Всё то, что не убивает, – Делает нас сильнее. /Чувства – и те сгорают. Страсть – и того быстрее/ Мечты? – на осколки бьются, Что в сердце потом осядут. И стать Королевой Снежной Так просто – уже не надо Тебе ни тепла, ни ласки. Лишь взгляд из-под лба скользящий. А я не хочу быть снежной. Хочу – живой, настоящей! Хочу словам твоим в е р и т ь. Да разве ты сам не понял, Есть что-то важнее игр... Есть что-то помимо... кроме... Пусть скажешь, пряма, наивна, Открыта и в чем-то – дура. Но веришь? Могу быть стервой, Жестокой и даже грубой. Словами колоть? – да просто! Вот только тебя – не смею... Но всё ж не жалей, не стоит... Не надо любить, жалея...

Представь, ты не внутри – со стороны
Всё это наблюдаешь. Вечер. Дождь.
Они когда-то были влюблены.
Теперь – один закуривает дрожь,

Что в голосе, когда он говорит
Слова о том, что вот, мол, так и так…
Второй упрямо смотрит в фонари,
Что за окном качаются в ветвях.

А фонари – размытые – дрожат
И, в паутине путаясь ресниц,
Срываются. Ну как их удержать?
За слабость – стыдно. Что тут говорить...

Немая сцена. Стук дождя в стекло.
И спину гнет когда-то общий кот.
Бывает. Просто им не повезло
На врученном отрезке жизни. Вот

Один стоит, глаза потупив в пол.
Второй – в окно пускает едкий дым.
И очень страшно, если ты – не он,
А первый, лишь на треть теперь живым

оставшийся…

Не такое на мне заживало. Но, как видишь, живу я. Живая. И не раз одна зимовала. С медом чай. Свеча. Одеяло Тоже греют. Пускай не лечат... Плюс еще коротают вечер, Помогают сказать: «Не больно», - и себя почувствовать вольной. Не такое на мне заживало. Предавали. Кляла. Забывала. Ты такой же. Не лучше. Не хуже. [...Всё нормально? Ты не простужен?..] Да... Тобой, как прежде, болею. Всё считаю себя твоею. Но... всё это моё. Я справлюсь. Кстати, я очень многим нравлюсь. Не такое на мне заживало. Кровь кипела. Потом остывала. Кто сказал, что сейчас по-другому? Мы отныне всего лишь знакомы. Если встретиться вдруг доведется [Боже, сердце как сильно бьется...] Улыбнемся: «Привет. Как дела?»... И подумаю: боль-то прошла...

мы высадимся на пляже, где совсем-совсем нет посторонних. едва мы ступим на берег, как в песке наши пальцы утонут. горячий, шипя под волнами, он будет ласкать наши ноги. музыка будет, конечно же, джаз. берег, конечно, пологий. ты мне захочешь… нет, не сейчас… после… сказать так много. а пока мы бежим, дразня друг друга, от счастья почти невесомы, облизаны ветром и морем. до макушек пропитаны солью. от нежности плавясь, каждый из нас боится признаться первым. но улыбки мои, но касанья твои бьют дрожью, щекочут нервы. уровень громкости сердцебиения почти до ста децибелов доходит. взгляды, пересекаясь, ждут ответных реакций. но не решиться нам… не решиться нам… как и… не отказаться. миг – и одежда тела покидает. дальнейшее – необъяснимо. руки – до боли. губы – до крови. мы в этом порыве едины. из поцелуев с жадностью пьем сладкий сироп гренадин и хотим необъятное вместе объять, тайное, неземное. до неба хотим дотянуться руками, угнаться хотим за волною. наги, первобытны в своем естестве, эдакие робинзоны… …я как бы случайно, как будешь стирать песок с моих мокрых ладоней, их линией жизни к тебе поверну, чтоб ты наконец всё понял…

Мне не знать ни паролей, ни явок, ни всех имен.
Но, наверное, это, по сути, не так уж плохо.
Это вряд ли болезнь – просто слог мой в тебя влюблен.
И оставим, пожалуй, вопросы: а только слог ли?

Ведь давно приручился он. Стал через край ручным
В тот момент, когда выдал в 6 бук'в с опаской слово.
Он стремится к тебе – за него я порою стыд
Ощущаю, когда он к соитию ищет повод.

Только то, что внутри, выше коечных голых рифм
И послаще совместных полетов ночных над бездной,
Где, прижата к стене, безрассудно сдаю свой Рим,
Вырываясь из снов пелены: в ней безумно тесно.

То, что в каждом из нас, – на порядок погромче слов,
Ибо вслух всё выходит не то, всё грубей и резче.
Разлагаясь на буквы, душа всё ж молчит о том,
Что ее оболочку вот-вот разорвет от трещин.

Ибо больно: не видеть, но руку держать в руке
Сквозь дорог километры, сквозь все города и годы.
Так друг друга с ума сводить – есть наисладчайший грех.
Но так боязно верить, что ждешь, очень ждешь кого-то,

Что дрожит между пальцев рифмующих карандаш,
Когда линии жизни выходят из-под контроля,
Устремляясь в чужие далекие города,
Оставляя пустыми и девственными ладони.

А когда возвращаются – смотришь: уже пунктир.
И сжимаешь ладони покрепче, чтоб спрятать тайну.

Эта тайна – и есть наш с тобой зазеркальный мир.
Только любится в нем как-то слишком незазеркально…

А миражи не вечны… Тают и у б и в а ю т…
Люди мосты не сводят. Люди мосты сжигают.
Люди возводят стены. Те, кто сильней, – взберутся.
Те, кто слабей… Ну что же… – Пусть со всей дури бьются
Лбом о холодный камень. Крылья пускай ломают.
Люди мосты не сводят. Люди мосты сжигают…

Люди закрыты. Люди – бьют дорогих и близких,
Тех, кто хоть что-то значит в их черно-белой жизни.
Словом ли, делом, взглядом. Даже порой молчаньем.
Просто исчезновеньем. Резким и без прощанья.
Любят?.. Едва ль… – циничны, ветрены и капризны…

Тем, кто хоть что-то значит в их черно-белой жизни,
Т а к н е л е г к о…