Отель «Метрополь»

Около трех часов ночи четырнадцатого декабря 1901 года к Тверской пожарной части подлетел на лихаче городовой и вызвав брандмейстера, взволнованно сообщил о сильном пожаре в только что отстроенной гостинице «Метрополь»...

Огонь заметили в вентиляционном канале одного из апартаментов гостиницы. Растерявшиеся постояльцы и персонал бросились его тушить, в суматохе забыв оповестить о случившемся пожарную команду. Между тем пламя набирало силу. Загорелись ковры, устилавшие коридоры отеля, обшивка стен в номерах и вестибюлях. Удушливый дым стремительно заполнял лестничные пролеты.

Со всех концов города к месту бедствия мчались пожарные команды. Привели в действие пять паровых труб и ручные насосы, но огонь не сдавался. У пожарных не оказалось в достаточном количестве высоких лестниц — взбирались по связанным малярным стремянкам. Чуть позже были выдвинуты две двенадцатисаженные лестницы и на крышу поднялись более тридцати пожарных. Неожиданно перекрытия рухнули, столбы дыма и пламени взвились в небо.

Огонь бушевал двое суток. Как свидетельствовали очевидцы, «все четыре верхних этажа, огромная роскошная концертная зала, надворные постройки выгорели; крыша, исключая переднего фасада, провалилась, а равно и обрушились потолки один за другим». Ходили слухи, что пожар возник неслучайно и кто-то крупно нажился на страховке...

Проектирование гостиничного комплекса «Метрополь» на Театральной площади началось за два года до наступления ХХ века. Именно тогда Санкт-Петербургское страховое общество приобрело для перестройки старую гостиницу в самом центре Первопрестольной. Москвичи издавна называли ее Челыши по фамилии бывшего владельца — купца первой гильдии Павла Челышева.

Отцом-основателем и главным спонсором нового строительства стал успешный железнодорожный магнат Савва Иванович Мамонтов. В Москве его знали как человека азартного, увлекающегося, энергичного, мецената и покровителя искусств, прозванного современниками Саввой Великолепным и Московским Медичи.

Мамонтов задумал вовсе не гостиницу, а грандиозный культурно-досуговый центр, какого еще не знала Москва, — с театром, залами для танцевальных вечеров, художественными галереями, спортивными залами, катком на крыше, отелем, ресторанами и зимним садом. И все это он предлагал оформить в стиле модерн — последней европейской «фишки».

В новой постройке Савва планировал разместить свое любимое детище — частную оперу, на сцене которой блистал молодой Федор Шаляпин. Огромный шестиярусный театр должен был превзойти и Венскую оперу, и соседний Большой театр, в котором насчитывалось 1750 мест. Мамонтов же говорил о зрительном зале в 3100 мест.

«Савва всегда замахивается на что-то грандиозное», — усмехнулся модный московский архитектор Лев Кекушев и отправился за границу, чтобы ознакомиться с первоисточниками. Именно его бюро получило престижный заказ. Вернувшись, Лев Николаевич и его команда приступили к созданию проекта и его реализации.

Савва Мамонтов

Но Савву явно что-то не устраивало, и на фасады «Метрополя» был объявлен международный конкурс, в котором приняли участие лучшие из лучших архитекторов. По иронии судьбы конкурс выиграл Лев Кекушев. Однако заказчик предпочел Вильяма Валькота, проект которого занял четвертое место.

Потрясенный несправедливостью, Кекушев тяжело переживал поражение. «Савва, похоже, заболел англоманией», — иронизировал он. Выбор Мамонтова вызвал недоумение у многих. Как мог Валькот, никому не известный британец одесского разлива, потеснить такую знаменитость, как Кекушев? Ему всего двадцать четыре, он еще никак себя не проявил и ничего не создал. Рассматривать Валькота в качестве руководителя огромной стройки было по меньшей мере легкомысленно. Да и о его проекте отзывы были так себе: «Три этажа совершенно голых стен очень скучны; пятый этаж, покрытый сплошь изразцами, напротив, чересчур богат». Но Савва никого не хотел слушать. Он знал, что делал. Проект Валькота больше подходил для его задумок...

