Педро Америко. Давид и Ависага

«Знаешь ли ты, кто такая Ависага Сунамитянка?», - спрашивает один из героев романа Федора Михайловича «Подросток». И когда в ответ слышит «Нет», то кричит: «Как ты страшно, страшно не образован!» А многие ли знают Ависагу Сунамитянку – одну из самых загадочных женских образов Ветхого Завета?

О ней написано в книге царств всего несколько строк. Молодую девочку-подростка, которая только-только начинает оформляться в прекрасную девушку, привозят во дворец к постоянно мерзнущему царю Давиду. Своим юным жарким телом Ависага Сунамитянка должна согреть дрожащего семидесятилетнего старика.

Скудость информации об Ависаге, загадочность ее отношений с Давидом, борьба за царский трон между сыновьями Давида, в которой она становится разменной пешкой, ее отношения с Вирсавией будоражат вот уже несколько веков фантазии писателей, поэтов и художников. Каждый из них дописывает, домысливает, дорисовывает...

Замечательную книгу-притчу написал Юрий Волков. Книга так и называется «Ависага». Она пересказывает эту загадочную историю библейским языком. Особенно интересно ее начало, в котором вся суть отношений царя Давида И Ависаги:

Ависага

1. Слово, сказанное с опозданием, и другое, пришедшее раньше, чем нужно. Два дерева: одно стоит на вершине холма, другое в низине. Между ними дорога, по которой проехать нельзя, поскольку она идет по отвесному склону

2. Когда царь состарился и вошел в преклонные лета, покрывали его одеждами, но не мог он согреться. И решили найти ему молодую девицу, чтоб она стояла пред ним и ходила за ним, и лежала с ним. И искали такую в пределах Израильских и нашли Ависагу Сунамитянку, которая была еще в детских годах, но жар от нее исходил такой, что слуги царя, отбиравшие отроковиц, оплывали, как воск пред огнем, во все дни, пока доставляли девицу в Сионскую крепость.

3. Подойди, говорит Давид, опустись на колени. Положи мне голову на ладонь. Щека ее на ладони пылает, а рука не чувствует жара. Бесполезная вещь.

Говерт Флинк. Давид, Вирсавия и Ависага: обещание Давида Вирсавии сделать Соломона царем

У Райнера-Марии Рильке история Давида и Ависаги Сунамитянки превращается в печальную поэму: немощный царь, некогда сильный и любвеобильный, вспоминает о своей прежней суетной жизни и понимает, что уже никогда не сможет воспылать любовной страстью.

А она, робкая как лань, тоже не может его любить и убежать не может. Ависага - подневольная раба, привязанная к его телу. Их дороги никогда не пересекутся, потому что один уже отлюбил, а другая – только стоит на пороге любви.

Ависага (1907)
I
Она лежала. Слуги привязали
ей руки к немощному, и часами
она лежала, оробев в печали
перед его преклонными летами.

И в бороду пугливо зарывалась,
заслышав уханье совы впотьмах;
а ночь вокруг росла, нагромождалась,
тая и вожделение и страх.

И звезды, уподобясь ей, дрожали,
плыл ищуще по спальне аромат,
вздуваясь, шторы ей знак подавали,
и следовал за знаком тихий взгляд.

Прильнув к нему, она еще не знала,
что ночь ночей грядет, - и, чуть дыша,
на царской охладелости лежала
легка и непорочна, как душа.

II
Царь думал о тщете минувших дней,
о немощи своей, ворча устало, -
и о собаке преданной своей, -
но к ночи Ависага замирала
над ним. И снова жизнь его пред ней
заклятым побережием лежала
под тихим светом звезд ее грудей.

Порой, о пылких ласках вспоминая,
из-под бровей он созерцал, страдая,
ее не знавший поцелуев рот;
но страсти юная лоза, однако,
в нем никогда, он знал, не рассветет.
Он зяб. И вслушивался в смутный ход
своей последней крови, как собака.
(Р-М.Рильке, пер. В.Летучего)

Goodall. Обещание Давида. В центре - Давид, слева - Ависага, справа - Вирсавия. На заднем плане - Нафан.

Гюстав Флобер, Александр Куприн, Юрий Волков, Рильке, Яел Лоран, Джозеф Хеллер… Все они по-своему трактуют эту историю. Джозеф Хеллер написал большой роман «Видит Бог», в котором царь Давид воспоминает свою жизнь и молодую Ависагу - свою последнюю любовь:

«Милая, опрятная девушка, уступчивая и услужливая по натуре, со спокойными, грациозными движениями. … У неё хрупкое, нежное тело, гладкая, смуглая кожа, лоснистые прямые черные волосы, зачесанные назад и вниз и спадающие ей на плечи ровными прядями; большие, кроткие, призывные глаза с огромными белками и темными руками почти такого оттенка, как черное дерево».

