На примере платьев императрицы Елизаветы Баварской (Сиси).

По правилам испанского этикета (который был взят за основу в 16 веке и сохранился в венском дворе вплоть до 19 века) императрица надевала "праздничное" платье не более одного раза.

Елизавета Австрийская. 
Портрет работы Франца Винтерхальтера, 1865 год

Можно смело заявить: так же как Ева – праматерь человечества, юбка – праматерь одежды. Даже, простите, мужской.

Женщины античного Средиземноморья вообще обходились без юбок. Одежда древних гречанок и римлянок состояла из длинного хитона или туники и плаща. У мужчин от юбки остался в лучшем случае фартук. Наготы не очень-то стеснялись, прикрывая ее туникой, плащом, тогой.

...И в этот раз ревнители приоритета не подвели. Перерыли архивы, вытряхнули музейную ветошь от пыли – и доказали, что именно Россия является родиной джинсов. Во всяком случае, той неизнашивающейся ткани, из которой их кроят и шьют и которая более известна под милым названием «чертова кожа»...

Но разве дело в приоритетах? Наши деды не создали автомобиль, но разве нам из-за этого меньше удовольствия от автомобильных поездок? Красиво сказать первым «А», но и сказать «Б» никогда не было стыдно.

Сарафан - в переводе с иранского это значит «одетый полностью»; в санскрите «сари» – просто «кусок ткани». Между иранским «сарафан и „сари“ слишком прозрачные аналогии. Хотя считается, что сарафан был прежде всего мужским костюмом, но некоторые исследователи полагают, что как таковой сарафан был сакральной одеждой, которой пользовались в свадебной обрядности и мужчины, и женщины. Сарафанный комплекс считался одним из символов веры и обычаев предков. Праздничные сарафаны и рубахи высоко ценились, их тщательно берегли, передавали по наследству из поколения в поколение.

Антуан Жан Гро, Молодой Наполеон. Лувр, Париж.

В 1829 году умирает портной Леруа. И в том же году в Париж приезжает никому неизвестный инженер Тимонье, изобретение которого-швейная машинка изменит всю модную продукцию. Это был период, когда массовое производство одежды и специализированная торговля модными аксессуарами приобретают большой размах. В 1824 году в Париже появляется дом конфекции Ла Бель Жардиньер. в 1833 году Терно, бывший производитель кашемировых тканей, основывает конфекционное предприятие Ле Боном Ришар. В1839 году была основана известная скорняцкая фирма Ревийон, а в 1842 году английская фирма Джона Редферна, дамского портного, который специализировался на пошиве английской одежды. Его заказчицей позже стала и королева Виктория. С этого времени в Англии стало известно слово кринолин (1829). Свой подлинный смысл кринолин приобретает только с 1850 года. Именно тогда он представляет собой присборенную куполообразную юбку, форма которой поддерживалась многочисленными нижними юбками. Не называя кринолина, его мастерски описал, например, Густав Флобер. «Воздушное платье... опадало по обе стороны сиденья сплошными складками и почти касалось земли». Или: «Её платье (это было летнее платье с четырьмя воланами, желтое, прилегающее в талии, с широкой юбкой) расстилалось вокруг неё по полу и когда она наклонилась, оно немного заколыхалось, легко лежащая ткань натянулась на её груди». Описание Флобером платья госпожи Бовари говорит о том, что материалом была легкая ткань. Действительно, в период между 1851-1856 годами, когда он писал «Госпожу Бовари», для летних кринолинов использовали муслин, тарлатан и др., после 1852 года платья стали шить из новых тканей, называемых ла газ кристал (la gaze cristal), сотканных из нитей двух различных цветов, тканных одновременно. Это были - переливчатые тафты, дамаск, парча, сатин, но прежде всего — шелк, особенно ценился лионский, который тогда приобрел новую славу и считался очень хорошим материалом для домашних, дорожных, дневных и вечерних платьев.