Савве Ивановичу хотелось продемонстрировать Москве искусство наступающего ХХ века — символизм и модерн, которые тогда входили в моду. Постройка большого здания в самом центре города предоставляла прекрасную возможность громко заявить о новых образах и формах в сфере художественного декора — ведь у модерна был свой язык. Фасады гостиницы Мамонтов воспринимал как полотна, на которые можно наносить «рисунки» — объемные рельефы, керамические панно, стеклянные витражи, флорентийскую мозаику, металлическую ковку.

Самой грандиозной идеей Саввы Великолепного было желание одеть здание в многоцветную глазурованную плиточную облицовку и тем самым украсить его «вечными красками». Двадцать три майоликовых панно с «Принцессой Грёзой» во главе появились на фасадах в 1902—1903-м годах.

Через пару лет после того как панно «Метрополя» предстали взору москвичей, майоликовые вставки Врубеля украсят здание Ярославского вокзала, а по фасаду Третьяковской галереи протянется керамический фриз Виктора Васнецова. Модерн сумеет выйти из музейных залов и укорениться во всех сферах повседневной жизни — от экстерьера зданий до предметов быта. Как иронизировал Всеволод Мейерхольд, модерн «теперь всюду — на тросточках, на домах, в кондитерских и на плакатах».

Барельефы для «Метрополя» Савва заказал двадцативосьмилетнему скульптору Николаю Андрееву. Тот только что возвратился из Парижа, где работал в мастерской Родена. Фигурный фриз, опоясывающий здание, станет первым серьезным проектом молодого скульптора и блестящим элементом наружного декора «Метрополя». Хотя вереница полуобнаженных мужчин и женщин с их томной, эротичной пластикой многими воспринималась как дерзость и попрание всех норм.

Работы были в разгаре, когда случилось то, чего никто не мог ожидать: Мамонтова арестовали по обвинению в крупных растратах. Пешком под конвоем знаменитого «миллионщика» на потребу глазеющей публики провели через всю Москву от Сухаревки до Таганской тюрьмы. Однако в суде случился казус: выдающийся адвокат Федор Плевако сумел доказать, что Мамонтов не имел корысти, а руководствовался лишь интересами дела. Присяжные его оправдали, и Мамонтов был отпущен, но разорен — все его активы пошли на погашение долгов.

Майоликовое панно «Поклонение природе»

После страшного пожара 1901 года казалось, что на этой истории можно поставить точку, но «Метрополь», словно сказочная птица феникс, возродился из пепла. Гостиничный комплекс был отстроен заново и торжественно открыт зимой 1905 года. Анонс в газетах гласил: «С 20-го сего февраля открывается в доме С.-Петербургского общества страхований на Театральной площади гостиница и ресторан «Метрополь». Завтраки, обеды и ужины. Известный парижский оркестр салонной музыки под управлением г. Жоржа».

«Метрополь» соответствовал самым высоким мировым стандартам комфорта, которые предъявлял ХХ век. В номерах предусматривались вентиляция и система отопления, телефоны и горячая вода, отдельная туалетная комната с ванной и ватерклозетом. Имелись даже холодильники — хотя лишь в виде емкостей, наполняемых льдом.

Гостиница сразу сделалась чрезвычайно популярной у состоятельных господ и богемы. Остановившийся в «Метрополе» весной того же года поэт Михаил Кузмин — петербуржец и известный эстет — писал другу: «Я в неистовом восторге от гостиницы... Она поражает вкусом, где каждая дверная ручка — художественна, нет ничего наляпанного, масса света, легкость и простота всей мебели, дающая интимность и вместе с тем какой-то помпейский вид».

