Семеновский лейб-гвардии полк в составе Северо-Западной Армии + британский волонтер капрал Шмуль.

Ну а на этом кадре все сделали слишком несерьезные лица...


наши "любимые" краснофлотцы.... Без них - никуда...


++++++++++++++++++
Вот уже 7 дней мы стоим в этом лесу. Неделя кажется целой вечностью! Стремительное наступление, не встречавшее особого сопротивления, на нашем фланге постепенно выдыхалось. При этом - по непонятной причине. Отдельные подразделения левого фланга уже вошли в город - изредка оттуда доносились одиночные выстрелы.
Мы же завязли по непонятной причине в этом лесу. Два взвода роты поручика Малышева. Так и не получив никаких указаиний, не ставя лагеря и оборонительных укреплений, ночуя на голой земле под чистым весенним небом. Часами просиживаем штаны у костра, согреваясь жидким чаем вприкуску с байками. Шутили, смеялись пряча за нелепыми шутками тревожную тоску.
Баек к слову хватало, благо люди собрались у нас душевные и что называется, со всего света ! Было несколько закаленных вояк - ветеранов Манчжурии, кадеты, мелкие чиновники, студенты едва успевшие освоить винтовку, прожженые в Германскую войну, семеновцы во главе с фельдфебелем Лысевым, пришедшим в Добровольческую армию воевать вместе с 11 летним сыном, невесть откуда прибившийся британский волонтер с русскими корнями и чудовищным акцентом, девушка Дарья, дочь доктора, заколотого штыками пьяным быдлом, сестра милосердия Мария с миссии святой Екатерины...




Всех нас сплотила война, сплотил порыв спасения Отчизны ! Командовал этим "сбродом" (как мы сами себя называли) поручик Малышев Станислав, чопорный и слегка заносчивый, не выпускающий из рук оружия на протяжении уже нескольких лет. "Видать вел себя плохо, раз в поручиках ходит до сих пор!" - шутили опытные вояки. Не знаю... У каждого была своя судьба и своя история...
Я заканчивал учебу в Морском Корпусе Петра Великого, когда начались стачки. Когда в ноябре 17 разьяренная толпа ворвалась в училище "арестовывая щенков", мне удалось ускользнуть. Долго скрывался, как беспризорник. В один из дней познакомился с двумя студентами, направлявшимися в формирующуюся и сражающуюся с большевиками добровольческую армию. С тех пор я уж год, как в ее рядах.
Вдалеке за озером виднелись Гатчинские крыши, сиял шпиль Приоратского дворца. всего-лишь пару лет назад мы беспечно гуляли по парку дворца Павла I, не подозревая, что когда-то весна принесет в эти места войну. Весна же вступила в свою власть, пробудив природу, весело пели птицы, ласково и осторожно пригревало солнце, хотя вечером и ночью можно было околеть. Через 300 метров по берегу виднелись очертания матросов - одиночные патрули этих баламутов, из страха фарсящихся перед нами с обидными шутливыми выкриками. Там начиналась не обозначенная никем "линия фронта", которой не было. 150 метров открытого пространства. Эти "патрули", крики, смех, пробуждение природы и наша тревога - все говорило о том, что мы явязли тут и надолго. А еще о том, как не хочется воевать в этой мировой бойне, учиненной Сатаной. Это даже мтаросы понимают с той стороны поляны - первые впечатления от действия "большевизма" на "освобожденной" земле уже начали омрачнять их порывы.
Никто не открывал первым огонь, а вчера несколько пьяных краснюков, в потемках набрели на нашу половину, немало удивив дозор. Командир дозора, подпоручик Минаев распорядился выгнать их прочь, чем еще больше усилил в нас веру в то, что вся это треклятая война скоро закончится напрочь. Нам передавали, что красные при численном перевесе, не вступая в бой, чуть ли не с цветами встречают правый фланг наступления. Мы даже удивились, заметив в один из дней черный дым пожарища над Гатчиной.
- Есть то как охота! - Басил чей то голос.
- Пойди одолжи у краснюков пожрать! - отвечали ядовито.
- Братцы, да у них самих окромя самогонки ничего нет!
- А я бы и от нее не отказался...
Над лесом раздавался смех и все тут же забывали про насущную проблему. Один только Шмуль печально кому-то доказывал, что британские консервы лучше американских. Вообщем утро как утро... Откуда-то вернулся Малышев и созвал командиров. О чем-то спорил с ними.

