Двадцать лет назад официально прекратил свое существование Союз Советских Социалистических Республик.

Фактически, это произошло раньше. По словам участника событий Сергея Шахрая, лидеры России, Украины и Белоруссии на встрече в Вискулях лишь оформили на покойного свидетельство о смерти.

Вечером 25 декабря Михаил Горбачев в телеобращении к нации официально объявил о своем уходе с поста президента и ликвидации империи.

Он еще не кончил говорить, а рабочие уже сняли с флагштока над его головой красный флаг с серпом и молотом и водрузили над Кремлем российский триколор.

Автор известного проекта «Намедни» журналист Леонид Парфенов однажды сказал, что люди интересуются историей, когда сознают, что это — хотя бы отчасти — про них, а читать о древнем царстве Урарту станут лишь узкие специалисты.

Для россиян СССР не превратился, и еще не скоро превратится в «Урарту». Добрая половина из них родилась и выросла в той стране. Прошлое с нами, постоянно проявляется то там, то здесь и в политике, и в повседневной жизни.

С другой стороны, за два десятилетия Россия изменилась коренным образом. Даже те, кто испытывает советскую ностальгию, сознают невозможность вернуть прошлое.

Забывать СССР рано. Но пришло время оценивать его без гнева и пристрастия.


Государство-проект


Подавляющее большинство стран возникли стихийно и развивались стихийно. Хлодвиг, Рюрик и Вильгельм Завоеватель меньше всего думали о том, что чего-то основывают и никаких особых идей не имели.

Лишь три государства в истории — США, СССР и Израиль — создавались как проекты, по кем-то заранее начертанному плану, в соответствии с определенной идеологией и представлениями об идеальном обществе. Заново формировались не только государства, но и нации.

Коммунистический проект оказался явно неудачным.

«Мы оставим коммунизм на пепелище истории, мы спишем его, как печальную и болезненную главу в истории человечества», — провозгласил Рональд Рейган.

О недостатках и слабостях советской системы сказано достаточно. Но неужели 74,5 года жизни России и других народов бывшего СССР должны быть списаны по графе «чистые убытки»? В чем их положительный итог?

Существует точка зрения, особенно популярная среди западных левых, что большевистский эксперимент заставил капиталистов Европы и Америки кое о чем задуматься, и, таким образом, трудящиеся развитых стран косвенно обязаны ему своими социальными завоеваниями.

На это можно возразить, что социал-демократические партии и профсоюзы на Западе возникли и многого достигли задолго до Октябрьской революции. С другой стороны, «социальное государство» в его нынешнем виде сложилось в основном в 1960-х годах, когда советский пример давно утратил большую часть своей притягательности.

Главной заявленной цели — социального равенства — основатели СССР и продолжатели их дела не достигли, а, по мнению многих, и не стремились достичь.

Неравенство в уровне жизни, правах и возможностях существовало всегда, причем проявляло себя в формах, свойственных, скорее, феодализму, и для стран «первого мира» давно ставших позавчерашним днем.

На Западе не каждый может купить дорогую вещь. В Советском Союзе рядовых граждан в спецмагазины для номенклатуры и валютных иностранцев просто физически не допускали. Историк Михаил Восленский назвал эту систему «социальным апартеидом».

Непомерно большую роль в судьбе человека играло то, в какой семье и в какой точке СССР он родился, а также «чистая анкета».

Но в других сферах жизни у советской власти имелись несомненные достижения. Чаще всего к их числу относят индустриализацию, межнациональные отношения и науку.


Индустриализация и урбанизация


Неверно представлять дореволюционную Россию отсталым государством «третьего мира», равно как и полагать, что без большевиков она и полвека спустя оставалась бы на пресловутом «уровне 1913 года».

Но массовая индустриализация аграрной страны — неспоримый факт.

Член политбюро югославской компартии, а впоследствии диссидент Милован Джилас приписывал вождям СССР и их восточноевропейским последователям «индустриальный фанатизм» — желание любой ценой развивать тяжелую промышленность ради нее самой.

Позднейшие историки с опорой на данные статистики доказали, что дело было не в иррациональной любви к «железу», а в стремлении к военной мощи. Это правда, как и то, что успехи сталинской мобилизационной экономики достигались чудовищными методами, а как только от них отказались, советское плановое хозяйство сразу начало демонстрировать свою неэффективность.

Тем не менее, за исторически короткое время были построены сотни новых заводов и шахт, гигантские электростанции, тысячи километров железных дорог, ударными темпами созданы химическая, электротехническая и авиационная, а впоследствии — атомная и космическая промышленность.