Публика восхищалась элегантностью отделки и атмосферой утонченного богатства. Тон задавал просторный вестибюль парадного входа с фантастической красоты люстрой в стиле ар-нуво. Стены были облицованы ониксом, пол выложен графитом из Мексики. Лестницу охраняли римские волчицы из уральского змеевика. Уже на входе посетителям давали понять: они попали в гранд-отель для избранных.

Рекламный проспект сообщал, что «для удобства постояльцев действуют две электрические подъемные машины», шахты которых на каждом этаже украшали стеклянные цветочные фризы. Внутри лифтовые кабины были отделаны панелями красного дерева и зеркалами. Свой первоначальный декор они сохранили с 1905 года и по праву считаются жемчужиной московского модерна.

Отделка номеров — лепнина, росписи, эркеры с витражами, шелковая обивка стен — ни разу не повторялась. Для украшения интерьеров «Метрополя» были использованы предметы антиквариата. Эта коллекция в наши дни насчитывает более восьмисот единиц: статуэтки севрского и мейсенского фарфора, уникальная мебель из красного и розового дерева, созданная на фабриках Мельцера, Шмита и Кона, великолепные светильники фабрики Серковского и австрийские настольные лампы XIX века. Особо ценными экспонатами считаются исторические пианино и рояли фирм Becker и Steinway, клавиш которых касались руки великих музыкантов — Сергея Прокофьева, Монтсеррат Кабалье, Риккардо Мути.

Супергостиница в паре минут от Кремля сразу привлекла внимание и мировых знаменитостей. Во время московских гастролей здесь останавливались звезда немого кино Макс Линдер, оперная дива Лина Кавальери, балерина Анна Павлова.

В ресторане на первом этаже гостиницы по вечерам собирался московский бомонд: Валерий Брюсов, Сергей Рахманинов, Вера Комиссаржевская, Валентин Серов, Федор Шаляпин. Работая над декорациями в мастерской Большого театра, Константин Коровин в час пополудни шел в «Метрополь» завтракать. Известный книгоиздатель Иван Сытин имел в ресторане свой столик, где каждый день часок-другой общался с партнерами по бизнесу или с друзьями. Кухня «Метрополя» была великолепна. Блюда на любой вкус и, по московской традиции, только из собственных продуктов. Для этого имелись свои фермы и свинарники, в подвалах были устроены отдельные печи для французских хлебов, бисквитов и расстегаев, а еще «мороженник».

Завсегдатаями заведения были и московские богачи. Солидные купцы заключали миллионные сделки, а их сынки, как водится, прожигали жизнь. В марте 1911 года «Московские ведомости» описали скандал с сыном нефтепромышленника Александра Манташева: «Будучи в нетрезвом виде в кабинете ресторана «Метрополь», около 11 часов вечера [Манташев] вышел в общий зал, где произвел шум, у одного из посетителей-офицеров выхватил шашку и стал ею размахивать. Публика переполошилась. Прислуга бросилась на Манташева и обезоружила его, причем один из официантов получил удар плашмя шашкой по руке».

Ресторан «Метрополя» устроили на месте несостоявшегося зала оперного театра, поэтому он представлял собой атриум высотой с четырехэтажный дом и имел колоссальный внутренний объем в 560 квадратных метров. Потолок перекрывал огромный шуховский купол с витражом из 2400 фрагментов цветного стекла. Узоры, выполненные по эскизам Сергея Чехонина, обыгрывают тему сотворения мира...

Огромный зал, способный вместить до 1700 человек, позволял устраивать банкеты на широкую ногу. Один из первых состоялся тридцать первого января 1906 года по случаю презентации журнала «Золотое руно» — закатил его издатель, экстравагантный миллионер Николай Рябушинский. «Вечер меня ужаснул, ведь еще не дохлопали выстрелы, а зала «Метрополя» огласилась хлопаньем пробок; художники в обнимку с сынками миллионеров перепились среди груд хрусталей и золотоголовых бутылок», — злословил Андрей Белый.

