Заключительная часть -

Джо был не только великим певцом. Он был потрясающим, великолепным человеком. Он не был слабым, ибо преодолевал свои болезни и страхи с ранних лет, как и всякий сильный человек. Хотя мог быть вспыльчивым, несдержанным, упрямым, вспыхивал как порох, переживал по мелочам. Не страдал он и от излишнего самомнения. Когда его спрашивали, как он себя оценивает, он ослепительно улыбался и говорил: "Я человек с недостатками". Но то потрясающее, великолепное, живое, теп-ое, ослепительное обаяние его бытия бога песни рядом с людьми было настолько мощным, что перекрывало все шероховатости его придирчивости и мнительности, его темперамента, на который повлияло нескольких смешанных кровей его рода… Я читаю о Джо с бутылкою тоника или джина в руке, а передо мною встает совершенно иной Джо…. Скажу о нем только два слова.

Моник Ле Марси как то проговорилась в кругу друзей о том, что давно уже не получает ко дню своих именин корзину спелой вишни: ее родители умерли и некому больше ее посылать… Это огорчало Моник до слез. Джо присутствовал при этом разговоре. Но Ле Марси вовсе не думала, что он запомнил его. Каково же было ее удивление, когда точно в день своих именин она получила в подарок целую корзину засахаренной вишни. Свежую послать не рискнули, из боязни, что она может испортиться. На карточке стояло: "От Джо". Моник получала такой подарок с тех пор неизменно, каждый год, вплоть до самой смерти Дассена.

Или еще один эпизод, рассказанный матерью Джо, Беатрис Лонер - Дассен:

"Мой сын обожал делать подарки. Последним, что он мне подарил, было кольцо с бриллиантом. Его работа оставляла ему не так много свободного времени, но он не поленился соорудить сложную конструкцию из шести книг Агаты Кристи, которую я обожаю, засунув кольцо в футляре в середину этой конструкции. Сначала я подумала, что он подарил мне книги, а он радовался, как маленький, когда я обнаружила спрятанное кольцо." И еще один эпизод. Последний. Самый, пожалуй, яркий, самый характерный для Джо. Для того Дассена, которого знаю я.

На концерте в Канне, в июле 1980 года, ему становится плохо прямо на сцене. Он бледнеет как полотно, хватается за микрофон, делает несколько неуверенных движений, прерывая песню, произносит: "Простите, что то мне нехорошо!" Публика в тревоге затихает. Концерт, в котором Джо осталось допеть всего пару песен, прерывается. Джо нетвердыми шагами уходит за кулисы. Клод Лемель в испуге уговаривает его на этом окончить концерт. От боли в сердце Дассен почти не может двигаться. Ему делают укол и, спустя несколько минут, стиснув зубы, он встает на ноги, сжав подлокотники кресла так, что белеют кости. " Люди пришли слушать меня. Я должен петь для них." Он выходит на сцену вновь. Пораженная публика, не веря своим глазам, устраивает ему бурную овацию стоя. Закончив концерт, под шквал аплодисментов, Джо Дассен прямо за кулисами теряет сознание. Его отвозят в больницу, где врачи диагностируют сильный сердечный приступ. Это было предупреждение. Спустя всего лишь неполный месяц жизнь Джо оборвалась в результате вторичного инфаркта.

Он часто говорил, что профессионализм для него это прежде всего "способность выступать на сцене в любом состоянии и суметь вовремя уйти, не надоев публике". Он совершил и то и другое. Он был истинным профессионалом своего дела. Тем Джо Дассеном, которого я знаю. И о любви к которому осмеливаюсь писать здесь, на этих страницах Почти тридцать лет спустя.

Глава шестнадцатая

… Да, он очень хотел вовремя уйти со сцены, чтобы дать своим сыновьям надлежащее воспитание, ответить на все их будущие любознательные вопросы, быть рядом с ними каждую секунду, каждый миг их взросления… Они появились на свет вскоре друг за другом, Джонатану Дассену было всего несколько месяцев, когда Кристин ощутила себя вновь беременной. Но уже через два дня после рождения Жюльена, в марте 1980 года, Дассен подал в суд прошение о разводе и учреждении опеки над его несовершен-нолетними сыновьями. Что побудило его к этому? Неизвестно. Свою частную жизнь Джо тщательно скрывал от журналистов, предпочитая, чтобы изматывающая его эпопея развода и раздела имущества проходила за закрытыми дверями Дворца правосудия…

В обмен на дом в Фешероле, и большую часть состояния, Кристин позво-лила измученному Джо наконец - то забрать детей из Руана, где они жили вместе с нею в доме родителей.