Теперь мы попадаем в эпоху, когда наступает «распад стилей». Всё чаще наблюдается возврат к различным историческим эпохам, это касается прежде всего архитектуры. И мода охотно приспосабливается ко всем этим переменам. Еще в большей степени мода попадает под влияние наступающей индустриализации, хотя в этом плане перемены происходят очень медленно. Мода становится достоянием более широких кругов общества, она приобретает мещанский характер. Но и сейчас, и в дальнейшем моду диктуют Франция и Англия. Мужской костюм становится все более сдержанным. Однако фрак попрежнему сохраняет своё господствующее положение. Он сшит строго в талию. К нему полагаются длинные брюки, незаменимый цилиндр, жилет, продолжающий оставаться цветным, из шелка и бархата, и галстук, завязыванию которого теперь уделяется еще большее внимание. Верхняя одежда, пальто, шьется по фигуре и становится повседневной частью мужского туалета, который носят не только мужчины старшего возраста, но и молодые люди. В связи с тем, что фрак остается каждодневной и в то же время выходной одеждой, в мужском костюме появляются новые комбинации. Основной характер одежды для всех остается одинаковый. Наблюдаются лишь небольшие изменения в длине и ширине брюк, в форме лацканов и в величине выреза фрака на груди, в посадке и ширине рукавов. Модные брюки очень длинные, внизу спереди они вырезаны дугообразно, чтобы не морщились на ботинке. При этом эти брюки сравнительно узкие, так что на изображениях в журналах мод того времени они несколько напоминают современные спортивные брюки со штрипками. В отличие от требований дэнди не допускать ярких красок в костюме, теперь в костюм возвращается еще одна пестрая деталь. Брюки бывают по большей части светлые или белые, но жилетка - пестрая, в основном из цветастой или клетчатой ткани, и к этому сюртук коричневого, зеленого или серого цвета. Подкладка соответствовала общему характеру одежды. Были очень модны клетчатые ткани, и это касалось не только мужской, но и женской одежды.

Фердинанд Георг Вальдмюллер. Мать художника. Австрийская галерея. Вена.

Если античная мода достигла своего «рококо» в моде позднего Рима, то средневековая мода, описав свой собственный круг, также пришла к своему Рококо - «рококо готическому». Своей кульминационной точки позднеготическая мода достигла при дворе бургундских герцогов (в Чехии - при дворе Вацлава IV). Изысканный вкус, помпезность и великолепие новой моды нашли свое выражение в одежде знати в виде богатой декорации и орнаменте платья. Однако и бургундская мода не была оригинальной. В ней сочетались элементы чешской моды, которые проникли сюда в период Вацлава IV, и моды итальянской. Но надо сказать, что именно в бургундской моде наиболее ярко проявились элементы средневековья. Это чувствуется — в обилии красок и эксцентричности деталей. И в мужской одежде это явление видно больше, чем о женской. Короткая куртка, называемая также пурпуэн (pourpoinf), которую уже в XIV веке носили в дополнение к прилегающим штанам, позволяет теперь еще больше подчеркнуть натуралистические детали — выглядывающую рубашку, нижнее белье, штаны в обтяжку, детально обрисовывающие мужскую фигуру, - и утилитарные детали, как, например, дополнительные пояса, подвязки и т. д. Художники позднего средневековья с увлечением выписывали все эти детали, так же как и штаны, называемые ми-парти (mi-parti] или «деленные» —типичное выражение для позднего средневековья и его игривости. Цветовые комбинации мужских штанов часто были символичны.

Из французского модного журнала, 1791 г. Вечернее платье. В то время перья были излюбленным украшением и для дневных платьев.

Альбрехт Дюрер, Повар и его жена. Гравюра на меди.

В первой половине XVII века во всех европейских странах наблюдается резкая перемена в отношении испанского вкуса и моды. Маньеристическая мода, которая господствовала целых пятьдесят лет, в начале XVII века отступила. В своем развитии она дошла до абсурда; одежда превратилась просто в футляр, совершенно не связанный с человеческим телом и его пропорциями. Модная стилизация, до которой дошли дамский райфрок и закрепленный лиф, сделанные как самостоятельные части одежды и очень основательно, не имеет аналогий в истории моды. Наиболее сильный отпор испанская мода получила в Голландии, конечно, только со стороны состоятельных и самоуверенных мещан, в руках которых были сосредоточены управление городами, землей, государством, и, главное, торговля. Представители этого класса, называемые «регентами», были сторонниками консервативной одежды прошлых эпох и имели влияние на формирование европейской одежды этого периода. Их костюм, в основе еще позднеготический, был скромного покроя, темных тонов; шился он из простых суконных тканей, умеренно дополненных белыми воротниками и манжетами из полотна или батиста. Но, разумеется, и в этот костюм «регентов» проникли элементы испанской моды, особенно в южных Нидерландах; они проявлялись в форме воротников, также собранных складками вокруг шеи, которые здесь достигли, можно сказать, размеров мельничного жёрнова. Но и тогда были дэнди. Они использовали элементы испанской моды, доведя их опять до абсурда. Основой нового костюма остаются такие давно известные части одежды, как, например, испанский конусообразный плащ, только теперь они повторили его стилизованную форму ещё раз в покрое штанов, т. н. ринграве (rhingrave), манжет и шляп. Снова здесь повторяется треугольник, но общий силуэт костюма теперь все-таки смягчился. Этому способствовали кружева, ленты и батист.