Столь же пышно отмечали здесь и первую годовщину журнала, правда уже в «Русском кабинете» на балконе. Среди гостей — Блок, Белый, Брюсов, Бальмонт, Бакст, Сомов. На закусочном столе в ледяных глыбах стояли ведра с икрой, подавались аршинные стерляди, фазаны и прочие изыски. Рекой лилось шампанское. Но запомнилось другое. «Посредине, в длину огромного стола шла широкая густая гряда ландышей, — вспоминает художник Сергей Виноградов. — Знаю, что ландышей было 40 тысяч штук, и знаю, что в садоводстве Ноева было уплачено 4 тысячи золотых рублей за гряду. Январь ведь был, и каждый ландыш стоил гривенник». Одна из красавиц, пировавших на банкете, срывала охапки ландышей и бросала их вниз, в главный ресторанный зал, прямо на головы сидящих за столиками посетителей.

Новинкой для москвичей в «Метрополе» оказался американский бар, куда пропустить рюмочку-другую нередко заглядывал Федор Шаляпин.

Судьбу «Метрополя» круто изменили революционные события 1917 года. Роскошная гостиница стала одним из пунктов сопротивления большевикам. Мальчишки-юнкера шесть дней отбивали их атаки и покинули здание только после артиллерийского обстрела революционными войсками. Михаил Фрунзе вспоминал, что солдатам доставляло особое удовольствие стрелять по окнам и фасадам «Метрополя», наблюдая, как осколки стекла и кирпича с грохотом падают вниз.

О том, что было потом, можно прочитать в книге Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир»: «В центре города занесенные снегом улицы затихли в безмолвии... Редкие фонари, редкие торопливые пешеходы. Ледяной ветер пробирал до костей. Мы бросились в первую попавшуюся гостиницу, «Метрополь», где горели две свечи. «Да, конечно, у нас имеются очень удобные комнаты, но только все стекла выбиты. Если господа не возражают против свежего воздуха...»

Через полгода — в 1918-м — «Метрополь» превратился в одну из главных резиденций новой власти, получив имя Второго Дома Советов. В ресторане проходили бесконечные заседания ВЦИК, на которых регулярно выступали Ленин и Троцкий. В номерах комфортно устроилась партийная элита: Красин, Бухарин, Антонов-Овсеенко, Коллонтай с Дыбенко. На втором этаже в угловом номере, выходящем на Большой театр, устроили приемную председателя ВЦИК Якова Свердлова. Рабочих и крестьян он принимает, об остальных же просит секретаря: «Гоните их в шею. Только вежливо».

Коридоры заполонили суровые люди в черных кожанках. При входе матрос с винтовкой, за столом в вестибюле выдает пропуск красноармеец с браунингом, да и комендант вооружен до зубов. «Метрополь» быстро утратил свой лоск, потускнел и поблек. «К широкому подъезду не подкатывают нарядные авто, не гремит легкомысленная музыка в ресторане. Вместо нее — звон оловянных ложек и мисок, торопливый скрип сапог, запах кожи, пота, лохматых папах. Там теперь «первая советская столовая», — свидетельствует Рюрик Ивнев.

И только на третьем этаже гостиницы, занятом Наркоматом иностранных дел, «старорежимно» расстилались дорогие ковры, уютно светили бронзовые бра, а чай по номерам разносили барышни в белых кружевных фартучках. Сам же нарком Георгий Чичерин, вспомнив свое многовековое дворянство, занял шикарный трехкомнатный люкс с антикварной мебелью — диваном с резными львами на подлокотниках, венецианским креслом и старинным роялем.

