Мужа арестовали в имении ее родителей, на глазах у беременной жены, маленьких детей и больных тестя и тещи. Столько раз она умоляла Никиту не иметь никаких тайн от нее. Сколько раз он хотел открыться ей, но честь не позволяла ему подвести товарищей. А теперь после декабрьского восстания ему уже ничто не могло помочь, он - узник Петропавловской крепости, и все, что он может - это просить Александру молить за него Бога. Допросы, очные ставки, одиночная камера, предчувствие трагической развязки и желание умереть.

Страшное письмо пишет Алесандрине ее муж Никита Муравьев из крепости: «Мой добрый друг, помнишь ли ты, как при моем отъезде говорила мне, что можно ли опасаться, не сделав ничего плохого? Этот вопрос тогда пронзил мне сердце, и я не ответил на него. Увы! Да, мой ангел, я виновен, - я один из руководителей только что раскрытого общества. Я виновен перед тобой, столько раз умолявшей меня не иметь никаких тайн от тебя.… Сколько раз с момента нашей женитьбы я хотел раскрыть тебе эту роковую тайну.… Я причинил горе тебе и всей твоей семье. Все твои меня проклинают. Мой ангел, я падаю к твоим ногам, прости меня. Во всем мире у меня остались только мать и ты. Молись за меня Богу: твоя душа чиста, и ты сможешь вернуть мне благосклонность неба».

Наконец-то ей все стало понятно. И роль ее в своей семье тоже - она жена, пусть государственного преступника, но жена. Нужно ехать в Петербруг, поддержать мужа. Через два дня он получил письмо от жены, в котором была не просто поддержка, но и само мужество, сама самоотверженность: «Мой добрый друг, мой ангел, когда я писала тебе в первый раз, твоя мать не передала еще мне твое письмо, оно было для меня ударом грома! Ты преступник! Ты виновный! Это не умещается в моей бедной голове.… Ты просишь у меня прощения. Не говори со мной так, ты разрываешь мне сердце. Мне нечего тебе прощать. В течение почти трех лет, что я замужем, я не жила в этом мире, - я была в раю. Счастье не может быть вечным... Не предавайся отчаянию, это слабость, недостойная тебя. Не бойся за меня, я все вынесла. Ты упрекаешь себя за то, что сделал меня кем-то вроде соучастницы такого преступника, как ты… Я - самая счастливая из женщин. Письмо, которое ты мне написал, показывает все величие твоей души. Ты грешишь, полагая, что все мои тебя проклинают. Ты знаешь безграничную привязанность к тебе. Если бы ты видел печаль бедной парализованной мамы! Последнее слово, которое я от нее услыхала, было твое имя. Ты говоришь, что у тебя никого в мире нет, кроме матери и меня. А двое и даже скоро трое твоих детей - зачем их забывать. Нужно себя беречь для них больше, чем для меня. Ты способен учить их, твоя жизнь будет им большим примером, это им будет полезно и помешает впасть в твои ошибки. Не теряй мужества, может быть, ты еще сможешь быть полезен своему Государю и исправишь прошлое. Что касается меня, мой добрый друг, единственное, о чем я тебя умоляю именем любви, которую ты всегда проявлял ко мне, береги свое здоровье…».

Несомненно, получить такое письмо от жены - это получить силы, твердость духа. «Не теряй мужества, может быть, ты еще сможешь быть полезен своему Государю и исправишь прошлое». Вряд ли она понимала, что это не трагическая случайность, а, скорее, конец жизни, которую он сам изменил своими руками и теперь уже не может ничего с этим поделать.

Через подкупленную стражу она отправляет мужу записки, посылает и портрет, специально заказанный художнику Соколову для передачи в крепость. Муж никогда не будет расставаться с этим портретом: «В минуту наибольшей подавленности, мне достаточно взглянуть на твой портрет, и это меня поддерживает». Александра Григорьевна выполняет и тайные просьбы мужа уничтожить все документы, рукописи, книги, связанные с восстанием. А он пишет своей ненаглядной Сашези, как он ее именует, каждый день. «Я беспрестанно о тебе думаю и люблю тебя от всей души моей. Любовь взаимная наша достаточна для нашего счастья. Ты сама прежде мне писала, что благополучие наше в самих нас». «Милая Сашези, укрепляй себя, не предавайся печали, я тебя люблю от всей души, от всего сердца, от всех способностей моих». «Твои письма, милый друг, и письма маменьки производят на меня такое впечатление, будто самый близкий друг каждый день приходит побеседовать со мной. Время от времени я перечитываю всю мою коллекцию, которая стала теперь довольно многочисленной. Моя мысль не в тюрьме, она все время среди вас, я вас ежечасно вспоминаю, я угадываю то, что вы говорите, я испытываю то, что вы чувствуете». Их любовь была самозабвенной, их семья ко времени ареста была испытана несколькими годами счастливой жизни.