По их взволнованным лицам мы понимаем - что-то произошло.
Шутки становятся нелепыми, а смех - нервным. Подпоручик Минаев на секунду бросает на нас озадаченный взгляд, и вновь оборачивается к спорщикам.
"Соловьев!" - окликает меня наш фельдфебель Лысев - "Строй наших!"
"Второй взвод становись!" - кричу я указывая направление, оглядывая сидящих в поиске своего звена.
"Ой, чаво щас буудет..." - гнусавит один из студентов. Отовсюду раздаются крики и команды унтеров. Мы занимаем места в строю, в глазах удивление и тревога. Командиры выходят перед строем. Из чащи двое рослых ливенцев с выдержкой ветеранов выводят усатого мужчину в форме без погон. На фуражке - красная звезда.
- "Господа рядовые! Только что мы задержали этого товарища... - Малышев показывает на мужчину с седыми висками - который утверждает, что нам он товарищ больше, чем им (кивок в сторону черных фигур за нейтралкой).
Капитан артиллерии специально прибился к красным военспецом, чтобы попасть на фронт и перейти на нашу сторону. В подтверждение своих слов принес с собой весьма ценные разведданные и некоторые новости. Петроград замер в ожидании нас! На улицы города страшно выйти, пьяные казаки катаясь по городу рубят шашками тех, кто попадется под руку. Каждый день какие-то митинги, хождения, шествия... Шныряют патрули, арестовывая безвинных. Всюду осточертевшие красные тряпки. Из знакомых офицеров капитана в городе осталось лишь двое, предавших присягу Императору и перешедших на сторону большевизма. Остальные пропали без вести даже с семьями. В рядах красных сумятица и с трах перед нашей Армией, нет четкой организации. Солдаты! Город стонет под ними - поручик махнул рукой в сторону Гатчины - Петроград просит Вашего освобождения!
Приказом командира батальона принято решение назначить его в нашу роту взводным. Капитан, я не знаю насколько это правильно, но я даю вам второй взвод и шанс вернуть себе честь погон. Лысев! Введите товарища в курс дела.
И вытащите же наконец это уродство из фуражки!" - Малышев указывает на звезду.
Капитан с седыми висками неловко переминается с ноги на ногу, теребя в руке погоны, бережно хранимые вза голенищем сапога.
По строю проходит волна недовольства.
"Капитан, задумете выкинуть фортель, я вас лично застрелю! Погоны пока не одевайте..." - цедит сквозь зубы поручик.
"Слушаюсь, господин поручик!" - на печальном лице перебежчла загорается решимость и готовность сдохнуть, но не осрамиться. Удивительно, но капитан и в звании и в возрасте в 2 раза старше Малышева, такой повелительный дерзкий тон воспринял как должное.
- "Вольно, разойдись! Командиры взводов и лица их замещающие - ко мне"
Мы с облегчением расходимся, обсуждая "нововведение".
Раввин шутит с ехидной рожей "дайте мне его на 10 минут и я узнаю, зачем он пришел!" - и снова волна хохота.
Лысев возвращается к нам: "Командиры звеньев, ко мне!"
Мы втроем вскакиваем и поправляя снаряжение подходим к фельдфебелю.
Он отводит нас в сторону.
"- левый фланг и центр вошли в Гатчину. Теперь наша очередь! Необходимо выровнять фронт. Сегодня атакуем. Особого сопротивления не ожидается, но будьте предельно осторожны и берегите людей. Возьмем Гатчину - дорога на Петроград будет открыта. Там же и еда с теплым ночлегом. Да что Вам разьяснять? Сами знаете... Доведите до бойцов задачу! Остаться здесь - открыть фланг Юденича для удара. Назад - отступать некуда. Только вперед! Иван, идешь в первом звене по кромке дороги, я в центре с капитаном, Белогуб - левый фланг.
Я глянул на нейтралку. Идти напрямую было самоубийством - вдоль дороги не было ни одного укрытия ! Слава Богу, пулеметов у красных кажется нет...
" - Сперва идет боевое охранение. Затем первый взвод. Затем мы. Приготовьте людей к атаке. Времени вам 25 минут. Задачи ясны?
- ... Слушаюсь, вашбродие! Так точно! Один вопрос - патронов-то нет почти...