Ответственные товарищи рангом пониже довольствовались номерами поскромнее. Высококлассный отель с его утонченной архитектурой и элегантной обстановкой на несколько лет превратился в большое партийное общежитие. Часть гостиницы даже переделали в коммунальные квартиры, которые сохранились до 1964 года.

Жившая здесь девчонкой актриса МХАТа Софья Пилявская так вспоминала свое заселение в 1919 году: «...наши пожитки несут через главный вход в роскошный вестибюль гостиницы «Метрополь», поднимают на второй этаж и открывают дверь под номером 219. Сказка! Одноместный, но большой номер с альковом, стеклянная дверь на балкон, откуда открывается вид на сквер с фонтаном... Обстановка номера выдержана в серо-фисташковых тонах, бархатные портьеры и ковер того же оттенка. И только лампочка в люстре одна и горит вполнакала. Но зато есть ванная... из крана течет вода и батареи теплые».

Картины советского быта отдавали фантасмагорией. Новоявленные постояльцы жили в фешенебельных номерах, но обходились без полноценной кухни — пользовались общественной и титаном для кипятка. В 1919 году, по свидетельству Софьи Пилявской, обеды еще раздавали — «...бойкий человек с черпаком в руках стоит ногами на бархатном диванчике, окружающем колонну с большой хрустальной люстрой, и покрикивает: «Ну, шевелись, а ну дружно!» И шлепает кашу в подставленные миски, тарелки и банки. А на соседнем бархатном диванчике так же разливают суп». Потом завели полулегальные примусы — и погрузились в коммунальные склоки. По широким переходам носились дети, играли в прятки, забываясь иногда до того, что появлялся какой-нибудь бывший коридорный и со старорежимной вежливостью начинал взывать: «Граждане дети, надо бы потише».

Во времена нэпа пару залов «Метрополя» новая власть сдала поэтам. Там открылось кафе имажинистов под названием «Калоша». На афише значилось: «Кто хочет сесть в калошу, приходите такого-то числа в нашу «Калошу». Первые месяцы «Калоша» с вечера до поздней ночи была переполнена посетителями. Поэты изводили стихами захмелевшую публику: «В небе сплошная рвань, / Облаки — ряд котлет. / Все футуристы — дрянь, / Имажинисты — нет». Выкрикивали поэтические лозунги: «Мы — имажинисты. И жаждем дождя из чернил, снега из бумаги...» Публика восхищалась смелостью образов, продолжая с аппетитом поглощать ростбиф а-ля Мариенгоф, борщ Шершеневича, расстегай а-ля Рюрик Ивнев...

К концу двадцатых годов власти наконец поняли, что выгоднее переселить партийных постояльцев в другие места, а шедевр Кекушева и Валькота вновь сделать гостиницей, причем, в отличие от дореволюционных времен, преимущественно для богатых и влиятельных иностранцев. Неслучайно у Михаила Булгакова в романе «Мастер и Маргарита» именно сюда пытается отправить «заграничного профессора» Воланда, намеревавшегося поселиться со своей свитой в его квартире на Садовой, председатель МАССОЛИТа: «Я очень рад, — забормотал Берлиоз, — но, право, у меня вам будет неудобно... А в «Метрополе» чудесные номера, это первоклассная гостиница».

Гостем приведенного в порядок отеля в июле 1931 года стал Бернард Шоу. Британский драматург приехал открывать для себя Советскую Россию. Остановившись в «Метрополе» и приняв ванну, Шоу тотчас попросил отвезти его в Мавзолей, где долго стоял у гроба Ленина, потом заявил: «Чистейший интеллектуал!» — и добавил, что его руки никогда не работали.

Все девять дней пребывания в Москве седовласый старик был неутомим и неистощимо любопытен. Разъезжал по улицам в открытом автомобиле с шофером, встречался в Кремле со Сталиным, которого посчитал «настоящим джентльменом», обедал со Станиславским, ужинал с Луначарским, за чашкой чая беседовал в Горках с Крупской, посещал колонию для беспризорников в Болшеве и Камерный театр, прогуливался по городским паркам.

