Был в Москве приговорён к расстрелу некто Виленкин. Когда его поставили, тот, кто командовал расстрелом, вдруг узнаёт в нём своего бывшего товарища. Он подходит к нему проститься и говорит: «Уж ты, Саша, извини их, если они не сразу тебя убьют: они сегодня в первый раз расстреливают». – «Ну, прости и ты меня, если я не сразу упаду: меня тоже сегодня в первый раз расстреливают…»
Впервые я наткнулся на это имя, читая воспоминания Сергея Волконского (бывшего директора императорских театров) о революционных годах.
«Один случай мне рассказывали. Был в Москве приговорён к расстрелу некто Виленкин. В то время расстреливали в Петровском парке. Когда его поставили, тот, кто командовал расстрелом, вдруг узнаёт в нём своего бывшего товарища. Он подходит к нему проститься и говорит:
– Уж ты, Саша, извини их, если они не сразу тебя убьют: они сегодня в первый раз расстреливают.
– Ну, прости и ты меня, если я не сразу упаду: меня тоже сегодня в первый раз расстреливают…»
Дорогого стоит, когда человек не теряет юмора перед расстрельным взводом, подумал я тогда и наверняка забыл бы не слишком приметную фамилию, если бы по случайности вскоре не наткнулся на нее опять в мемуарах гусара Владимира Литтауэра. Тот влюбленно пишет о солдате своего полка Виленкине, «романтике и поэте», который сочинял веселые стихи и отличался невероятной храбростью — получил семь из восьми возможных наград, причем от восьмой несколько раз отказывался, чтобы не слишком выделяться. Литтауэр, сам бравый офицер, с восхищением рассказывает, как весельчак, получив рану, начал немедленно сочинять стишок про это героическое событие, или как под ураганным огнем, когда все ждали смерти, Виленкин предложил полковнику шоколадку и был послан к черту.
Тут я заинтересовался этим шутником всерьез.
Оказалось, что человек он довольно известный: его поминают Роман Гуль, Ходасевич, Солженицын — и все самым приязненным образом. (В «Википедии», кто заинтересуется, есть отсылки на две хорошие и подробные биографические статьи).
Знакомьтесь: нестандартный гусар Александр Абрамович Виленкин
-more]
Нижний чин гусарского полка
Почему нестандартный – понятно, да? Еврей, и вдруг гусар. Чуднó.
С чего вдруг иудея, студента-белоподкладочника, сына купца первой гильдии, понесло в кавалеристы, совершенно непонятно. Семья была богатая, интеллигентная. Александр закончил с медалью (по тем временам большая редкость для еврея) знаменитую Царскосельскую гимназию, классным наставником у него был замечательный поэт Иннокентий Анненский. А потом, уйдя из Петербургского университета, зачем-то поступил вольноопределяющимся в Сумский гусарский полк.
Вначале не знал, с какой стороны к лошади подходят, но потом освоил все кавалерийские премудрости и стал любимцем полка. Ставил смешные спектакли, однополчане распевали сочиненные им песенки. Офицерского звания не выслужил – для этого требовалось сначала креститься. Виленкин был нерелигиозен, но менять вероисповедание не пожелал.
Всякий человек русского воспитания, но еврейской крови оказывался тогда перед серьезным искушением: прими христианство, и все двери перед тобой откроются. Но чувство собственного достоинства мешало пойти на сделку с совестью. Уверовал – тогда да, а просто так, на холодную голову, стыдно. Старший брат Александра, крупный дипломат, повел себя точно так же: редкий случай, когда чиновник получил генеральский чин, дававший права потомственного дворянства, но дворянином так и не стал по причине «неправильной» веры.
Отслужив в кавалерии, Александр окончил юридический факультет и стал адвокатом. Участвовал во многих политических процессах, считался блестящим судебным оратором. Правда, репутации серьезного юриста несколько мешали слишком живой нрав и чрезмерное увлечение модой — Виленкин слыл первым московским щеголем.
Война застала его в столице дендизма, Лондоне, где Александр вполне мог бы спокойно досидеть до конца войны, но уже через три недели он на фронте, в прежнем полку, связь с котороым не терял все минувшие годы. Несколько раз был ранен, заслужил полный «георгиевский бант», но так и оставался унтер-офицером. Лишь после Февральской революции, отменившей дискриминацию, Виленкин получил первую звездочку, а к осени имел уже четыре.
Штаб-ротмистр Виленкин, теперь с офицерским «Георгием»
Боевые награды, отсутствие какого бы то ни было заискивания перед толпой, а главное – ораторское остроумие сделали Виленкина очень популярным среди солдат. Его выбрали председателем армейского полкового комитета (то есть на должность, стоявшую вровень с командармом). И это при том, что Виленкин был членом непопулярной на фронте кадетской партии и вообще сторонником строгой дисциплины.
После развала фронта Александр стал одним из руководителей «Союза евреев-воинов», объединявшего евреев-ветеранов. Большевики объявили, что Россия выходит из войны, и многие члены Союза хотели уехать, чтобы сражаться дальше в рядах английской армии.