- Я знаю! Распределите оставшиеся боеприпасы поровну между бойцами...Что еще сказать? Предлагаете просидеть здесь всю войну? В бою добудете себе патроны! У меня тоже один барабан остался... С Богом !
Возвращаемся к людям... Что сказать им? Вижу эти голодные уставшие глаза,осунувшиеся лица, терзающие меня немым вопросом. Как будто у меня есть ответы на них...
- 1 звено! заправиться. Закрепить снаряжение, зарядить оружие... " - я осекаюсь... заряжать-то и нечем. Дай Бог по 3-4 патрона найдется у бойцов. Что дальше? Надо ведь как-то их подбодрить, настроить. А чем? Будто сам я не голодный, обрюзгший и немытый, мерзнувший в этом лесу 4 дня без еды и с десятком патронов в нагане. Будто бы не было недельного марша и у меня...?
"- Ну подходи, кому табачку отсыпать! - с улыбкой говорю я выуживая из недр торбы портсигар с 5 последними папиросами.
Вот и радость на глазах! Много ли надо? Через четверть часа им идти на смерть, за понюх табаку... И они рады даже этому. А еще говорят - курение убивает...Да и я рад. В корпусе нас учили "на войне моральный потенциал войск с количественным оценивается как три к одному". А еще то, что при удачном наступлении - потери составляют 60% личного состава. Учили еще многому, но курс общевойсковой тактики, топографии и управления подразделением я благополучно проспал, грезя карьерой флотского офицера... Научил год войны. Научил многому - век бы не знать такого !
Закурили молча, наблюдая, как в чаще скрываются разведчики боевого охранения...
Каждый о своем, но все об одном и том же.
- А я письмо не успел дописать маме... - печально произносит рядовой Васильев.
- Допишешь еще, Костя! На чистой школьной бумаге, когда в Гатчину войдем. Его глаза на миг светлеют, но тут же блекнут.
- Оно у меня тут... Ежели что. - указывая на карман произносит он.
- Ты это брось мне тут ! - отмахиваюсь я, сам не замечая, оглядываюсь все ли с моего первого звена видели его жест. Когда-то нас было 9 человек. Первое звено второго взвода роты Малышева. Был даже ручной британский пулемет Льюис. Его взорвали вместе с расчетом, накрыв с дивизионки с месяц назад.
Над Гатчиной чернеют уже два столба дыма, выстрелы звучат все чаще. Резко доносится грохот взрыва.
****
В чистом небе ярко светит солнце и бешено носятся какие-то птахи, радуясь весне.
На нейтралке разыгрывается небольшой спектакль. Наши дозорные перешучиваясь с матросами, закуривают их табачок запивая водой с фляги. Отвлекают от разведки, что крадется где-то в лесной чаще, заходя в тыл к красным.
Я смотрю на Лысева, тот ловя взгляды, делая совершенно спокойный вид (и как у него только удается), навьючивает сына полка вещмешком, демонстративно ворчит и поучает премудростям. Со стороны и не скажешь, что через несколько минут атака. Только лишь лица серьезней, да затворы винтовок на предохранителях.
В лесу раздаются крики, матерщина и выстрелы. Твою Бога душу мать! Двое разведчиков выбегают на дорогу, волочат третьего. Залегают делая по выстрелу в сторону красных, вскакивают и вновь бегут. Дозорные, только что прикуривавший от спички матроса, вонзает ему в грудь финский нож, но тут же получает в зубы маузером от второго. Раздается сухой пистолетный выстрел... матрос бросается на землю и истошно вопит куда-то в лес. Вскакивает, и убегает.
Талабцы и ливенцы бегом перестраиваются в цепь, под крики Ростовцева и Минаева.
Лысев приказал нам залечь.
- "За Веру и Отечество!!! Вперед !! - Минаев идет в рост, зажав в руке наган, в центре цепи, покрикивая еще что-то. "ПЛИ" - залп винтовок срезает ветки в плюющемся огнем лесочке. Оттуда раздается нечеловеческий вопль, матерщина. Все происходт у на сна глазах, что в твоем театре - мы видим спины строя ливенцев, цепью двужищихся к недавней нейтралке, дозорный, катающийся рядом с мертвым матросом.


