Знаменитый роман «Тихий Дон» написан гением, но Шолохов здесь ни при чём - Зеев Бар-Селла

Четвёртый десяток лет израильский учёный Зеев Бар-Селла пытается решить одну из главных литературных загадок ХХ века – кто же является автором знаменитого романа «Тихий Дон»? Вроде бы ответ на неё давно найден – конечно же Михаил Шолохов, что подтверждают его рукописи. Однако Бар-Селла полагает, что это не так. Причём, как считает он, опровергнуть авторство Шолохова довольно просто: надо только внимательно взвесить факты.

-Зеев, вы последовательно продолжаете утверждать, что Шолохов вовсе не является автором "Тихого Дона". Что вызывает ответные претензии – мол, на самом деле вы просто делаете себе пиар на творчестве великого советского писателя – нобелевского лауреата… – Безусловно, «Тихий Дон» написан гением. Однако полное собрание сочинений Шолохова состоит не только из «Тихого Дона». Есть ещё полтора романа (один незавершённый), три десятка рассказов и фельетонов, очерки, статьи, речи, письма. И ни одно из этих произведений по своему уровню до «Тихого Дона» не дотягивает.

Говорят, что у каждого автора могут быть неудачи. Например, у Булгакова «Мастер и Маргарита», несомненно, вершина его творчества. Но у него есть и другие произведения, и все они (включая ряд безнадёжных фельетонов и пьесу «Сыновья муллы») обнаруживают очевидные черты сходства. – У Шолохова разве не так? – Нет. Есть очень слабые, откровенно беспомощные, косноязычные произведения, типичные компиляции, не соответствующие таланту человека, написавшего «Тихий Дон».

В своей книге «Литературный котлован» я привожу десятки тому подтверждений. Возьмём, к примеру, такой момент. В конце 50-х редактор Евдоксия Никитина попросила Шолохова прислать автобиографию для сборника «Советские писатели». А тот ответил: «Моя автобиография – в моих книгах». Но в каких? Если говорить о «Донских рассказах», то да, некие черты биографии обнаружить можно. А что можно сказать о «Тихом Доне»? Читаешь роман – и всё тебе про автора ясно! Первую мировую войну он знает в мельчайших деталях. С Гражданской также знаком.

Причём не с красной стороны, а с белой. Такое может знать только непосредственный участник событий. И отношения полов для него не тайна. Значит, писал не юнец, а человек зрелый. Теперь смотрим биографию Шолохова. К началу Первой мировой войны ему едва стукнуло девять лет. А к концу Гражданской (на Дону) не было и 15! Естественно, возникает вопрос: как примирить дореволюционный, военный и революционный взрослый опыт с советским отрочеством? – Действительно – как? В советском литературоведении такой проблемы не было.

– В советском литературоведении её и не могло быть, потому что это вопрос не только идеологический, но и политический. У пролетарских писателей была одна главная беда – отсутствие реальных художественных достижений. Требовался хоть один убийственный аргумент от искусства. доказательством культурного триумфа Советской России могло стать литературное произведение, соизмеримое с высшим достижением проклятого прошлого – романом Толстого «Война и мир» Самым настырным и влиятельным идеологом пролетарской литературы стал главный редактор «Юношеской правды» Леопольд Авербах, который приходился Генриху Ягоде шурином.

И вот такое смешное совпадение: 18 сентября 1923 года Ягоду назначают вторым зампредом ГПУ, а 19 сентября 1923 года «Юношеская правда» публикует первый фельетон Шолохова. – И при чём же здесь писатель? – По архивным документам я восстановил следующую цепь событий. В 1921 году в столичное управление ВЧК доставляют из Ростова-на-Дону рукопись романа, сочинённого неким белогвардейцем. Не позднее середины 1923 года аналитики Информационного отдела и референты ГПУ, оценивая культурно-политическую ситуацию, приходят к окончательному выводу: в обозримом будущем ждать от освобождённого пролетариата великих культурных достижений не приходится.

Открытие весьма неприятное, поскольку общепризнанным достижением дореволюционной русской культуры принято считать литературу. Следовательно, доказательством культурного триумфа Советской России может стать литературное произведение, соизмеримое с высшим достижением проклятого прошлого – романом Толстого «Война и мир». Что остаётся делать? – То есть вы хотите сказать, что у Шолохова был некий источник, уже готовая рукопись? – Именно об этом я говорю уже 30 лет. Требовался роман толстовского уровня, который оставалось только «подкраснить» и выдвинуть подходящего кандидата в авторы. Шолохов, подвизавшийся тогда в Москве на рабфаке, подходил по всем категориям.

