Есть две отвратительные поговорки: " Своя рубашка ближе к телу" и " Моя хата с краю". Если бы все думали так, человечество до сих пор жило бы в пещерах, одевалось в звериные шкуры и разговаривало ударами дубины!

Что на соломе помирать, что на бархате – все одно, удовольствие слабенькое.

Человек должен любить стихи, если он - не верблюд и не корова...

Люди отличаются друг от друга тем, какая пустота образуется после них. Один умрет - все равно что стул сломался: покупают новый. Другой умрет - никем его не заменишь, никогда не забудешь!

Исполняй свой долг - это самое трудное в жизни.

Надо начинать с малого. Маленькое геройство - думаешь, это легко? Например, у тебя болят зубы или живот, или тебя ужалила оса, или даже просто у тебя тесные ботинки, жмут... Можно захныкать и испортить всем настроение, а ты улыбайся! Думаешь, это пустяк? О-ля-ля! Попробуй!

Всё — вперёд, всё — в даль! Идешь — не падай, упал — встань, расшибся — не хнычь. Все — вперед! Все — в даль!

...что делать с плохими людьми, чтобы не портили жизнь хорошим?

Завивая мамины локоны, пан Теодор все время восхищался маминой красотой: — Урода! Ах, яка урода! Я было хотела обидеться за свою маму, но оказалось, что по-польски «урода» означает прелесть, очарование! Продолжая уверять, что мама первая «урода» во всем городе, пан Теодор сделал ей замысловатую прическу и ушел.

Вот правда! Ее нельзя скрыть — она прорвется сквозь все покровы! Она проест железо, как кислота! Она уничтожит, она сожжет все, что посмеет стать на ее пути!.. Вот что такое правда!

Великий человек - это тот, кто делает великие дела. Но тот маленький человек, который трудится весело, на радость людям, - он тоже великий человек!

Бывает, сахар лежит на дне чашки с чаем. Отхлебнешь — не сладко. Но чуть помешаешь ложечкой, как вкус сахара наполняет весь чай, доходит до самых верхних его слоев… Так папины слова о возможной его смерти, словно помешав ложечкой в моей душе, подняли в ней то, что, видимо, лежало на дне с самого утра, а может быть, и дольше: чьи-то чужие, горькие слова, не ставшие еще моей собственной мыслью, моим собственным опасением, — нестерпимая горечь наполняет меня до краев.

«Запах мамы»… Все забывает человек, только не это… Потому что это — запах спокойствия, прибежища в беде. Запах, в котором растворяется оскорбительная горечь всего, что пережито мною в этот первый день самостоятельной жизни…

- Жил-был царь... - С царицей? - уточняет Сенечка. - А на что её, царицу? Без неё обойдёмся! - Нет! - сурово поправляет Сенечка. - Царь всегда живёт с царицей. "Жили-были царь с царицей..." И у них всегда что-нибудь плохо. Например, детей нету и ещё что-нибудь...

- Ребенок должен кушать... — ворчала бабушка про себя. — Есть у отца работа или нет — разве ребенок виноватый? Ребенок должен расти...

Бывают такие минуты, когда в жизни, как в сказке, все кажется возможным, правдоподобным, ни капельки не удивительным.

Как чудесно на даче! День здесь емкий, просторный. Он неторопливо поспевает, как малина на кусте. До самых сумерек день остается свежим, крепким. Не то что в городе, где день через несколько часов жухнет, становится мятым, как ягоды на лотниках у разносчиков.

Человек должен все делать для себя сам. Иначе он не человек, а глупая кукла.

— Девочки! — говорит папа. — Я тут нечаянно услышал эти два произведения. По-моему, это бред. И знаете, что самое плохое? Это печальный бред! Был когда-то, очень давно, Гиппократ — великий древний философ, «отец медицины». Так этот Гиппократ писал: «Бывает у больного бред веселый. Это — неплохой признак: такой больной еще может выздороветь. А бывает бред печальный, мрачный — это плохо: такой больной почти наверное умрет». Эти рассказы, что вы здесь читали, — мрачный бред…

Благословенны дороги, по которым мы уходим в даль!

Мне становится грустно. Я впервые понимаю, что не всякого человека, не всякую жизнь озаряет такая большая любовь...Бедный Поль! У нее, верно, этого не было...Грустно, когда в итоге всей жизни у человека есть только "моя семейства": пальма в горшке и одноглазый попугайчик в клетке

Но… надо еще, чтобы мне разрешили идти к Любочке в гости. Ведь я вчера ездила с папой к Шабановым, а мама считает, что ходить каждый день по гостям не к чему. И папа тоже так думает. Так что меня могут и не отпустить к Любочке.

В общем, вот тебе мое последнее слово: по дороге на костер смотри себе под ноги – не толкни старую женщину, не урони на землю ребенка, не отдави лапу собаке…

– Видишь это полосатое? – говорит он внуку. – Так это зеберь… – И, обращаясь уже к моей маме, старичок добавляет: – Этот зеберь, я вам скажу, мадам, – это пункт в пункт человеческая жизня… Черная полоса – горе, а за ней белая полоса – радость, и так до самой смерти! И потому, когда начинается белая полоса, надо идти по ней медленно, тупу-тупу-тупочки, надо пить ее маленькими глотками, как вино… – А когда потом приходит черная полоса, – с улыбкой спрашивает мама, – что делать тогда? – Тогда, – очень решительно отвечает старичок в картузе, – надо нахлобучить шапку поглубже, на самые глаза, поднять воротник повыше ушей, застегнуться на все пуговицы, – и фью-ю-ю! – бегом по черной полосе, чтоб скорей пробежать ее! И самое главное, мадам, – старичок наставительно поднимает узловатый палец, – когда бежишь по черной полосе, надо все время помнить: за нею придет светлая полоса… Непременно придет!

Для желающих можно послушать аудиокнигу полностью

Александра Яковлевна Бруштейн - Дорога уходит в даль




Александра Бруштейн - В рассветный час