- Слушаай! Приготовиться к атаке !!! - командует Лысев - занять формацию !
- Приготовиться к атаке! Первое звено, за мной! - пригибаясь увожу своих на правый фланг провожаемый лязгом затворов.
"Помилуй Господи раба твоего грешного и просиже ме..." взрыв ручной гранаты перед цепью атакующих накрывает весенней грязью и землей с головой. Цепь мещается, рядеет... Я бросаю взгляд на Лысева "ну что, пора?", он отвечачет мне взглядом "Жди".
На пятачке перед нами лежат четверо ливенцев с темнымии пятнами на гимнастерках. неожиданно гремит еще один взрыв, свистит над головой пуля. Выстрелы в лесу усиливаютс, судя по всему красные пришли в себя и организовали оборону.
Цепь редеет. Сомкнуть строй, орлы! Сомк...ть - кричит прапорщик Зубкин, ловя грудью свинец. Орлы падают в весеннюю грязь и ползут пластунски ломая строй.
"Вперед !!!" - гаркнул Лысев
"Первое звено! Пригибаясь, перебежками - В атаку " - не узнаю свой голос...


Бросаемся вперед навстречу пулям, залегаем через 6 метров. Снова взгляд через плечо, Лысев беспристрастен, 2 и 3 звено не отстает.

"Внимание! Залпом по красным ! Пли !!!" - гаркнула команда - "ПЛИ!!" - вторю я голосом,исчезающим в грохоте встрелов.
"Встаать !!! Вперед-марш ! ! Держать строй"
Английские фуражки ливенцев мелькают в грязи. Они раползлись по укрытяим на кромке леса и ведут беглый огонь по красным. А патронов-то нет ни черта... - мелькает мысль у меня в голове - ни у нас, ни у них... Снова падаем на землю. В двух метрах перед собой лежит тело добровольца, дергающееся в судорогах, побелевшие костяшки пальцев сжимают винтовку с отведенны затвором без патронов... Страшный пустой взгляд в весеннюю грязь.
"Слуушааай! Вперед перебежками-марш!" еще один рывок - и вновь падаем. До кромки леса остается метров 70. Там, на посту красных - несколько бревен, присыпанных землей и ветками, образуют бруствер. Из леса выбегает человек 10 и бросаются за ними на землю, ощетинив импровизированный бруствер стволами винтовок прямо на нас. "Ну теперь все" - вдруг мелькает мысль звонким эхом осколков разбиваясь где-то в груди.

Второй раз за войну я почувствовал это дыхание смерти. Были бои, было ранение под псковом, были атаки и отступления... Но вот это резкое чувство было всего лишь раз, когда со остатками взвода в третий раз брали высоту, на которой неожиданно оказался пулемет, черным дулом нацелившись прямо в глаза. В тот миг я видел его, а он меня - черное око, несущее смерть бросило мне вызов. Дважды хрустнула железом затворная ручка пулемета, но выстрела не последовало. Пустой щелчок. Еще хруст. Еще щелчок. Изумленные глаза бородатого мужика в замызганном зипуне над щитком. Еще хруст... Этих 4 секунд хватило, чтобы сделать решающий бросок до бруствера и закрепиться на высоте,забросав гранатами позиции. После боя, я подошел к пулемету и осмотрел переколшенный смятый патрон, зажатый бойком поперек ствола. Перекрестился и бросив взгляд на мертвого дядьку с в зипуне, закрыл его все так же испуганные и изумленные глаза...

