Я раздражаю Ее. Просто раздражаю. Все во мне Ее нервирует. Волосы без стильной стрижки. Непонятное немодное нелогичное неправильное какое-то шмоте. Кожа слишком белая, которую Она, если вдруг накладывает на меня макияж старается так замусолить румянами, что смотреть потом неприятно. Но главное не это.
Ее раздражает моя привычка отвечать ядом на яд.
В Ее понимании, должна безмолвно внимать словам Ее, или же как отчим отвечать резко, но не умело.
Ей не нравится ответные удары, хотя даже в фехтовании мой стиль – контратака.
Она всегда выходит победителем.
Опыт.
Простой вопрос отцов и детей. Может я пойму Ее. Потом.
Но единственный пункт под заголовком «Планы на будущее» гласит: «Не быть как Она». Все так говорят. Но для меня это будет не сложно. Достаточно просто самой воспитать своего ребенка (Несложно да?)), а не отдовать его бабушке. Иначе матерю станет последняя, а та, кто родила удостоится лишь титула «Она».
Как же чудно все в этом мире! Как чудно и чудесно! Небо цвета живого, только что выпавшего снега в первый зимний день. Когда пьешь теплый кофе со сгущенкой на балконе чувствуешь, как живой же ветер ласкает волосы и в мыслях воспоминания о том, как весной, ранней- ранней весной, идя из школы ты впервые, без разрешения, снимаешь шапку. А где- то там, возле горизонта яркая розовая полоса оповещает нас о том, что начался новый день. Новый рубеж.
Я настолько расеяна, что допускаю ошибки в каждом слове, что путаю литераторов и химиков, что просыпаясь в шесть вечера думаю что это утро, что отрезая кусочек от огурца в холодильник отправляю нож. Я настолько рассеяна, что в библиотеке называю педагогов прозвищами и путая эти прозвища улыбаюсь в глаза директору оттого, что не помню его в лицо
У Марка Твена , в популярнейшем его произведении "ТОм Сойер" есть строки о том, что 11-летний влюбленный Том желает себе смерти. НО не смерти безвестной. Хочется ему посмотреть, как все будут переживать о нем, расскаиваться, что не поняли, не поддержали, не полюбили , не узнали.
Детская мысль.
Вероятно у каждого так или иначе всплывала мысль подобного характера, вне зависимости от его жизненного настроя. Всплывала и уходила.
Интересно, когда маленькие девочки берут в руки бритвы и ножи, о чем они думают? О том, что боль невыносима? Или лишь о жалости, которая окутает незримым палантином любящих и не очень?
Впрочем, именно жалости они достойны. Впрочем, какая теперь разница для тех, кто исполнил свое желание?