков, подушечек, всяких безделушек, отчего даже в полумраке создавалось впечатление о хозяйке комнаты как об избалованной, пустой и бессодержательной личности. Тихоновна помогла снять в общем-то тяжелое платье, накладные букли и распустить подколотые кверху волосы. У солидного, стоящего в углу трельяжа остывали два таза с водой. В одном Варя помыла руки и лицо, во втором – ноги. Постель была непривычно мягка и если бы не ее усталость, казалось, совершенно невозможно было бы уснуть на ней, так душили ее бесконечные перины снизу и пуховые, объемные одеяла сверху.
 
Утром вечерняя галлюцинация продолжилась. Варя проснулась довольно рано, ведь она была просто натренирована подниматься около половины седьмого, стремиться в путь, на работу, к активности, к людям. Надо сказать, ей было досадно, что этот кошмар продолжился и уже «замахнулся» на второй день. Опять преступив свой страх и недоумение, она из озорства дернула висящий рядом колокольчик и тут же в спальню вбежала та самая круглолицая девушка, которая уносила в прихожей капор и пальто. Она заботливо поинтересовалась здоровьем «барыни», внесла кувшин с теплой водой, тарелочку с мыльцем, что-то еще на разносе и полотенце.
«Скажи мне, милая, я забыла, как тебя зовут?» - тихонько спросила Варя.
 
«Марфой, барыня!» - нараспев, совсем как говорят волжане пропела девушка.
«Скажи мне, Марфа, а где дети и …барин твой?» - не унималась «Аннушка».
«Детки, барыня, спят, а барин собирается к себе, ему, как он изволил сказать нужно в контору!» - сказала улыбчивая Марфа и стала копаться в объемном шкафу, стоящей прямо в спальне.
Варя без стеснения скинула не уютную, объемную ночнушку и стала умываться. На посеребренном, чеканном подносе лежала металлическая, маленькая зубная щетка и ароматный порошочек в фарфоровой коробочке. После того, как Варя справилась с гигиеной, она стала одевать поднесенное Марфой белье. Это была сущая пытка! Где были ее стринги, кружевные боди и невесомые бюстики? Сначала был одет громоздкий пояс, к нему цеплялись чулки, потом одевались кружевные панталончики, а уже сверху натягивался и шнуровался корсет. Все было довольно тяжелое, не очень удобное, к тому же, Варя с неудовольствием поняла, что сама по себе имеет вес отличный от привычного ей. Она полновата, поэтому сложно было сказать – белье ли ей жмет и трет или дело в ее телосложении. Платье она выбрала сама, поскольку из всего что висело в шкафу, только два можно было одевать без опасения попасть в ряды любителей дурного вкуса. Выбрав платье тонкой шерсти цвета нежных сливок, она стала терпеливо ждать, пока Марфа закончит ее прическу. Дурацкие букли она цеплять не стала, ограничиваясь плотным закреплением волос на затылке, украсила себя ниткой тонкого жемчуга и такими же почти невесомыми серьгами. В шкатулке с драгоценностями уныло остались блестеть крупные обрамленные золотом камни, толстые браслеты, «аляпистые» ожерелья.
 
По наитию она пошла искать вчерашнюю столовую. Войдя в нее, она снова ощутила дрожь в руках и волнение. В столовой за столом сидел незнакомый ей мужчина. Она робко присела на свое место, тем временем вчерашняя «галлюцинация» Тихоновна, налила ей в чашечку кофе со сливками. Пока нянька выходила из столовой, а ее сменила Марфа с подносом ароматно и обильно пахнущей мясной и молочной вкуснятины, Варя стала без стеснения разглядывать «своего мужа». Он был довольно привлекательным молодым мужчиной. Скорее блондин, с бледным породистым, как сказали бы в этом веке, лицом, холеными руками, хорошо одетый и гладко постриженный. Когда Варя вошла, он проскрипел свое приветствие, поскольку ласковым и приветливым этот тон никак нельзя было назвать даже с натяжкой. Она стала потягивать кофе, глядя на него во все глаза. Он был безукоризненным. Да, если и есть мужчины красивые и достойные женского внимания, это был безусловно он. Варя опять весело подумала о своих странных, сильно затянувшихся во времени «фантазиях» и решила проявить участие к судьбе «супруга».
 
«Дорогой мой, вы, однако не хотите почтить меня вниманием свою бедную, оставленную вами жену?» - игриво обратилась к нему Варя.
И тут он поднял глаза, отчего Варе стало немного тесно в ее и без того неудобном корсете. У него были красивые, прозрачные светло-зеленые, яркие глаза. Она видела такие глаза вчера, у их девочки, только та смотрела на «Аннушку» равнодушно, а «муж» смотрел просто оскорбительно пренебрежительным образом.
«Мне кажется, я давеча постарался донести до вас, любезная Анна Николаевна, что наша с вами жизнь носит сугубо официальный характер. Вы вольны делать все, что считаете нужным, не стремясь искать моего участия к устройству вашей жизни. Взамен я дам вам возможность считаться моей супругой и с достоинством носить мою фамилию в свете!» - металлическим тоном промолвил «муж».
Варя просто остолбенела. Ее в первый раз в жизни попросту посылали куда подальше. И не в запале, не ругаясь и чертыхаясь, в обиде, в пене и эмоциях, а холодно и презрительно. Что сделала такого «Аннушка», отчего этот красавец столь пренебрежительно относится к ней?
 