"ПЛИ !!" - дикий крик потонул в залпе винтовок. Фигуры за бруствером попадали о земь, пригибая головы. Пуля отколола щепки от бревна и пробила врагу голову - кретьянская дряхлая фуражка взлетела за бревном в брызгах красного...
"Слууушай !!!" - резкий поворот назад на фельдфебеля Лысева, командира 3 звена Белогуба, успеваю заметить Марию, с тянущую в тыл грузного раненого ливенца - "СЕМЕНОВЦЫ !!! В АТАКУ !"

- "УРРАААА !!!!" Мы вскакиваем как от пружины и бросаемся вперед. Мой участок, мой путь. В правой наган, другая вытянута влево, обозначая линию строя. Спереди на кромке леса большой массивный дуб, правее бруствер с краснюками. Надо идти на дуб, в обход позиции! Успеваю заметить, как приподнимаются за бруствером враги, вскидывая винтовки и целясь в нас, стреляю из нагана на бегу. Залп накрыл нас оглушительно и неожиданно, хотя казалось, что я буду к нему готов. Прожгло руку, Васильев сложился с широко открытыми глазами упал в грязь. Над ухом визг свинца срывает фуражку. Оборачиваюсь на крик Кости, командую оставшимся - "вынести!" и осекаюсь. Нас осталось двое ... Второе звено вместе с ливенцами дерется врукопашную на кроке леса с красными, крики, вопли, лязг железа.


Едва успеваю нагнуться, хватая Васильева за руку, вижу его расгиренные глаза и немой крик, страх и ужас в них... Ощущаю тень на себе... Развернувшись едва успеваю поднять руку - и получаю удар прикладом в грудь - черный бушлат выскочил из ниоткуда !!
Весенняя грязь приближается ко мне - я падаю на желтую траву задыхаясь от боли.

Пытаюсь приподняться и снова падаю, вижу гранату катящуюся в паре метров от меня. Взрыв бросает в глаза и нос землю, какая-то жижа попадает в глаза, но через меня уже перескакивают ливенцы, набрасываясь на красных за бруствером. резкий рывок чьей-то руки ставит меня на ноги, я поднимаюсь сквозь звон в ушах и муть перед глазами, подаю корпус тела вперед и бегу туда же к ненавистному мне бревенчатому брустверу, падаю на солдата в фуражке со звездой и начинаю бить его ниже ненавистной мне звезды рукоятью пистолета. Удар, еще, еще, ещу один...

Я бью его, пока не вернувшись в сознание не понимаю, что ону же труп ... Разбитая голова в крови, рукава, обшлаг - кровь везде. Его рука разжимаясь отпускает мою гимнастерку... Поднимаю затуманенный взгляд вокруг - красные убегают вдоль берега речушки, отстреливаясь из кустарника. Кто-то падает на меня сверху, прижимая лицом к лицу к только что забитому мною врагу...