Мода нидерландских мещан (за исключением упомянутой эксцентричности) сохранила достоинство и умеренность, что найдет свое продолжение в дальнейшем развитии моды. Голландская мода одержала победу над деформированной испанской одеждой периода маньеризма и оказала решающее влияние на европейскую одежду первой половины XVII века. Тогда же возникают и национальные моды во Франции, Фландрии, в Германии и в Чехии. В Чехии, например, по голландской моде одеваются мещане и дворяне, в Англии эту моду заимствовали пуритане и торговцы.

Петер Пауль Рубенс, Автопортрет с Изабеллой Брандт. Старая Пинакотека, Мюнхен.

Романская средневековая мода представляет собой смесь античных традиций, византийских деталей и «варварских новинок», и вместе с тем - она нечто совершенно новое. Из античных времен, через Византию, романская мода взяла плащ, так как он не только защищает тело, но и символизирует выделение человека из внешней среды. Средневековый феодальный порядок принудил моду к тому, чтобы она позаимствовала у Византии систему классовых различий в одежде, которая проявилась в моде романского периода в виде каймы, вышивок, и даже материалов. Романская мода приняла также и некогда «варварские» штаны. Женская мода, как и в Византии, предписывает надевать на тело несколько одеяний, одно на другое. Обычно это было нижнее рубашкообразное платье с узкими рукавами, поверх которого одевалась верхняя одежда подобного же покроя, но с более широкими рукавами. Одежда лиц, относящихся к высшим слоям общества, шилась из дорогих тканей, края которой отделывались декоративной каймой. Эта кайма не только вышивалась, кроме того она была украшена золотыми пластинками и драгоценными камнями. Некоторые ученые считают, что этот излишек дорогих украшений является отголоском стремления к роскоши и великолепию после эпохи переселения народов. На этот счет есть и другие мнения. Многие авторы полагают, что эти два отдаленные друг от друга временные периода можно объединить, так как мода в то время изменялась крайне медленно.

Сумасбродные девушки. Фреска из костела в Педрете, 1-я половина XII века. Музей изобразительных искусств в Каталонии, Барселона.

Пьеро ди Козимо, Портрет Симонетты Веспуччи. Музей Конде в Шантийи.

Гравюра с картины Криспина Пассе. Королева Елизавета в парадной одежде, в которой она присутствовала на церемонии в соборе св. Павла.

Молодая девушка. Иллюстрация из Библии Велислава, около 1340 г. Государственная библиотека, Прага. Эксцентричная модная одежда в Чехии первой половины XIV века; на молодой девушке широкая ниспадающая на плечи вуаль,длинное присборенное платье и поверх него сюрко, женский жилетик, который тогда заменял плащ.

История византийской моды тесно связана с римской модой. Она сохранила, как античную верхнюю одежду - тогу, паллиум, пенулу и т.д., изменив только их названия, так и нижнюю — тунику: эта последняя изменилась на далматику и альбу, из пенулы появилась касула альда. Эти типы одежды стали постоянной составной частью церковного одеяния.

Иным переменам подверглась античная одежда при императорском дворе. Тогу уже не драпировали, потому что она стала шиться из жесткой парчи, на которой нашиты металлические пластинки и, кроме того, тога стала украшаться многочисленной вышивкой, что делало её еще более жесткой. Такая одежда стояла, как праздничная упаковка, вокруг фигуры. Посредством убранства одежды выражались титул владельца, его права и обязанности.

Римская одежда – «греческое рококо», сохранила закономерность, организованность, симметрию и целесообразность, присущие греческой одежде, и одновременно придала женскому платью грациозность и легкость, а мужскому – торжественность.

И сделали это незаметные детали, преобразившие греческий хитон а тунику, которую носили мужчины и женщины. Это была, как бы, домашняя рубашка или нижняя одежда, называемая также туника интима (tunica intima). Она имела и символическое значение. Эта часть одежды была выражением души и личности её владельца, как бы связующим звеном между душой и телом.

Переходный период между барокко и рококо - регентство Филиппа Орлеанского, предшествующее правлению Людовика XV, когда Франция задавала Европе тон как в области политики, экономики и духовной жизни, так и в области моды.

Именно тогда королевский двор в Версале сверкает блеском и остроумием, утонченным вкусом и искрящимся умом и, конечно, прежде всего, представительностью своей моды.

XVIII век, в отличие от предшествующего королевского, является столетием аристократии. Её восторг вызывают великосветский образ жизни, игры, театр, блещущие остроумием салоны. Это одна сторона века. Вторую лучше всего характеризуют картины Антуана Ватто.