До 1932 года в мире было четыре крупных промышленных агломерации — Рурская, Бирмингемская, Пенсильванская и Донецкая. К концу первой пятилетки в ним добавились еще две: Днепровская и Урало-Кузнецкая.

Индустрия шагнула в те регионы, где ее прежде не было, прежде всего, в Сибирь и Центральную Азию.

Еще важнее, чем промышленность сама по себе, оказались социальные последствия индустриализации.

В 1913 году в городах жило примерно 20% населения Российской империи. К 1940 году доля рабочих и интеллигенции достигла почти одной трети, а в 1961 году горожане и селяне сравнялись в численности.

Общинный коллективизм, консерватизм, послушание начальству и мнению большинства, уравнительное представление о справедливости — суть черты деревенской психологии. Горожанин обычно предприимчив, независим и критически настроен.

По мнению многих исследователей, коммунистическая идеология только потому и получила в России сравнительно широкую поддержку, что та являлась аграрной страной. Осуществив индустриализацию и урбанизацию, советская власть в исторической перспективе подписала себе приговор.


Национальный вопрос


Окончательно переплавить народы Российской империи в «новую историческую общность людей — советский народ» не удалось. Однако советский опыт строительства межнациональных отношений заслуживает как минимум внимательного изучения. Особенно с учетом того, что идеальный рецепт пока не найден нигде в мире.

В странах Балтии, на Кавказе и в Центральной Азии национальная идентичность и традиции всегда играли огромную роль. Евреям напоминали о том, что они евреи, даже вопреки их желанию. Но на большей части территории страны, особенно в крупных городах и на вновь осваиваемых территориях Сибири и Дальнего Востока, люди действительно начали помаленьку забывать, кто из них какой национальности.

Индустриализация и армейская служба разбросали многие семьи по разным уголкам СССР. Сравнительная дешевизна железнодорожных и авиабилетов стимулировала дальние поездки. Огромные масштабы приобрели смешанные браки.

Интернационализм, по крайней мере, насаждался официально. Русские могли на бытовом уровне рассказывать анекдоты про чукчей и называть жителей Центральной Азии «чурками», но в публичной сфере шовинизм пресекался неукоснительно. Митинг под лозунгами «Долой приезжих!» и «Россия для русских!» в советской Москве был невозможен.

Культурная русификация национальных республик имела место, но, как и современная англоязычная глобализация, происходила в силу естественного хода вещей. Преподавание, пресса и книгоиздание на национальных языках порой даже поддерживались искусственно.

Свыше 30 малых народов обрели в СССР письменность.

По словам историка и экономиста Гавриила Попова, «русский народ и в царские, и в советские, и в перестроечные времена был носителем культуры и свободы, то, что несли русские, было более прогрессивно».

Писатель Эдуард Тополь в романе «Красный газ» изобразил страдания ненцев-оленеводов, чьих детей власти под нажимом отправляли в школы-интернаты. Возможно, многие молодые ненцы и ненки были бы счастливее, живя так, как много веков жили их предки, и не зная алкоголя. Но образование выводило их из каменного века в современную цивилизацию, давало новые возможности, а уж кто как ими воспользовался — другой вопрос.

В Центральной Азии при советской власти возникли современные города, промышленность и интеллигенция, а женщины сняли паранджу. Считать это прогрессом или «колонизацией» и «разрушением национальных традиций», зависит от точки зрения.

Владимир Жириновский и другие сторонники имперской идеи винят в распаде СССР его национально-территориальное устройство.

Другие видят причину не в советской конституции, а в низком уровне жизни и отсутствии свободы. Естественно, как только у людей возникла возможность выбора, многим захотелось «эмигрировать, никуда не уезжая».

Однако, по мнению многих историков, обречены были экономический и политический строй, а не многонациональная страна. При определенном стечении обстоятельств события могли бы пойти по иному руслу.

Так уж карта легла, что в конце 1980-х годов главными защитниками союзного государства оказались ВПК, КГБ и партийные ортодоксы, а сторонники демократии и рынка ассоциировали себя с республиканским сепаратизмом.


Наука и образование


Старая Россия породила Достоевского и Толстого, Менделеева и Лобачевского, но 73% ее населения было неграмотно.

«Такой дикой страны, в которой бы массы народа настолько были ограблены в смысле образования, света и знания — такой страны в Европе не осталось ни одной, кроме России», — писал в 1913 году Владимир Ленин, и в данном случае был прав.