17 августа 1980 года Дассен с матерью, детьми и друзьями прибыл на Таити. Он хотел показать мадам Лонер-Дассен свои маленькие фаре, рай в котором он обретал и терял счастье…

Через три дня эта земля стала местом, в котором он потерял жизнь и обрел бессмертие.

Смерть прекрасная, и холодная Дама, давно подкарауливала Джо, давно шутила с ним. С самого рождения у него были припадки астмы, преодолевая которые, он тотчас начинал смеяться и шалить с сестрами. Плохое состояние сосудов сердца дало себя знать еще при первом освидетельствовании Джо военной медицинской комиссией в 1954 году. Обнаружив сильные шумы в сердце Дассена, доктора тотчас отстранили его от военного призыва. Возможно, это были осложнения после перенесенного Джо вирусного перикардита. Первый же свой инфаркт Джо пережил в три-дцать один год, первого апреля 1969 года, уже в самом расцвете карьеры. Мадам Лонер - Дассен уговаривала врачей продержать сына в больнице хотя бы несколько месяцев, но Джо торопился вернуться к работе, хотя старался придерживаться строгой диеты, рекомендованной ими. Отсюда его постоянное пристрастие к рыбе, рису, фруктам, овощам и хорошим сортам красного вина.

Он старался помочь своему хрупкому сердцу воздержанностью в еде, спокойной обычностью привычек… Но работа, вечное горение на сцене и напряжение всех духовных, эмоциональных, физических сил одолело все приложенные им и близкими старания. Работа Джо. Сумасшедшая работа. Всегда она и только она!

Глава семнадцатая

….Вот лишь некоторые ее этапы, отслеженные мною по биографии Дассена. Все здесь вертится с неимоверной быстротою, как в огромном калейдоскопе: годы, песни, перелеты из студии в студию, записи, интервью, программы, хиты, вручение платиновых и золотых дисков, национальных премий и наград…

В 1965 году Джо записывает "Les Dalton", диск, который вскоре станет золотым. Заглавная песня с него будет звучать на всех радиостанциях. "Го-лос шерифа в этой песне принадлежит Жаку Плэто, моему компаньону. Он появлялся на сцене с маленьким пистолетом, заряженным холостыми патронами для имитации выстрелов, но в записи это звучало фальшиво. В конце концов, нам пришло в голову использовать эхо-камеру в Хэммонд - органе. Это было в Лондоне, и английские техники принимали нас за опасных сумасшедших" - с улыбкою вспоминал Джо в одном из интервью.
Джо, по своей натуре, - неутомимый труженик, во всем стремящийся к совершенству, как Клод Франсуа. Песня "Siffler sur la colline" быстро поднимается на верхние строчки хит-парадов. С тех пор он будет выходить на сцену без всякой подготовки, и полностью уверенный в победе. Воодушевленный, Джо воскликнул перед своим самым первым выступлением в Олимпии: "Сцена - это удовольствие, которое меня околдовывает".

А с 1969 года в жизни Дассена вообще нет места отдыху. Начинается череда непрерывных гастролей. Он был особенно популярен в Канаде и других франкоязычных странах. Пластинки с записями его песен легко превосходят миллионные тиражи. Одна за другой рождаются песни, теперь навсегда вошедшие в золотой фонд двадцатого века. В 1972 и 1973 году гастроли следуют одни за другими. Он отправляется на остров Реюньон, затем в Джибути. В феврале 1974-го Джо вновь оказывается во всех хит-парадах с "Fais-moi de l'electricite".
Перед серией блестящих концертов в Олимпии он, со своим другом, фотографом Бернаром Лелу, летит в Лас-Вегас, чтобы окунуться в мир шоу-бизнеса и развлечений. Они с Бернаром делают ряд замечательных фото-сессий в Каньонах. Суровый, рельефный пейзаж тех мест завораживает Дассена навсегда. Он вспоминает о нем в многочисленных интервью, как об одном из самых красивых уголков Земли. Ему удается посетить даже одну из индейских резерваций. Из уст вождя племени он получает креще-ние и новое имя. Затем, немного отдохнувшим, со свежими впечатлениями, Джо возвращается в Париж, чтобы опять в полную силу выступать перед публикой.