Знаменитого писателя сопровождала семья английских аристократов — Нэнси Астор с мужем и сыном. Багаж леди Нэнси содержал изрядный запас провизии. Направляясь в страну, где еще недавно свирепствовал голод, британцы проявили разумную предусмотрительность, однако ресторан гостиницы «Метрополь» оказался на высоте и неизрасходованный двухнедельный запас консервов Нэнси Астор раздала горничным. Великий драматург тоже остался доволен московским гостеприимством, заявив, что он «никогда так хорошо не питался». Ему, вегетарианцу, особенно по вкусу пришлись русские постные щи и каши. По поводу последних Шоу заявил, что их умеют правильно готовить только в России.

Еще одна легенда «Метрополя» — Александр Вертинский. Печальный Пьеро, измученный странствиями по чужбине, мечтал о возвращении в Россию: «Двадцать пять лет [эмиграции] мне снился один и тот же сон. Мне снилось, что я наконец возвращаюсь домой и укладываюсь спать на... старый мамин сундук, покрытый грубым деревенским ковром. Неизъяснимое блаженство охватывало меня! Наконец я дома! Вот что всегда значила для меня Родина. Лучше сундук дома, чем пуховая постель на чужбине».

Весной 1943-го Александр Николаевич предпринял очередную попытку — третью по счету! — и написал отчаянное письмо Молотову: «Двадцать лет я живу без Родины. Эмиграция — большое и тяжелое наказание. Но всякому наказанию есть предел...» На сей раз разрешение было получено. Осенью артист с женой, тещей и трехмесячной дочерью Марианной приехал в Москву, где его ожидал радушный прием и номер в «Метрополе», там семья прожила целых три года. «Уезжая на лето, мы оставляли в номере свои вещи, а осенью возвращались, — вспоминала Лидия Вертинская, — и нам предоставляли тот же номер на третьем этаже. Номер прекрасный — большая комната с застекленным эркером, альков с кроватями, прихожая и все удобства, даже горячая вода. И все это в военное время!»

В 1944-м у Вертинских родилась вторая дочка — Анастасия. Александр Николаевич заказал из ресторана «Метрополя» бутылку шампанского и распил ее вместе с коридорной — за здоровье девочки. Потом в его голове родились строчки «Доченьки, доченьки, доченьки мои! Где ж вы, мои ноченьки, где вы, соловьи?..», он быстро их записал, чтобы не забыть, а через год появились его трогательные «Доченьки»:

У меня завелись ангелята,
Завелись среди белого дня!
Все, над чем я смеялся когда-то,
Все теперь восхищает меня!

В гостиничный номер к Вертинским заглядывала вся артистическая и художественная Москва: Дмитрий Шостакович, Иван Козловский, Никита Богословский, Рина Зеленая, Вера Марецкая, прямо с фронта приезжал Константин Симонов. Правда хозяина заставали дома нечасто — он пропадал на гастролях. Его грассирующий, слегка надтреснутый, не похожий ни на какой другой голос, раньше слышимый лишь под шипение патефонной иглы, неожиданно для всех зазвучал вживую, и публика буквально ломилась на его концерты.

Шли годы, «Метрополь» по-прежнему принимал звездных постояльцев. В его номерах останавливались короли и президенты, премьер-министры и лауреаты Нобелевской премии, прославленные писатели и яркие личности из мира искусства, моды и шоу-бизнеса: Марлен Дитрих, Жак Ширак, Пласидо Доминго, Пьер Ришар, Катрин Денев, Анни Жирардо, Пьер Карден, Джорджо Армани, Люк Бессон, Майкл Джексон, Элтон Джон, Фрэнсис Форд Коппола... Впрочем, перечень знаменитостей, останавливавшихся в исторической гостинице, занял бы несколько страниц. «У нас были все», — без ложной скромности говорят в «Метрополе».