С одной стороны, истребление или изгнание значительной части имевшейся интеллектуальной элиты прогрессу науки и культуры, конечно, не способствовали, а достижения большевистского ликбеза сильно преувеличивались пропагандой.

В 1936 году командующий Белорусским военным округом Иероним Уборевич докладывал в Москву, что из деревень приходят призывники, которые «с трудом могут прочитать несколько слов и подписать свою фамилию, не знают, где запад, и где восток, кто такой Сталин, и кто такой Гитлер».

С другой стороны, к концу 1950-х годов, худо-бедно подавляющее большинство имело хотя бы семилетнее образование.

Главным вкладом СССР в мировую цивилизацию является прорыв в космос. Если бы российская наука и техника в XX веке вообще больше ничего не сделали, одно это было бы достаточным основанием для гордости.

Имелись крупные достижения и в других областях, в частности, открытие лазера нобелевскими лауреатами Басовым и Прохоровым, уникальные операции на сердце и глазах, создание сверхзвукового пассажирского авиалайнера Ту-144 на год раньше «Конкорда» и строительство первой в мире АЭС — Обнинской.

В то же время советская наука носила, в основном, военно-прикладной характер, и, как все отрасли при социализме, отличалась низкой эффективностью.

СССР гордился самым большим в мире количеством ученых, но государство знало реальную цену большинству из них, каждую осень надолго отправляя «доцентов с кандидатами» на уборку картошки.

Неконкурентное плановое хозяйство отторгало технические новшества. Единственным исключением был ВПК, где конкуренцию создавало соперничество с Западом. В капиталистических странах всегда существовала проблема промышленного шпионажа, в СССР — проблема внедрения.

Учиненные по труднообъяснимому капризу «вождя» погромы генетики и кибернетики отбросили СССР на десятилетия назад в областях, оказавшихся самыми важными и перспективными.

В конце 1980-х, начале 1990-х годов «завлабы» и «мэнээсы» были самыми активными сторонниками Горбачева и Ельцина. Теперь немалая часть технической интеллигенции голосует за Зюганова.

В этом проявляется ностальгия не столько по реальному высокому уровню науки, сколько по былому социальному статусу ученых.

СССР считал себя обществом будущего, развивающимся на научной основе, и в нем насаждался культ знаний.

Советская научная и творческая интеллигенция жила небогато по сравнению с западными коллегами, но очень хорошо на фоне остального населения, а главное, исключительно высок был ее общественный престиж.

Девушки мечтали о физиках-атомщиках, и поэт в России был больше, чем поэт.

Умение читать в подлиннике Шиллера сильно возвышало человека над окружающими, независимо от того, приносило оно ему деньги или нет.

Советские фантасты убежденно пророчили, что главным смыслом жизни будущего человечества станет научное познание.

Братья Стругацкие в романе-утопии «Полдень: XXII век» изобразили Землю фактически как гигантский НИИ.

В стране с рыночной экономикой, где главным мерилом всего являются деньги, российская наука, возможно, получит со временем достойное финансирование, но вряд ли сможет претендовать на былой престиж и уважение.


Культура


Писателей и режиссеров в СССР открыто называли «автоматчиками партии».

Свобода творчества была жестко ограничена идеологическими рамками, и еще больше — капризами наделенных непререкаемой властью и при этом зачастую не шибко образованных людей.

С другой стороны, правители и цензоры не всегда были лишены здравого смысла, вкуса и чувства юмора, иначе советская эпоха не оставила бы столько неувядающих шедевров.

В положении творческих людей имелись свои преимущества.

Историки искусства давно говорят, что шедевры рождаются из борьбы против чего-нибудь, и что лучшая среда для их появления — такая, где творцов «зажимают», но не душат.

Многим удавалось десятилетиями балансировать на грани дозволенного, вызывая у публики восхищение своей храбростью, и одновременно быть осыпанными благами. Владимир Высоцкий был, конечно, гениальным поэтом, но частично его песни обязаны своей феноменальной популярностью ореолу полузапретного плода.

В обществе без реальной политики и бизнеса у людей было больше времени и охоты интересоваться культурой. Новый роман Айтматова или фильм Рязанова становились событием общенационального значения.

В любом случае, СССР и советский образ жизни канули в Лету, со всем плохим и хорошим, что в них было. Но и два десятилетия спустя споры о том, от чего в прошлом следует отречься, о чем вздохнуть, а что можно взять с собой, продолжаются и окончатся не скоро.

Артем Кречетников, Би-би-си, Москва