Стыдно признаться, бывает, едешь себе на работу в переполненном стариками троллейбусе и невольно думаешь: «Куда это они все, чёрт возьми, прутся в такую рань?» «Отчего старики так рано просыпаются? Неужели для того, чтобы продлить себе хотя бы этот день?» — спрашивает герой бессмертной повести Эрнеста Хемингуэя «Старик и море». Риторический вопрос... Уверяю, после этого невероятно глубокого стихотворения ты посмотришь на пожилых людей совершенно по-другому.

Когда этот старик умер в доме престарелых в крохотном австралийском городке, медсестра, перебирая его вещи, вдруг обнаружила это трогательное послание, которое потом не единожды публиковалось в журналах по всему миру. Слова этого, казалось бы, одинокого и забытого всеми старика в мгновение ока распространились по всему миру и сумели достучаться до миллионов сердец. От этих трогательных строчек слёзы катятся градом по щеках...

Входя будить меня с утра,
Кого ты видишь, медсестра?
Старик капризный, по привычке
Еще живущий кое-как,
Полуслепой, полудурак,
«Живущий» впору взять в кавычки.

Не слышит — надрываться надо,
Изводит попусту харчи.
Бубнит всё время — нет с ним сладу.
Ну сколько можно, замолчи!
Тарелку на пол опрокинул.

Где туфли? Где носок второй?
Последний, мать твою, герой.
Слезай с кровати! Чтоб ты сгинул...
Сестра! Взгляни в мои глаза! Сумей увидеть то, что за...

За этой немощью и болью,
За жизнью прожитой, большой.
За пиджаком, побитым молью,
За кожей дряблой, за душой.
За гранью нынешнего дня
Попробуй разглядеть меня...

Я мальчик! Непоседа милый,
Веселый, озорной слегка.
Мне страшно. Мне лет пять от силы,
А карусель так высока!
Но вот отец и мама рядом,
Я в них впиваюсь цепким взглядом.
И хоть мой страх неистребим,
Я точно знаю, что любим...

Вот мне шестнадцать, я горю!
Душою в облаках парю!
Мечтаю, радуюсь, грущу,
Я молод, я любовь ищу.

И вот он, мой счастливый миг!
Мне двадцать восемь. Я жених!
Иду с любовью к алтарю,
И вновь горю, горю, горю.

Мне тридцать пять, растет семья,
У нас уже есть сыновья,
Свой дом, хозяйство и жена
Мне дочь вот-вот родить должна.

А жизнь летит, летит вперед!
Мне сорок пять — круговорот!
И дети не по дням растут.
Игрушки, школа, институт...

Всё! Упорхнули из гнезда
И разлетелись кто куда!
Замедлен бег небесных тел,
Наш дом уютный опустел.

Но мы с любимою вдвоем!
Ложимся вместе и встаем.
Она грустить мне не дает.
И жизнь опять летит вперед!

Теперь уже мне шестьдесят.
Вновь дети в доме голосят!
Внучат веселый хоровод.
О, как мы счастливы! Но вот...

...Померк внезапно солнца свет.
Моей любимой больше нет!
У счастья тоже есть предел.
Я за неделю поседел,
Осунулся, душой поник
И ощутил, что я старик...

Теперь живу я без затей,
Живу для внуков и детей.
Мой мир со мной, но с каждым днем
Всё меньше, меньше света в нём.

Крест старости взвалив на плечи,
Бреду устало в никуда.
Покрылось сердце коркой льда.
И время боль мою не лечит.
О Господи, как жизнь длинна,
Когда не радует она.

Но с этим следует смириться.
Ничто не вечно под луной.
А ты, склонившись надо мной,
Открой глаза свои, сестрица.
Я не старик капризный, нет!
Любимый муж, отец и дед...

...И мальчик маленький, доселе
В сиянье солнечного дня
Летящий в даль на карусели.
Попробуй разглядеть меня.
И, может, обо мне скорбя, найдешь себя!

И если бы знали мы всю ту правду про наших стариков, быть может, мы их не осуждали за то ворчание веков... Сказать, что взяло за душу, — ничего не сказать! Теперь я никогда не буду смотреть на людей преклонного возраста прежними глазами.