Никита Муравьев был осужден «по первому разряду» - на каторжную работу вечно. Его, как и других, отправляют в Сибирь. Едва ли не обгоняя в пути декабристов, за ними следуют жены. Урожденную графиню Чернышеву, Александрин Муравьеву, заставляют подписать отречение от дворянского звания, от всех прав, но и это не останавливает ее. Она оставляет троих детей на попечение свекрови и решительно порывает с петербургским миром. Юная светская красавица двадцати трех лет собирается в дальнюю дорогу. Перед отъездом Пушкин передал Муравьевой свое послание к декабристам «Во глубине сибирских руд...». Она же в остроге, наскоро, через частокол, передает Пущину послание поэта «Мой первый друг, мой друг бесценный...».

Декабристы называли Александру Григорьевну своим ангелом-хранителем. В ней действительно было что-то поэтически-возвышенное, хотя и была она простодушна и необыкновенно естественна в отношениях с людьми. Неизменно с доброй улыбкой и непринужденной веселостью встречала она друзей, мужа обожала до самозабвения. Уже на каторге на шутливый вопрос Якушкина, кого она больше любит, мужа или Бога, Александрин вполне серьезно ответила, что «сам Бог не взыщет за то, что она Никитушку любит более». Да и он отвечал ей тем же, все говорили о нем, как о человеке редких достоинств, ума и благородства души.

Женщины-декабристки жили вблизи тюрьмы в простых деревенских домах, сами готовили еду, ходили за водой, рубили дрова, топили печь. Крепостной Муравьевой научил ее ремеслу повара. Ежедневно она посылала в каземат несколько блюд, часто забывая об обеде для себя и обожаемого Никиты. Однажды горничная доложила Александре Григорьевне, что из каземата приходили за салом, а она отказала, потому что сала осталось и так мало. Муравьева приказала отослать в каземат все, что у них было.

Несчастье сближает. Все женщины были необыкновенно дружны. Муравьеву между собой в шутку называли «Мурашкой». Александрина, душевно стойкая русская женщина, все-таки была эмоционально очень слаба, пугалась многого, многое ее расстраивало, ей казалось, что она стареет раньше времени. «Я старею, милая маменька, Вы и не представляете себе, сколько у меня седых волос».

Ее красота душевная, однако, лишь возрастала и не могла не восхищать всех с ней знакомых: «Она была воплощенная любовь», «в делах любви и дружбы она не знала невозможного», «отличительная черта в Александре Григорьевне была теплота сердца, разливавшаяся почти независимо от нее самой на всех ее окружающих».

Но всеобщая любимица Александра Григорьевна Муравьева недолго скрашивала жизнь узников в Петровском заводе. Ей исполнилось всего лишь 28 лет, когда она умерла. Весьма строгие и разные женщины-декабристки вспоминали ее как «святую женщину, умершую на своем посту». Редко достижимый в жизни идеал сочетался в характере Александры: она была страстной и нежной возлюбленной, самоотверженной и любящей матерью, да еще и добрым другом для многих. И столько страданий выпало на ее судьбу - арест мужа, арест брата, разлука с любимыми родителями и тремя детьми, смерть сына в разлуке через несколько месяцев после ее отъезда, потом смерть матери и отца, на поселении у нее умерли двое младенцев, а единственная выжившая дочь Нонушка была слаба и болезненна.

Никита Муравьев стал седым в 36 лет - в день смерти жены. Она хотела, чтобы ее похоронили рядом с родителями, но этой милости ей не даровали. На обращение матери и сестры был ответ: «Перенесение тела г-жи Муравьевой в Москву никак дозволено быть не может». На ее могиле поставили памятник и часовню с неугасимой лампадой. Лампада эта светилась еще через 37 лет после ее смерти.