Взрыв раздается за деревьями гулким эхом. Я сижу на бревне среди трупов и смотрю на мелькающие за березами бушлаты. Пытаюсь перезарядить разодранными липкими пальцами наган.
"Слуушай! Смотреть мертвых! Раненых к санитарам ! Искать патроны !!" - Слышится сквозь шум в ушах. Пожилой солдат рядом со мной деловито переворачивает простреленного моряка и срезает с него ножом брезентовую ленту с несколькими патронами, роется в карманах. "О! Отличненько !! Услышал Бог молитвы! - развязывает тугой трофейный кисет с ручной вышивкой "Андрюшеньке от Ольги".
- Смотри-ка ! Живого ведут !! Я бросаю взгляд на лица выживших солдат, на орущего матом связанного матроса, поднимаю из грязи винтовку Васильева с расколотым пулей ложем. Из затвора вылетает стреляная гильза. "Последняя..."
Елисеев, Белогуб, оба Лысевых... Ищу знакомые лица. За неделю-то все уже перезнакомились, но мои семеновцы мне роднее всех... Стас, Прядильщиков, Артем...? где он? Артем лежит на поле уткнувшись лицом в жухлую траву...
- Вешай его, братцы !!!! - крики и радостные вопли солдат, собравшихся в толпу.
- Отставить !!!! - рявкает поручик Малышев (Вон поди ж, и этот жив тоже.... промелькнула мысль. А я думал их всех там положили! ) - А ну разбежались все ! Быстро! Какого рожна столпились ? Вона какая мишень хорошая для большевиков! Одной пулей - сразу троих ухлопают! А ну - брысь отседа, курвы!! - беззлобно ругнулся поручик.
- Аааа..! Вашбродье пожаловало !! - нагло кричит матрос сверкая глазами - Конец вам всем пришел ! нет больше для вас тут жизни и не будет, скоты !
Дернувшись из веревки вперед, матрос плюет в Малышева, но тут же получает сапогом от солдата. Поручик отшатнувшись, кивает Ростовцеву на него молча и отворачиваясь уходит..
- Ах шлепнули вашего николашку-то!! Туда ему и дорога, гниде ! и вам ту...
Звучит три сухих выстрела нагана... Толпа расходиться в подавленном настроении, де-не дали насладиться мучениями.
Смотрю в сторонке на их лица - перекошенные кривые ухмылки, сияющие глаза... Что война сделала с людьми? Будто выбросила подобно вулкану потоками лавы, на поверхность все самые низменные и грязные черты, пороки... Этому повезло - сухие выстрелы нагана это не кровожадной толпы. В сторонке тихонечко утирает слезы Дарья - вид этой сцены у нее вызвал шквал воспоминаний о том, как когда-то пришли за ее отцом... Чудом ей удалось скрыться от грязных рук и еще большим чудом - выбраться незамеченной из горящего дома. А ведь все это наши люди - православные! В городах и селах горят церкви и льется на мостовую кровь священников, убитых латышами, китайцами ЧОН-а, чехами, поляками... А этих интернационалистов ведь даже в плен приказано не брать! Добивать на поле. Все таки не укаждого красного поднимается рука на служителей родной Веры. Да и наши не отстают... Как будто все вокруг упиваются вседозволенностью и братской кровушкой, а все мы - дружно катимся в пропасть.
Сцена расстрела коммунистов

Васильев с перевязанным бинтами торсом и головой молча лежит под ветвистым дубом, рядом еще несколько раненых, двое санитаров носятся меж истерзанными телами, сестра Мария с ошалевшими глазами пытается остановить кровь одному из ливенцев приговаривая "Потерпи миленький, родненький мой... Чуть-чуть еще! Держись! сейчас я ! трошки осталось!". Бинт упрямо не хочет ложиться как надо, обнажая кровоточащую рану в груди. Солдат не кричит, не стонет. Он вытягивает к небу шею, тянет к нему голову в оскалив зубы и гортанью беззвучно шипит, таращась широко раскрытыми глазами на облака. Через минуту он простонет какое-то слово полушепотом, которое так никто и не сможет разобрать и уронит голову на землю навсегда...
Костя лежит смирно, лишь обводит нас всех недоуменно одним глазом из-под бинтов, придающих ему вид разбойника из сказок Гримм. Если бы не большое красное пятно на них. Вид у него наводит на хорошую мысль "жить будет". Кладу рядом с ним его разбитую винтовку - "Ну что же ты братец не осторожно так... Ничего, заживет - не отвалиться." Костя улыбается глазами, пытаясь что-то ответить, но я знаком даю ему указ молчать.
Неожиданно из леса раздаются звуки знакомой мне по корпусу боцманской дудки - свист, который не спутать ни с чем.
"В ружье !! приготовиться к атаке !! разбиться в цепь!" - команды Малышева перекрывают пение весенних птиц.
Первый взвод вновь занимает формацию, сильно поредевшую после атаки, я разворачиваюсь и бегом занимаю правый фланг, крича на ходу "Первое звено - становись!" В лесу снова мелькают черные тени, раздаются перве выстрелы, в чистом небе над нами просвистели с визгом пули. Малышев дает команду залечь. Дистанция между взводами - каких-то 10 шагов, толком не успеваем перестроиться как из леса выскакивают солдаты стреляя на ходу, занимая только что отбитые позиции. Без слов снова начинаем наступление - уже оголтело несясь вперед. малышев пытается командовать, но мы и так все знаем. Первая цепь почти что врывается в ряды красных - остается какой-то десяток метров, как вдруг с фланга, прямо между двумя цепочками из леса выскакивает черная орава матросов, с песней "Варяг", стреляя на ходу бежит в полный рост. Все! Думать некогда! - " ЗАЛП !!!"

