Дрожжевой суп для блокадников

«Мы знали, что рядом с нами воровали новорожденных младенцев. Потом из них делали котлеты, которые тут же продавались...» — это не кадры из фильма ужасов. Это воспоминания бывшей ленинградской блокадницы Марии Борисовны Емельяновой.

Андрей МАМЫКИН

После окончания войны Мария Борисовна волею судьбы оказалась в Риге. Защитила докторскую диссертацию, стала профессором и долгое время читала гражданское право на юридическом факультете Латвийского университета. Сейчас она пенсионерка.

Труп на фанерке

— Что осталось в памяти с первых дней блокады? — рассказывает Мария Борисовна. — Идет какой-то человек, тянет на веревочке фанерку, а на фанерке — труп, — вспоминает она. — К началу блокады мне не было и двадцати, я окончила только первый курс Ленинградского института внешней торговли.
Рядом с нашим институтом был Институт физиологии имени Павлова. Мы «физиологов», честно сказать, в мирное время не любили, потому что там все время собаки лаяли и кошки мяукали. На них ученые ставили опыты. В блокаду стало тихо — всех кошек и собак моментально съели...
...Как-то зашел к нам один мужчина. Говорит, что совсем недалеко от нас лежит мертвая лошадь. Ее же можно съесть! Мы решили, что вот сейчас выйдем и отрежем себе какого-то мяса. Собрались, вышли, но не прошло и нескольких часов, как от лошади уже остался один скелет — все мясо было вырезано.

Хотя один день для нас оказался просто праздником. Мимо гнали колхозных коров. А коровы эти, бедные, мычат — недоенные, вымя раздутое. Кто-то говорит: «Подоите их, возьмите себе молочка!» Мы-то были городскими и доить толком не умели. Среди нас нашлась одна дама в возрасте — мы ее еще во время учебы вечной студенткой прозвали. Она была из деревни и надоила нам целое ведро.
Вначале мы начали пухнуть с голоду, а потом уже так оголодали, что начали худеть. Есть хотелось так сильно, что мы съели весь столярный клей, который тогда был в лаборатории. Когда клей закончился, мы пошли на поиски пищи. Заходим в бывший продуктовый магазин, а там — абсолютно пустые полки. Оказалось, народ как только узнал, что кольцо вокруг города замкнулось, раскупил все что было в магазинах уже в первые дни.

Суп из чего угодно

Пошли дальше. Смотрим, предлагают дрожжевой суп. Знаете, что такое дрожжевой суп? Мы тоже тогда не знали. Это дрожжи, растворенные в теплой воде. Мы попробовали. Почти всех сразу же стошнило, есть мы это не стали. А потом так оголодали, что ели и этот дрожжевой суп — и ничего...
Или был в нашем меню суп с макаронами. «А что это ты у меня макароны из супа таскаешь?» — помню, возмущалась моя подруга. А макарон-то в супе — три-четыре штучки плавает. Остальное — вода...
Конечно, начались разные болезни, цинга. Зубы свои я тогда и потеряла почти все. Особенно мучились кровавым поносом. Это тяжело.
Помню свой день рождения — 25 декабря 1941 года. Тогда прибавили порцию хлеба. Вместо блокадных 125 граммов стали давать 200.

Проспишь налет — смерть

Зима 1941—1942 годов была очень суровой. Пока спим ночью, кто-то всегда оставался дежурить на крыше — если немецкая авиация совершала налет на город, то он всех предупреждал и мы успевали добежать до бомбоубежища или закрыться мешками с песком.
Нужду мы справляли прямо в коридоре — зима была такой холодной, что все тут же замерзало. О «помыться» не могло быть и речи — воды еле-еле хватало на питье. Нам с питьевой водой повезло. Мы ходили на Неву, и моряки разрешали нашим чайничком черпать из той лунки, которую они для себя проделали во льду реки.
Одевались тоже кто во что мог. Кто-то находил вещи, кто-то снимал их с мертвых... Печку в институте топили учебниками, конспектами — пока не кончились.
Конечно, мы все жили надеждой. Вот-вот Большая земля (так мы называли все, что было за кольцом блокады) снимет немецкую осаду. Придут сибиряки, почему-то думали мы, и эти сибиряки нас выручат...
А потому — помогали фронту кто чем мог. Делали это искренне, и каждый из нас был уверен, что от него зависит общая победа над блокадой. Вскоре я начала работать на каком-то заводе на ручном механическом прессе — делала дырочки в каких-то резиновых деталях. Их потом ставили на военные машины. Мои руки все были в мозолях, безумно болели, но я ходила каждый день на этот завод без выходных и без перерывов на обед. Да и какой обед?

Испанские дети важнее советских
Нас, студентов Ленинграда, и всех, кто выжил, долго не могли вывезти из города. В первую очередь вывозили испанских детей — помните, СССР принял детей, спасавшихся от Франко, они тоже были в блокадном Ленинграде. Их по дороге жизни вывозили первыми. И уж потом только нас.
В марте 1942 года Марию Борисовну вместе с другими выжившими повезли в товарных вагонах на Северный Кавказ. Мимо проносились эшелоны с фронта с ранеными, их поезд всех пропускал, подолгу стояли.
Во время остановок рядом с вагонами ходил человек и все стучал нам: «Мертвые есть?» — говорит бывшая блокадница. — Мы дружно отзывались. Хотя большинство из нас по-прежнему страдало кровавым поносом. Тогда мы были готовы ждать на остановках в поезде сколько угодно. «Только бы нас не ссадили и мы все доехали», — думала я. Те, кто выжил, очень держались друг за дружку.
Из Ессентуков мы поехали в Кисловодск. Там нас расселили по частным квартирам. После блокады это был просто рай: нас кормили, причем даже фруктами! Мы все ожили.
Институт внешней торговли эвакуировали под Москву — в Балашиху. Вернулись к учебе только 11 человек. Но уже было легче — в Кисловодске Мария Борисовна окрепла.

* * *
Сейчас, после перенесенного инсульта, профессору Емельяновой пенсии хватает либо только на жизнь, либо только на лекарства. «Россия добавила военным пенсионерам 42 лата на оплату жилья и лекарств. Нас в этом списке нет, — говорит она. — Нет нас и в латвийском списке жертв Второй мировой войны».
Германский фонд «Память, ответственность и будущее» блокадников также не включил в список лиц, которым будет выплачиваться компенсация со стороны ФРГ. Хотя Нюрнбергский процесс признал блокадников жертвами нацистских преступлений.

Изменится ли отношение трех стран к блокадникам Ленинграда, пока судить трудно.
Cправка

По словам пресс-атташе посольства России в Латвии Леонида Будакова, блокадники Ленинграда имеют право на разовое пособие (в пределах 20 латов). Для этого нужно иметь документ, подтверждающий статус блокадника. Его выдает только Международное общество блокадников Ленинграда, которым руководит Валентина Ивановна Леоненко. Тел. в Петербурге: 2956358. Телефон собеса при консульском отделе посольства России в Латвии: 7220180 (коммутатор).
кого заинтересовало-можно прочитать дальше
http://www.chas-daily.com/win/2001/06/22/_life.html