В 1975-м Джо, наконец, переезжает в пригород Парижа, в Сенэ-Уаз, в первый свой, просторный дом, где, кроме жилых комнат, также находится еще и офис и студия звукозаписи. В марте 1975-го Клод Лемель и Пьер Деланоэ, друзья Джо и авторы текстов многих его песен, сочиняют для него "Si tu t'appelles melancolie", которая попадает во многие хит-парады. Лето 1975-го будет, без всякого сомнения, летом Джо Дассена. Оно пройдет под знаком его суперхита - "L'ete Indien". Эта песня, с большим преимуществом, обойдет все рекорды продаж и в течение долгого времени будет звучать на всех радиостанциях.
1976 год - Джо отправляется в новое турне вместе с группой Martin Circus. "Ca va pas changer le monde" - хит сезона, также как и "Il etait une fois nous deux".

1977 - "A toi", и вновь голос Джо звучит на всех радиостанциях.
А затем настал черед таких шлягеров, как "Dans les yeus d'Emilie", и "Le jardin du Luxembourg" - ее стоит отметить особенно, это очень длинная и очень красивая песня, которая длится почти четверть часа. "Самое удиви-тельное, - говорил Джо, - что с этой песней я оказался на вершине хит-парада канадского радио". "Весь мир танцевал под "Индейское лето "Дассена" - говорила Кристин Гато, автор книги “ Воспоминания о Джо Дассене”. Она писала:

"На фоне агрессивности и жесткости рока 60-х годов, на вершине славы оказался человек, далекий от этого направления: Джо Дассен. В то время как французские певцы выступают в Америке, этот спокойный, сдержанный американец, приехавший во Францию, чтобы покорить сердца французов своим голосом, делает прекрасную карьеру. Его серьезность, постоянное стремление к совершенству, талант - главные условия этого успеха".

Глава восемнадцатая

…За несколько лет Джо Дассен становится подлинной звездой в Европе, да и во всем мире, пожалуй, за исключением Америки. Его пластинки - в четверке или пятерке самых продаваемых во Франции. Ошеломляющие достижения. Ведь, если задуматься, те самые десять лет, что были отпущены Дассену Богом для его певческой карьеры, на самом деле, очень и очень малый срок. Джо сделал за десять с небольшим лет столько, сколько иные звезды не могут сделать и за полвека! Мне могут возразить, что на его рекламу хорошо поработала Дама по имени Смерть. После сообщения о его внезапном уходе, уже в сентябре восьмидесятого года, продажа дис-ков с песнями Дассена побила все мировые рекорды. Это так. Но чем же тогда объяснить неизменную популярность его песен в девяностые, и уже на рубеже двадцать первого века, успех концертов Джонатана Дассена, исполняющего новые аранжировки песен своего отца? Чем объяснить то, что публика овациями, стоя, приветствовала песни Дассена, звучащие на концерте в память о нем, в Нанте, совсем недавно? Этот концерт был устроен парижским клубом поклонников Джо и шефом клуба Клодом Робрехтом. Полное, теплое, трепетное, греющее, как огонь, совершенство, к которому Дассен всегда так стремился, и которого, бесспорно достиг в своем творчестве, оно - бессмертно? Оно - похоже на легенду? Оно реально? Его можно ощутить? Услышать, потрогать руками? И не обжечься? Просто - запомнить навсегда? Оно не подвластно времени? Я не могу ответить на этот вопрос. Да и нужно ли?

Даже если не всем и не всегда нравятся его песни, каждый до сей поры признает очевидное: феномен Джо Дассена существует. И это не слишком сильно сказано.

Но…

Но, несмотря на звездную, ошеломительную карьеру, Джо, тем не менее, никогда и ни в чем не был уверен. До самого конца. Он - постоянно в сомнениях, постоянно занят поисками новых текстов песен, их обработкой и шлифовкой. Он стремится к тому, чтобы каждая из его песен, стала совершенством, настолько простым и запоминающимся, чтобы ноты ее могли напевать все: и взрослые и дети. Самое удивительное, что это то и происходило на самом деле! Песня "Елисейские поля", которую, порою, с иронией сам Джо называл "прелестными стишками" была так популяр-на, что за нее Джо получил премию Национальной Академии музыки имени Шарля Кросса. Вручение премии состоялось 5 марта 1970 года.