Однако такого наплыва знаменитостей, который случился весенним вечером пятнадцатого мая 2005 года, служащие отеля не припомнят. К парадному входу стекался весь московский художественный и политический бомонд — дамы в декольтированных платьях, господа в смокингах. Среди гостей были замечены и августейшие особы: королева Испании София, королева Нидерландов Беатрикс, принц Датский Хенрик и Великий герцог Люксембурга Анри, принц и принцесса Оранские, принц Иордании Хасан.

Оказалось, что в компании близких друзей (числом до 300 человек!) в ресторане «Метрополь» отмечала золотую свадьбу звездная чета — Галина Вишневская и Мстислав Ростропович.

Официанты, облаченные в белые с золотым шитьем камзолы и старинные парики с косичкой, встречали шампанским. Столы ломились от изысканных блюд и напитков — турнедо из телятины, эскалоп из копченой белуги, террин из утиной печени и имбирного пряника, клубника в соусе базилик и черном перце, граните из водки и клюквы. Но гостей поразили не блюда высокой кухни и тонкие напитки, а хрустальные вазочки с букетиком ландышей и соленым огурцом, стоящие у каждой тарелки. Не все собравшиеся знали, что это был намек на начало романа супругов в Праге...

Вечер начался с категорического заявления юбиляра: «Когда я увидел Вишневскую впервые, я сошел с ума». Все произошло в этом же легендарном зале, под этим стеклянным куполом, только пятьдесят лет назад. В 1955 году восходящая звезда Большого театра и молодой виолончелист оказались в числе гостей на приеме какой-то иностранной делегации. Мстислав Леопольдович вспоминал: «Поднимаю глаза, а ко мне с лестницы снисходит богиня... Я даже дар речи потерял. И в ту же минуту решил, что эта женщина будет моей». Когда Вишневская собралась уходить, Ростропович настойчиво предложил проводить ее.

— Между прочим, я замужем! — предупредила она.

— Между прочим, это мы еще посмотрим! — дерзко ответил Ростропович.

На следующий день оба улетели на фестиваль «Пражская весна». Для покорения певицы Мстислав повез с собой все костюмы и галстуки и менял их утром и вечером, надеясь произвести впечатление. Заметив на ужине, что его богиня неравнодушна к соленым огурцам, он пробрался в ее гостиничный номер и оставил там чешскую хрустальную вазу, полную ландышей и с одним огурцом в центре. К смелому букету прилагалась пояснительная записка — огурец добавлен для гарантии успеха.

Праздник шумел до полуночи. В конце вечера предлагался свадебный торт и огромный парный портрет виновников торжества, выполненный из цветного шоколада. Озорной юбиляр немедленно лизнул шоколадную супругу в щечку и тут же признался, что сможет съесть только самого себя, но не любимую Галюшу.

Легендарный «Метрополь» разменял вторую сотню лет. Неповторимый вкус ушедшей эпохи и знаменитые постояльцы делают его уникальным. Только не надо думать, что простые смертные обходят пятизвездочный отель стороной. Позволить себе немного роскоши может каждый желающий (по крайней мере, так было до пандемии): пройти с экскурсией по легендарным номерам, принять участие в чайной церемонии в лобби-баре, посетить семейные бранчи в таком атмосферном месте, как знаменитый ресторан-атриум. Бранчи, как правило, тематические. На «Тыквенном» можно попробовать авторские блюда из сезонных продуктов: цукаты из тыквы или тыквенный крем в рожке. На «Дарах моря» — кулебяку с семгой. На «Легендах Москвы» — исторического судака по-московски с перепелиными яйцами и грибами. И как знать, не его ли сто с лишним лет назад заказывал в ресторане «Метрополя» Федор Иванович Шаляпин...

автор Нина Белова
Благодарим отель «Метрополь» за помощь в подготовке материала.

https://7days.ru/