По версии А.И.Куприна, царь Соломон после смерти отца делает Ависагу Сунамитянку (Суламифь) своей наложницей по праву наследника, хотя в Библии об этом - ни слова. Она переходит в его распоряжение как вещь, на которую не имеет права претендовать никто, кроме него. История с Ависагой продолжает историю семейных неурядиц царя Давида: насколько он был удачлив в делах государственных, настолько же был несчастен в делах семейных.

Как только сводный брат Соломона Адония решается просить руки Ависаги, он Соломон отдает приказ убить брата, разгадав его коварный замысел, потому что, женившись на Ависаге, Адония имел право претендовать и на царский престол.

А.Гульем. Неравный брак

Библейская история старика и молодой девушки в XVIII-XIX веке имела неожиданный поворот: она превратилась в прием омоложения: старики стали брать себе в любовницы или жены невинных молодых девушек, надеясь, что это продлит им жизнь. И назывался этот метод по имени Ависаги - «сунамитизм». Отсюда и русская традиция неравных браков - стариков с молоденькими девушками, корни которого вряд ли знакомы брачующимся.

У истории есть еще одна линия: отношения Вирсавии и Ависаги. Вирсавия - красавица, некогда пленившая царя Давида, родившая ему двоих сыновей, один из которых умер, а второй, Соломон, по клятве Давида, должен был стать преемником царского трона. Но через несколько лет царь охладел к Вирсавии и забывает о клятве. Ависага - это Вирсавия в молодости, но тогда царь Давид не был немощным стариком. Соблазн красотой и молодостью, на которую рассчитывали враги Соломона, не произошел.

Именно эту сцену художники любят изображать. Посмотрим на картину, где Вирсавия приходит в царские покои, чтобы напомнить об обещании. С каким превосходством и в то же время состраданием прекрасная Сунамитянка смотрит на постаревшую Вирсавию, некогда соблазнившую царя своим прекрасным молодым телом. Вирсавия напоминает Давиду о его обещании, царь разводит руками: «Прости, милая, забыл».

Но, пожалуй, самое трагическое и самое светлое повествование, навеянное историей Давида и Ависаги Сунамитянки, в рассказе Гюстава Флобера «Легенда о св. Юлиане Странноприимце». Юлиан, по ошибке убивает своих родителей, а после убийства уходит от семьи и становится нищим, помогающим простым людям.

Однажды, в сильную бурю, его позвал голос какого-то человека с противоположного берега реки, у которой жил Юлиан, перевозя людей с одного берега на другой. Когда он перевез этого Человека и Тот вошел в его хижину, Юлиан увидел, что это прокаженный, весь покрытый гнойными язвами, а вместо носа у него зияла яма. Юлиан напоил его и накормил. Потом прокаженный сказал:

«Мне холодно!» Юлиан зажег свечой связку папоротников посреди хижины. Прокаженный подошел греться; присев на корточки, он дрожал всем телом и, видимо, ослабевал; его глаза уже больше не горели, язвы кровоточили, и почти угасшим голосом он прошептал:

«На твою постель…». Юлиан с нежностью помог ему добраться до постели и накрыл парусом своей лодки. Прокаженный стонал. Приподнятые углы рта открывали его зубы, хрипы потрясали грудь, а живот при каждом вздохе подводило до позвонков. Он закрыл веки.

«Точно лед в моих костях! Ляг со мною!» Юлиан приподнял парус и лег на сухие листья рядом с ним, бок о бок. Прокаженный повернул голову. «Разденься, чтобы я почувствовал теплоту твоего тела!»

Юлиан снял одежду и нагой, как в день рождения, снова лег в постель; бедрами он чувствовал прикосновение прокаженного, холодного, как змея, и шершавого, как напильник. Юлиан пытался его ободрить, тот же отвечал, задыхаясь: «Ах, я умираю!.. Приблизься еще, отогрей меня! Нет, не руками! Нет! Всем телом!»

Юлиан лег на него совсем, уста к устам, грудью на грудь. Тогда прокаженный сжал Юлиана в своих объятиях; глаза его вдруг засветились светом звезд; волосы протянулись, как солнечные лучи; дыхание его ноздрей стало сладостнее благоухания роз. Клубы ладана поднялись из очага, волны его запели.

Между тем неизъяснимое упоение, сверхчеловеческая радость затопила душу млевшего Юлиана; а тот, чьи руки продолжали его обнимать, все вырастал и вырастал, касаясь стен хижины головой и ногами. Крыша взвилась, звездный свод развернулся, и Юлиан вознесся в лазурное пространство, лицом к лицу с Господом нашим Иисусом, уносившим его на небо.

Тина Гай
http://sotvori-sebia-sam.ru/