мы проснёмся почти забытыми, выпьем кофе, остывший с вечера, лунный свет (для иных – бессонница) заливается под порог, щели в окнах покрылись инеем, словом, больше здесь делать нечего.
говорил – сохраню это солнце я, но тебя уберечь не мог.
здесь останется недосказанность, когда ты, в чём-то светло-клетчатом, заберёшь всё бруснично-чайное и шагнёшь в полутёмный свет, мир всё тот же (но только с разницей – я какой-то в нём покалеченный). разве может что быть печальнее, чем морозность, которой нет? выхожу в снегопад на улицу и иду до ближайшей станции, мне, пожалуйста, на конечную, если можно, в один конец. утро в стёкла туманно жмурится, город мокрый и дымно-глянцевый.
я ищу тебя первой встречною, чтоб сказать – не забыт, не весь. чтоб сказать – просыпайся вовремя, не дружи со своей бессонницей, береги себя, как хотел бы я, и ходи на зелёный свет. не гуляй по ночному городу, не здоровайся с незнакомцами.
разве может что быть несчастнее – человечность, которой нет?
я бегу по рассветным улицам и ищу тебя незнакомкою, люди, я потерял здесь девушку, кто поможет её найти? она часто с улыбкой хмурится, на кровати всё вечно скомкано, а ушла в чём-то светло-клетчатом, нам с ней было не по пути. она часто рисует скетчики, пьёт горячий цикорий с вафлями, она мне показала всё, что я без неё бы не смог узнать: меж людьми всегда тонкой ниточкой воля глупой судьбы заявлена. слышишь? я всё зову тебя.
и боюсь, что продолжу звать.
мы проснулись почти забытыми.
и не кофе, остывший с вечера, разделил этот город стенами, не метель, не февраль, не снег. ты ушла с листопадом ливневым, с ярко-красной рябинной веточкой (с тем, что я называл Вселенною), мой немыслимый человек, ты ушла, прихватив Медведицу, Южный Крест, миллионы звёздочек, первый ветер последней осени, все осенние миражи. здесь сегодня пропала девушка, может, люди, такую помните? у неё был с собой поношенный плащ моей неживой души.
|
|