Однако Виленкина больше волновала судьба России. Он вступил в подпольный «Союз защиты Родины и Свободы», где возглавил кавалерийский центр. В мае 1918 года, после доноса, чекисты арестовали офицеров, входивших в эту организацию. Виленкина взяли не сразу, он мог бежать, но задержался, чтобы уничтожить документы, которые могли бы выдать товарищей, и упустил время.
Сидел он в Таганской тюрьме, где сильно облегчал жизнь товарищам по несчастью: обучал их английскому, помогал выстраивать линию защиты, устраивал шахматные турниры, выпускал юмористическую газету и даже затеял какое-то кабаре.
В Таганской тюрьме
Большевики долго не решались его расстрелять – многие из них помнили, как при старом режиме он защищал их в суде. Сам Дзержинский распорядился Виленкина не трогать – но и не выпускать.
На следствии участники заговора вели себя по-разному. Многие выдавали сообщников. Виленкин не назвал ни одного имени.
Как-то раз ему объявили, что смертный приговор вынесен и завтра будет приведен в исполнение. Он написал прощальное стихотворение:
От пуль не прятался в кустах.
Не смерть, но трусость презирая,
Я жил с улыбкой на устах
И улыбался, умирая.
Виленкина поставили перед ямой, дали залп в воздух – оказывается, это была попытка побудить его к даче показаний. Не сработало. (Значит, в Петровском парке его все-таки расстреливали не в первый раз, опыт уже имелся).
Чекистские цирлихи-манирлихи со следствием и прочими юридическими формальностями закончились, когда был объявлен «красный террор». Тут уж не помог и запрет Дзержинского.
5 сентября 1918 года, в первый же день массовых казней, Виленкина увезли расстреливать, теперь уже по-настоящему. Как он вел себя перед смертью, мы знаем. Это была не бравада, а всё то же ЧСД (чувство собственного достоинства). В прощальном письме сестрам Александр шутить не пытается: «Тяжело умирать, когда вся жизнь не прожита, когда многое еще впереди и три года войны остались позади – но я не боюсь смерти и буду спать так же спокойно, как и каждую ночь… Моя совесть чиста, поскольку я никогда не совершал бесчестных поступков и, смотря в лицо смерти, не поддался соблазну купить себе жизнь за счет других».
Те, кто читал мой роман «Аристономия», знают, что у меня большие проблемы с выбором моей стороны на Гражданской войне. Обе стороны мои — и не мои. И красные, и белые вызывают у меня сложное чувство, в котором восхищение смешивается с отвращением, и всех жалко. Поэтому история, которую я вам рассказал, не про героического борца с большевистской чумой. Это история про редкую и драгоценную вещь — легкое, ненатужное мужество. Таких людей очень мало, они почти всегда гибнут молодыми. Без них жить на свете было бы тошнее и страшнее.
/bigpicture.ru/wp-content/uploads/2019/02/lud2236-768x403.jpg" target="_blank">https://bigpicture.ru/wp-content/uploads/2019/02/lud2236-768x403.jpg 768w, 
Воодушевление первых дней войны
НЕФЕРТИТИ (конец XV — начало XIV века до н.э.) Древнеегипетская царица, жена фараона Аменхотепа IV, известного в истории под именем Эхнатона. В 1912 году в Амарне были найдены поэтичные, тонкие скульптурные портреты Нефертити, созданные мастером Тутмесом. Хранятся в музеях Каира и Берлина. Остается только удивляться необычности исторической судьбы царицы Нефертити. Тридцать три века ее имя было в забвении, а когда гениальный французский ученый Ф. Шампольон в начале прошлого столетия расшифровал древнеегипетские письмена, то о ней упоминали довольно редко и лишь в специальных академических работах. XX век, словно демонстрируя причудливость человеческой памяти, вознес Нефертити на вершину славы." "
Хорошенькая и грациозная дофина с удовольствием приняла участие в придворных развлечениях: она играла в придворном театре, много танцевала, увлекалась музицированием. С первых месяцев пребывания в Версале она показала свой гордый характер, отказавшись наладить отношения с Дюбарри, признанной метрессой Людовика XV. Лишь сам король вынудил ее придерживаться правил этикета. Эта история, вышедшая за пределы двора, заставила говорить о принцессе как об «австрийской гордячке». После коронации Мария Антуанетта более отдалилась от старой придворной знати. Она окружила себя небольшим числом избранных, среди которых первое место занимала графиня Полиньяк и ее семья. Королева покидает Версальский дворец и воцаряется в своем интимном кружке в Малом Трианоне. Такое поведение вызывает всеобщее неодобрение — королева настраивает против себя большинство придворных. Не только двор, но и вся страна неприязненно воспринимают новую для Франции ситуацию, когда после столетнего правления тихих, незаметных королев и череды блестящих метресс, Францией управляет полностью подчинившая своего мужа королева.