…Обычно, когда работа над новым диском подходила к концу, он собирал всех домашних, и каждый высказывал свое мнение, давая оценку каждой песне. Особенно Джо дорожил мнением матери, Беатрис Лонер.
Журналисты писали о Джо Дассене, что он был "наименее известным из знаменитых певцов". Бывший доктор этнологии, чьи песни заняли верхние строчки хит-парадов, утверждал: "Это тяжело - быть знаменитым, но очень приятно"….

Стены студии Дассена были увешаны золотыми и платиновыми дисками. Ему можно было бы спокойно почивать на лаврах, но и самый последний год Дассена - тяжелый для него, прежде всего, в моральном плане - из - за развода с Кристин - наполнен почти до краев обычной "сумасшедшинкой" работы. Готовятся аранжировки мелодий, перебираются текстовые варианты, предложенные Пьером Деланоэ, Клодом Лемелем, Палавичинни, Джоном Артеем. Одна из последних работ Дассена - баллада - блюз “Летняя пора”, с несколько странным текстом: о смерти крохотного маль-чика прекрасным летним утром. Что это было? Воспоминание о пережитом когда-то, давно, но до сих пор для него - незабываемом горе - смерти маленького сына Джошуа? Возможно, что так. Смерть неслышно приближалась, как бы подкрадывалась к певцу на цыпочках, терпко нашептывала на ухо свои слова, свои, едва слышные, ноты, свои, самые яркие, последние блюзы, баллады и рапсодии, свои образы, властно занимающие все его воображение и сердце…

Глава девятнадцатая

Последнее лето Дассена. Август восьмидесятого года. Мне трудно рассказывать об этом. Может быть, потому что я до сих пор не верю в его смерть.. Для меня он жив в музыке, в песнях и во всем неповторимом очаровании того, что представляет собою для меня его Творчество. Дассен для меня словно магически очерченный, волшебный круг детства. Круг любви, наполненный теплом и светом, несмотря на все перипетии жизни. Тот самый круг, в котором тихо взращивалась, подобно лунному цветку, моя душа. Она не витала в розовом облаке, как думают до сих пор некоторые. Это было бы слишком сложно: различать розовый цвет глазами, которые постепенно заволакивала ненавистная серая пелена, рябь, туманная нечеткость… Душа мучительно искала свой путь, старалась понять себя. И постигала свое зеркальное отображение, быть может, вот в этих строках:

Играй, лечи меня, и скрипка, и банджо!
Лечи мне душу, надо мной колдуй.
И с Сан - Франциско пляжами рифмуй
Парижских улиц вековой ажур

Или вот этих:

Как в реке в моих аккордах
Отразилась жизнь моя,
Мне ли музыка покорна?
Или ей покорен я?..

Многие из песен Дассена я записывала на магнитофонную ленту по ночам, просиживая перед приемником целые часы, в ожидании скупых, и очень быстролетных тридцати или двадцати минут, в течение которых звучал его голос, то и дело прерываемый мелодиями оркестра Джеймса Ласта или Поля Мориа. Я словно впитывала в себя все интонации, оттенки, все краски звучания. После 20 августа его песни звучали в эфире особенно часто. И особая горечь пустоты обнимала меня, когда я слушала их. Я понимала, что новой песни уже не будет. Никогда.

Глава двадцатая

Я не могу писать о смерти Джо. Хотя знаю о ней почти все, что только смогла прочесть в русской и зарубежной печати. Она скупа на теплоту отзывов и оценок. Многих интересуют, прежде всего, слабости “блистательного придиры”, а не путь преодоления их, которым он шел весь свой короткий звездный путь. В очень немногих публикациях виден Дассен - Артист и Человек, безмерно уважающий публику, которая его слушала. И свое ремесло. Свое искусство, которому он служил. Его сердце в те, последние, дни августа билось в странном, затихающем ритме: “ тук - тук - пауза; тук - тук - пауза”. Слишком сильно оно устало, песенное, нежное, теплое сердце. И лишь напевая про себя какую нибудь мелодию, Джо мог немного успокоить его. Он прислушивался к новому ритму своего пульса, и, наверное, понимал, что дни его - скоротечны, но не собирался сдаваться. Ему надо было просто придумать неспешную мелодию для своего хрупкого, постаревшего от невзгод сердца короля французской песни. Быть может, в ритме вальса или медленного фокстрота. Предвкушение от-дыха на Тахаа дало ему надежду на это. Зыбкую, призрачную, но все же - надежду…. Он лелеял ее. Ведь на его руках оставались двое детей, которые должны были вырасти и услышать еще такое множество нот и слов из уст своего отца……….