Но ливенцы уже пятяться назад... Лысев командует к оступлению! Удар с фланга рассекает нас на двое - теперь ливенцы с Малышевым обречены меж двух огней! Их строй сминается, я вижу как хватаясь за голову падает в жухлую траву перебежчик-капитан...

Мы отступаем перебежками прикрывая друг дргуа - звено за звеном, экономя патроны. Развернувшись в очередной раз и вижу, как первый взвод под командованием Малышева стремительным броском прорывает правый фланг матросов, оставляя на земле тела убитых, бежит прямо за нами, догоняемый огнем в спину, сплошной человеческой волной бросается по кромке воды в бегство, где-то в этой массе виден Малышев, но его команды уже никто не слышит. Матросы добивают штыками павших - идут уже не пригибаясь в наглую продожая петь и нахально смеясь.
"СТОЯТЬ !!! ЗАРЯЖАЙ !! - Лысев разворачивает нашу цепь и каманадует ПЛИ !!!" нестройный залп нескольких винтовок сбивает с матросни нахальство, заставляя пригнуться. Кто-то из них падает и катиться по земле черная бескозырка...
Первые Ливенцы уже почти добегают до наших рядов... но их паника передается нам - за ними летит целая орда разноцветных фигур.
"Назаад!" - кричит Лысев, но цепь дрогнула и развернувшись побежала не оглядываясь... Над головой просвистела пуля, мое сердце бешено бьется, я сжимаю рукоять пустого нагана... почему так тяжело дышать? Игорь Елисеев справа от меня неожиданно замирает и падает как скошенный почти под ноги... Мы бежим в лес, что был нашими стенами и крышей эту неделю - на дымок костра... слева от меня ливенцы уходят вдоль берега к маленькому выступающему полуострову, я вижу за ними черные фигуры... Не оборачиваясь бегу вперед - будто в этот осенний лесок спасет нас от смертоносной стали!
"ААА ! Бегут Гады !!! Господа мать их! " - сзади слышни крики и издевки.... Вдруг снова Лысев перед глазами - его испуганный взгляд... в первый раз его вижу таким и тут же понимаю - он ищет сына... Что-то кричит нам... его голос тонет в выстрелах и нечеловеческих криках... Внезапно меня осеняет .... Я замедляю бег, достаю из чехла саперную лопатку - мое последнее оружие. Вдали под сенью дуба лежит на спине забинтованный Васильев, раширенными от ужаса глазами, ослабшими руками дергая затвор пустой винтовки... Сестра Мария на коленях, читающая молитву над раеными стонущими телами...
"Какого черта?!! " - деревянная гладкая рукоять солдатской лопатки ложиться в руку...
Я останавливаюсь и разворачиваюсь назад. В 20 метрах на берегу реки, на небольшом полуостровке матросы добивают первый взвод, передо мной десятка два нацеленных штыков, искаженных бешенством лиц, скалящихся ртов....
"А ну СТОЯТЬ !!!" - ору я на бегущих вокруг меня добровольцев... "Стоять я сказал !!" перехватывает дыхание - вижу ипуганные глаза солдат, замерших, но продолжающих пятиться, Лысева метающегося среди них с наганом... "Стоять !!!!"
Я махаю наганом и ору что есть мочи - " ЗА ВЕРУ! ЦАРЯЯ!! И ОТЕЧЕСТВО !!!!!" и первым бросаюсь в оъятия смерти, слыша за спиной нестройные крики горстки солдат "Ураа.. !"
Прямо за кустами передо мной я вижу фигуру в темном тулупе, вижу фуражку на голове, вижу винтовку... Делаю замах лопаткой над головой, собрав всю силу в этот удар, будто бы стремясь разрубить врага пополам! "Н-ааа гад !!!" - прыжок, в длину с такой силой и удар сверху будет смертельным.
Я вижу вскинутую винтовку на меня и маленький огонек, вырвавшийся из нее в упор... Удар в живот...Пряжка моего ремня лопается и ремень отлетает под тяжестью снаряжения назад, будто выбрасывая меня из зброи... Неожиданная легкость в теле! Вороной ствол винтовки, брюки, грязные лапти, желтая трава проносятся прямо перед глазами...Желтая прошлогодняя трава...я чувствую ее запах, вижу муравьев бегающих по ней перед лицом... Надо мной проносятся какие-то тени... В руке зажат лопатка, а рядом пустой наган... Все. Рядом падает фигура с родными погонами Семеновца. Ползет, цепляясь руками за траву... Удары штыка заставляют эти руки вырвать комья земли...
Все...
Откуда-то сзади крик "Братва - девка!! да что же они за вояки, если у них девки воюют уже!!". Истошный женский раздирающий душу крик... "Дарья!" - слышу мысль откуда-то как со стороны. Она дергает меня, тело содрогается в попытке подняться, но порыв выходит... обида. Я слышу ее истошные крики, зная что сейчас будет...Живьем схватили.
Жестокая мысль - "Господи, убей ее.." проносится уже на пути в бездну...
Все. Все...
+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