Поскольку канализация в городах тогдашней Европы практически отсутствовала, на улицах стояли ужасный смрад и вонь, которые пытались перебить запахом терпких духов. Ситуация усугублялась тем, что личная гигиена еще не стала привычной. Даже в королевских дворцах не было удобных туалетных комнат, а если и были, то маленькие и плохо оборудованные. В них едва помещался маленький стол, зеркало, таз с кувшином. Мыться было принято по частям в тазу, поливая себя из кувшина. Поскольку умывались не каждый день, то помады, которые наносились на лицо, к концу недели образовывали толстый слой. Чистить зубы вообще никому в голову не приходило. Естественно, что от людей сильно пахло прогорклой пудрой, жиром, потом и просто гнилыми зубами. Сам король-Солнце, боясь погибнуть (было предсказано еще до рождения, что ему суждено умереть от воды), за всю свою жизнь мылся только 4 раза! Людовик XIV вообще не умывался (!), а только слегка брызгал на руки и лицо любимыми им жасминовыми «Испанскими духами»! Однажды его любовница госпожа де Монтеспан в сердцах сказала, что «от Его Величества разит, как от вонючего козла»...

Основным принципом одежды в период древних культур является ее неизменяемость, постоянство и однообразие, но уже и в те далекие времена существовало техническое совершенство одежды, точно рассчитанные выкройки, совершенные ткани и большое изящество в обработке платья.

Общий вид и каждая деталь египетской школы подробнейшим образом продумана, здесь нет ничего случайного.

Египетская одежда на протяжении многих столетий остается неизменной. В четвертом тысячелетии она такая же, как и во втором. В принципе, речь идет только о двух типах одежды – мужской и женской. Только ее отделка означает разницу между отдельными общественными классами, но и здесь действуют точные законы.

Одним не нравится мода, которая делит туловище на две равные части и непомерно удлиняет талию, другие бранят моду, превращающую женскую голову в постамент многоэтажного сооружения, прихотливо задуманного и возведенного; волосы, предназначенные природой для того, чтобы обрамлять лоб, зачесаны кверху, подняты, поставленны дыбом, и скромные, милые лица женщин становятся надменными и вызывающими физиономиями вакханок. Короче говоря, нападкам подвергается любая мода, пока она длится, ее самые затейлывые ухищрения кажутся приятными, красивыми и привлекают одобрительное внимание - а ничего другого от нее и не требуют. Во всем этом я нахожу  достойным удивления только легкомыслие и непостоянство людей, которым поочередно кажутся изящными и пристойными вещи, несовместимые одна с другой: эти люди сегодня носят, как потешные маскарадные костюмы, ту самую одежду, которая в прошлом - и, кстати, сказать, совсем недавнем - служила им парадным облаченьем для важных и торжественных случаев.

Жан де Лабрюйер

"Характеры. или нравы нынешнего века"

Глупый и пустой человек носит широкополую шляпу, камзол с откидными рукавами, штаны на шнуровке и туфли; с вечера он уже начинает думать о том, как и где сможет обратить на себя внимание. Разумный человек носит то, что ему советует портной; презирать моду так же неумно, как слишком рьяно  ей следовать.

Жан де Лабрюйер

"Характеры"

Люди охотно следуют моде в повседневной жизни, но упорно пренебрегают ею, когда им случается позировать художникам6 они предвидят или чуют, как смешно будет выглядеть на портрете их наряд, когда, потеряв прелесть новизны, он выйдет из моды. Поэтому они предпочитают диковинные облачения и драпировки, подсказанные им фантазией художника, которые никак не идут ни к их лицу, ни к осанке, ни к характеру, ни к положанию. Они принимают принужденные или нескромные позы, напускают на себя грозный, свирепый, неестественный вид, который превращает молодого аббата в воина, судью - в фанфарона, горожанку - в Диану, скромную и робкую женщину - в амазонку или Афину Полладу, невинную девушку - в Лаису, а доброго и великодушного вельможу - в скифа, в какого-то Атиллу.

Не успевает одна мода сменить другую, как ее самое уничтожает новая мода, уступающая, в свою очередь, дорогу следующей, которая тоже отнюдь не является последней: таково легкомыслие людей. Пока происходят эти бурные перемены, пока один за одним устаревают и предаются забвению наряды, проходит столетие, и вдруг обнаруживается, что самая старая мода  и есть самая привлекательная и радующая глаз. Теперь, когда  прошли годы, когда изменились времена, она снова привлекает нас на портретах, как безрукавный кафтан воина-галла или римская тога - в театрах или как халат, покрывало и тюрбан - на гобеленах и картинах.

портреты наших отцов воскрешают не только их лица, но и одежду, прическу, оружие и все безделушки, которыми при жизни они любили себя украшать. Мы можем отблагодарить их только тем, что постараемся с такой же точностью запечатлеть себя для наших потомков.

Жан де Лабрюйер.

"Хараектеры"