Он был близко знаком с жизнью и бытом донского казачества. Не из «бывших». И не чистоплюй – было у него пятно в биографии. Михаил Александрович работал станичным налоговым инспектором, за превышение власти судим и приговорён к расстрелу, а позже помилован. Отличный кандидат. 24 августа 1926 года он пишет из Москвы подробное письмо, в котором среди прочих «проговорок» о начавшемся «большом сотрудничестве» есть такая фраза: «От меня ждут большой вещи, и если я её не дам за эти два года, т.е. 26–27, то я сойду с литературной сцены».

– Кто ждёт? – То-то и оно. И с чего вдруг такие ожидания? Шолохову едва исполнился 21 год, и ничего крупнее рассказа за его подписью не выходило. – Может быть, юношеский максимализм? – Хорошо, но почему тогда он утверждает, что не дай он романа, через год (то есть к 10-летию Октября), с ним как с писателем будет покончено?! Версия: на должность писателя его назначили. И тогда понятно: не справишься – найдём другого.

Далее начинается цепь не менее интересных фактов. Как я уже сказал, на исходе августа 1926 года Шолохов за роман ещё не брался, а в январе 1927 года он уже ведёт переговоры о печатании «Тихого Дона», причём сразу обозначает и объём (40 печатных листов), и временной охват – 1912–1918 годы. Ровно 10 лет. Для такой работы нужна немалая подготовка. – Известно, что роман вышел в 1928 году. Всё-таки полтора года на работу – срок немалый. – Сдал-то он рукопись ещё летом 1927 года. Но случилась осечка. Редакция журнала «Октябрь» струсила.

Роман-то, как его ни подкрашивай, белогвардейский. Были длительные переговоры, споры (всё это зафиксировано в архивных документах), и в конце концов роман опубликовали в январе 1928 года. – Вы говорите, что у «Тихого Дона» была некая исходная рукопись. А если отбросить версию о сотрудничестве с ГПУ, есть тому доказательства? – Их тоже много. Опять же жалко, что в рамках интервью невозможно привести фрагменты текста, сравнить цитаты. Языковая платформа «Тихого Дона» базируется на поэтике 1890–1910 годов. Мы видим влияние ранних символистов (совпадают не только метафоры, но и отдельные «красивые фразы», взятые из произведений рубежа веков) – то есть «Тихий Дон» взрощен на той литературе, которой дышало предшествующее поколение.

Но Шолохов тогда ещё не родился или был совсем маленьким. И при этом совершенно не чувствуется влияния тех писателей-современников, чьё творчество пришлось на литературную юность Шолохова. Более того, когда читаешь автограф «Тихого Дона» (текст, сданный в редакцию), удивляет огромное количество грубейших ошибок, словно текст откуда-то переписывали, не успевая второпях заглядывать в словарь.

Мало-мальски начитанный человек не сделал бы таких ошибок. Ладно, бог с ней, с грамотностью. Но есть в автографе фразы, которые бросаются в глаза. Например, станица Лужины. Знаете такую? Её не существовало: речь шла о лужинах, как на донском диалекте называли лужи, но почерк исходной рукописи подвёл Шолохова. И подобных примеров множество. В особенности география для писателя стала слабым местом.

В романе не раз встречаются названия населённых пунктов, находящихся вдали от Донского края, например в Персии или в Афганистане. Однако и там сделаны ошибки.

– Но всё же вы можете назвать автора исходной рукописи?

– Уже 33 года могу – Виктор Севский. Настоящее имя – Вениамин Алексеевич Краснушкин, его называли пионером донской художественной очеркистики. Родился он в 1890 году в казачьей семье, учился в Московском университете, с 1908 года профессионально занимался литературой, написал роман, исследовал творчество Бунина – то есть великолепно знал литературную среду. В 1919 году он же выпустил биографию генерала Корнилова, что указывает на его знакомство с событиями Гражданской войны на Дону. Загадкой являются дата и обстоятельства смерти Краснушкина. В апреле 1920-го он был арестован ЧК, затем доставлен в Особый отдел Кавказского фронта, а после для чего-то этапирован в Москву. В Москве он пропал и дальнейшая биография его неизвестна. Впрочем, есть надежда разобраться и с этим. Сейчас я пытаюсь получить доступ к личному делу Краснушкина в Центральном архиве ФСБ.

https://versia.ru/