ЭПИЛОГ: Весеннее наступление (5,5 тысяч штыков и сабель у белых против 20 тысяч у красных) Северного корпуса (с 1 июля Северо-Западная армия) на Петроград началось 13 мая 1919 года. Белые прорвали фронт 7-й советской армии под Нарвой и движением в обход Ямбурга принудили красных к отступлению. 15 мая они овладели Гдовом. 17 мая пал Ямбург, а 25 мая – Псков. К началу июня белые вышли на подступы к Луге, Ропше и Гатчине, угрожая Петрограду. Наступление захлебнулось и выдохлось как раз в районе Гатчины. Красные перебросли резервы под Петроград, доведя численность своей группировки, действовавшей против Северо-Западной армии, до 40 тысяч штыков и сабель против 15 тысяч добровольцев, и перешли в контрнаступление. В ходе тяжёлых боев они оттеснили малочисленные части Северо-Западной армии за реку Лугу, а 28 августа захватили Псков.
Осеннее наступление на Петроград. 12 октября 1919 Северо-Западная армия (20 тысяч штыков и сабель против 40 тысяч у красных) прорвала красный фронт у Ямбурга и, взяв 16 октября Лугу и Гатчину, 20 октября – Царское село, вышла к пригородам Петрограда. Белые овладели Пулковскими высотами и на крайнем левом фланге ворвались в предместья Лигово, а разъезды разведчиков завязали бои у Ижорского завода. Но недостаток собственных сил и средств, предательство эстонцев, которые за спиной Юденича вели переговоры с большевиками о признании собственной независимости, не позволили овладеть городом. После десятидневных ожесточённых и неравных боёв под Петроградом с красными войсками, численность которых выросла до 60-тысяч человек, Северо-Западная армия 1 ноября 1919 года начала отступление и с упорными боями отошла на территорию Эстонии.

В 1991 году на Пулковских высотах - рубеже, через который не смогли переступить добровольцы, рвавшиеся в Петроград, был установлен единственный памятник Северо-Западной Армии. Установленный на деньги общественных организаций основанных эмигрантами и на пожертвования, крест с памятной табличкой подвергался более 7 раз вандализму со стороны противников Белого Движения. Как тут не вспомнить слова их одной малоизвестной песни "...все теперь против нас - будто мы креста не носили..."
Наша дань тем грозным и трагическим событиям никогда не подвергнется вандализму - эта живая память, ее невозможно разбить, искорежить, порезать. Наша живая память - и есть самый лучший памятник из самого прочного и надежного в мире материала - Человеческой совести.



... Вечная память добровольцам, павшим в авантюрном порыве освобождения Петрограда... И Царствие небесное всем обманутым заблудшим русским людям, отдавшим свои жизни за чуждые им идеалы, разорвавшие страну навсегда...