Варя молчала, обратив свое внимание на стоящую вазочку с монпасье. Перебирая конфетки, она продолжила диалог. Ее переполняло возмущение, поэтому она не стала скрывать его.
«В любом случае, я надеюсь, что вы сохраните то уважение, на которое я могу претендовать будучи вашей супругой и матерью ваших детей!» - брякнула расстроенная Варя и вышла из столовой под сопровождение удивленного взгляда «мужа» и остолбеневшей, некстати находившейся в комнате Марфы. Она попросту решила ретироваться, не зная – что же ей следует делать в этой щекотливой ситуации.
 
Варя присела на кушетку, стоявшую напротив большого окна, выходившего во внутренний двор. Внизу кипела работа, утро было в разгаре, а Варя думала, вспоминая все в деталях, о том – как ей быть в столь не простом положении. Эти зеленые глаза, нос с горбинкой, красивые четко вырисованные губы. Не хочется вспоминать его колючий взгляд, тем более, она никогда не чувствовала себе подобного отношения со стороны мужчины. Почему? Как это исправить? Как ей дальше быть? И можно ли выжить в таких условиях? А вдруг ее раскроют, ее, самозванку? Или все-таки она сходит с ума и все это – плод ее фантазий.
 
Она услышала звук отъезжающего экипажа. День начался, незнакомец снова убыл, пора продолжить знакомство с детьми и слугами. Варя неспешным шагом стала обходить дом. Он был безусловно богато обставлен, всюду ковры, фарфоровые вазы и цветы. Слуги были немногочисленны, но знали свое место и каждый был занят делом. В конечном счете – это было результатом волевого характера Тихоновны, раздающей указания направо и налево. Варя свернула в небольшой флигель и вдруг услышала женские голоса. Мягкие домашние туфли позволяли ей передвигаться неслышно, а подняв длинный подол, она вообще могла приблизиться к источнику звука без того, чтобы ее услышали.
 
«Марфа, рази можно судить так строго барина? Он так любит деток, вона сколько привозит им подарков и всякой снеди! А то, что он не видит свою супружницу, так это ее вина. Чай надо было думать, когда выходила за такого красавца!»- сварливо пел чей-то глухой голос.
«Нет, дорогуша, знаешь, ежели бы мой муж таскался ко всякой дряни, я бы вырвала бы ей все космы, а все один черт заставила бы с собой считаться. Она сегодня так и сказала за завтраком, у меня аж чайник из рук не вывалился. Я не ожидала от нашей барыни такого поворота. Я хоть и люблю ее всем сердцем, а все же вижу какая она! Никчемушная!» - пел знакомый волжский говор.
 
«Неее, голубушка. За мужиком живи, а на свой счет думай! Характеру она конечно – рохля рохлей, но ить надо же и думать, что сраму-то не оберешься, ежели вся эта история дойдет до их знакомых да сродственников. Я вот – никому, хоть режь меня. Но найдется гнида и расскажет всем, как еейный муж, наш барин снюхался с тощей мамзелью из господ Ольховских и нашу барыню ни во что ни ставит!».
Тут раздался скрип дверей и с другой стороны флигеля как черт из табакерки ворвалось Тихоновна. Она стала причитать, что они зря распустили свои языки, господ негоже обсуждать, а еще она все старому барину напишет и всех их высекут.
 
Варя прикусила костяшку пальца и стала думать. Ведь не успела она и насладиться семейным счастьем, как оказалось, что муж ее ходит налево, дети не видят в ней никого родительского потенциала, а слуги исключительно жалеют.
 
«Это что же за плюшка такая, эта Анна Николавна, что позволила посеять вокруг себя такие семена раздора и сплетен?»- неспешно направившись к своей спальне, задавалась вопросом Варя.
В спальне было убрано после ночи. Она стала перемещаться, обследуя каждый уголок комнаты. Пару раз она встретила французские книжонки, забытые пяльцы, какие-то дневники и немногочисленные письма. Прочитав скудные «послания» от «Аннушки» таким же малознакомым адресатам, ее девичьи записи, она сделал окончательный вывод, что супруга хозяина дома была особой глупой, ограниченной и скучной. Вся ее жизнь была наполнена неспешными разговорами с некой Катенькой, видимо, близкой родственницей Анны, поездками на воды в Крым и перечитыванием бессмысленных романов. Она любила много спать, ничего не смыслила в воспитании детей и совсем не понимала своего мужа. Муж был особой просвещенной, она его звала Николя и безумно любила. Николя женился на ней по настоятельному совету своего отца, они были с Анной дальними родственниками, но после первого года семейной жизни и рождения сына Митеньки, он понял, что жена останется все той же глупой и никчемной женщиной, окончательно охладел и занялся своим делом. Он знал много о судостроительстве, верфях, имел представления о тогдашней технике и увлекался философией. Понятно, что они были настолько разными, что их не сблизило рождение второго ребенка – дочки. Той самой, у которой были такие чудные глаза.
 
Варя сидела в полной тишине, обдумывая все, что видела и слышала за эти несколько часов пребывания в чужом для нее времени.
«Если я и сошла с ума, то нужно все равно двигаться в правильном направлении. А если произошло иное, о чем я даже думать боюсь и все, что меня окружает – правда, то мне тем более нужно понять – как мне тут жить и как мне выбраться обратно. В любом случае, я должна попасть к себе. В свой 2011 год, в мой современный Питер, в привычный мне мир!» - хаотично думала Варя. Тут вошла Марфа и грудным напевным голосом сообщила, что приехали Катерина Дмитриевна и изволили ее ждать в гостиной.
Продолжение следует...

Орешек