Мать Джо, мадам Лонер-Дассен вспоминает в своем пронзительном интервью о последних мгновениях жизни сына:

“На третий день нашего пребывания на Таити Джо пригласил на обед сво-их французских и таитянских друзей, чтобы познакомить их со мной и вместе придумать машрут ознакомительной прогулки по острову. За нашим столом в ресторане “У Мишеля и Элиан”, владельцы которого были нашими друзьями, были также Клод Лемель и гитарист Джо, англичанин Тони Харви, всего нас было человек двенадцать.

Джо был просто счастлив отправиться на Тахаа. Шутя и смеясь, он наполнил наши тарелки. Я сидела прямо напротив него. Внезапно его голова опустилась на грудь - без всякой видимой причины.
Когда мы поняли, что это не просто недомогание, кто-то закричал: “В зале есть врачи?!” Высокий солидный мужчина приблизился к нам и пренебрежительно бросил: “Все кончено, ничего уже нельзя сделать”. Я схватила его за шиворот и крикнула: “Всегда можно что-то сделать!” Тони, гитарист, начал делать искусственное дыхание. Жильбер, наш знакомый массажист, применил массаж сердца. Все впустую!

Сразу вызванная машина скорой помощи, единственная на весь город, была занята на другом вызове и приехала с большим опозданием. Моего сына привезли в реанимацию спустя 40 минут после остановки сердца. За все это время, увы, никому не пришло в голову отвезти его на своей машине. Даже мне, видимо, вследствие моего шокового состояния, не пришло в голову предложить отвезти его в больницу, не дожидаясь скорой.
Моя подруга Рене Казимир сообщила мне, что, судя по электрокардиограмме, сердце еще билось в течение очень короткого времени. Я поблагодарила небо. Но всего через несколько минут Рене сказала, что врачи оказались бессильны: Джо больше не было. Случись это в Париже, его, возможно, удалось бы спасти...

Я была в глубоком шоке, словно в другом измерении, не могла ни делать что-либо, ни даже думать о чем-либо. Решение о проведении перед отправкой тела Джо в Соединенные Штаты религиозной службы было принято друзьями Джо.
Служба была проведена в морге Папеэте. “Обычай требует, чтобы на тело усопшего положили кусочек ткани от одежды матери”, сказал раввин. Он отрезал кусочек от моей белой туники, которую я носила с брюками, и положил его на тело моего сына. Конечно, я храню эту тунику до сих пор.

Я поцеловала Джо. Мне хотелось остаться с ним, но его друзья увели меня”...

Глава двадцать первая

… Сентябрь восьмидесятого года. Трансляция последнего концерта Дассена в парижском зале “ Олимпия”. Я, тринадцатилетняя девчонка сижу перед экраном телевизора, затаив дыхание, боясь пропустить хоть одно движение, хоть один звук, хоть одну ноту мимо замершей на краю восторга и горечи души. Мимо сердца. Иногда очки мешают мне: я не могу вытереть бегущих слез. Но снять очки я боюсь: вдруг я не увижу какого то жеста, движения, какой то мимолетной улыбки, блеска глаз?! Я впитываю его облик, всего Его - в себя. А Он…. Он поет только для меня. Мне не кажется, так оно и есть! Эта самая волшебная песня, негласный гимн всех влюбленных Франции “ Кафе три голубя”. Ее поет вместе с Дассеном весь зал. Для одной меня? Это смешно и нелепо, но я знаю, что эта песня - только моя…

Если это не любовь, то что это тогда??!

Пройдет много лет, и я переведу строки песни. Там, действительно, будет звучать то вечное, библейское, чему всегда подчиняется, на что всегда безудержно откликается мое сердце: “…Любовь - вовек пребывает”. В бесхитростных, рифмованных куплетах затаится для меня отныне и навсегда вся суть Любви:

"Весенний Нанси так безумно красив,
Любуется нашей любовью
Походит на полдень И в солнце застыв
Он так безмятежно спокоен!

А мы говорим, мы не можем молчать.
Мы солнцу в любви признаемся.
О чувстве готовы мы миру кричать.
На фото беспечно смеемся.

Залиты терассы каскадом лучей.
Как много здесь света и шума!
А мы влюблены. В ожиданье ночей
С их свежестью тихой и лунной

Мы повстречались в кафе трех голубей
Скрыть не сумели любовь,
И почти не пытались.
Думали вместе мы с ней, только - с ней….

Мы ничего не имели.
О жизни вдвоем нам мечталось!

Глава двадцать вторая, заключительная

Я почти никогда не видела его во сне четко и определенно. Мне снится обычно лишь его голос: теплота и та обволакивающая волшебность, что называется "шармом Дассена". Я различаю все богатство интонаций, звуков, едва уловимых нот, различаю саксофон, скрипку, банджо, столь лю-бимую им гитару, флейту. Но почти никогда - лицо.. И лишь однажды я совершенно четко видела картину, нарисованную прихотливостью сна. Джо сидит на берегу океана, прямо на пляжной полосе, позади него волны лижут песок. Он весь в белом, но, как истинный Артист, не боится запачкать свой ослепительный, элегантный костюм. Он что - то напевает вполголоса.

Это едва различимая, очень нежная мелодия, похожая на дрожание звезды в водяных бликах, на стон падающей с листьев росы, на аромат дождя. …Летнего дождя, который я так люблю.

В руках у Джо вместо микрофона обычная сухая веточка. "Где он взял ее? - недоумеваю я, стоя чуть в стороне, и наблюдая за его движениями. - На пляже ведь нет деревьев!" Словно прочитав мои мысли, Джо с улыбкой протягивает мне руку и усаживает рядом с собою на песок. Я вдыхаю полною грудью соленую свежесть океана. Я очень хорошо ощущаю ее во сне. Как и теплоту руки Джо. В молчании проходит несколько минут, но они не томительны. Наоборот, легки… Кажется, мы способны понимать друг друга совершенно без слов. Как это всегда и бывает во сне. И вот так вот, молча, заворожено, душою, я вдруг задаю Джо странный вопрос :

" Какое у Вас второе имя? Я не могу отыскать его в памяти, хотя знаю, что оно у Вас есть!" Кивнув головой, он молча чертит веточкой на песке букву "А", с улыбкой глядя на меня… Волны почти лежат у наших ног, они быстро смывают легкий след тоненькой палочки, но что то словно вспыхивает внутри меня и я тотчас вспоминаю, здесь, во сне… Или нет, уже почти проснувшись, надпись на могильном камне Лос-Анджелесского еврейского кладбища : " Джозеф - Айра - Дассен" 1938 - 1980." Эту надпись я видела лишь однажды. На фотографии размещенной в Интерне-те. Ошеломленная столь яркой явью сна, какой то его знаковостью, два дня спустя я начала писать эту книгу………..

Эпилог

…В ней я впервые для самой себя осмелилась рассказать о странном романе, которого не было никогда. И который - был, несомненно. О романе моей Души с душою великого Артиста, которого больше тридцати лет уже нет на этой Земле. Чья Душа свободным альбатросом давно парит в небесах. И оттуда поет мне песню. Мою песню. Песню для меня. Пусть она звучит только во сне. Это неважно. Я отлично слышу ее. Она не требует перевода, эта песня, которой не было. И которую я знаю - наизусть, до пронзительного холодка в сердце.

Последняя песня Джо Дассена. Песня, над которой властвует сон. В ней - расплавленные краски заката, аромат спелых яблок, шум тихого ночного дождя. Капли падают прямо в воду, прямо в мою ладонь, скатываются с нее, подобно теплому жемчугу, тонут в траве, которая окутывает меня пряным, сладковатым запахом. Нежность, разлитая в этой песне, окутывает меня. Она дарит мне вместе с ласковыми нотами прощания, едва уловимый восторг надежды, восторг жажды Жизни. Тот самый, который всегда присутствовал почти во всех незамысловатых и искренних шедеврах великого артиста Франции, "Короля и бога песни".

Различая все мыслимые и немыслимые оттенки песни все ее интонации, все нюансы, аккорды, ноты, не только воображением, не только самым восторженным краем души и холодной рассудочностью ума, который и во сне - не дремлет, и во сне - сверхчуток - я понимаю лишь одно. Смерти нет. Времени не существует. И Джо Дассен по прежнему- жив. Он - вне времени. Вне Небытия…

И, кажется, я все еще - люблю его. Быть может, еще сильнее, чем прежде. И не боюсь в этом признаться не только самой себе, а всем, кто будет читать эту книгу. Она не похожа на обычную биографию. Эта книга о любви. О романе, которого не было никогда. Но если, все описанное здесь, - не роман, то, что же это тогда?! Есть ли иное название этому всплеску чувств, воспоминаний и ощущений? Подскажи же мне, читатель?..