Представьте себе, что перед вами что-нибудь их рук вон плохое, скажем, Пимлико (район Лондона, по архитектуре очень скучный - ред.). Если вы задумаетесь над тем, как сделать его лучше, нить мыслей приведет вас к причудливым, неразумным ответам. Недостаточно возмутиться им - тогда вы просто зарежетесь или переедете в Челси. Недостаточно и восхититься - тогда оно останется как есть, а это ужасно. Выход один: полюбить Пимлико преданно и без всякой причины. Если хоть один человек его полюбит, оно расцветет золотыми шпилями и башнями слоновой кости - расцветет, как женщина, которую полюбили. Ведь мы украшаем не для того, чтобы скрыть какую-нибудь мерзость, а для того, чтобы хорошее стало еще лучше.
Мать завязывает ребенку синий бант не потому, что ребенок без банта ей противен. Мужчина дарит женщине ожерелье не для того, чтобы скрыть ее шею. Если люди полюбят Пимлико, как матери любят детей - неразумно, только за то, что это их дети, - оно за два года станет прекрасней Флоренции. Мне скажут, что все это - парадоксы и выдумки. Я отвечу, что это - история. Именно так и города становились великими. Доберитесь мыслью до самой глубины цивилизаций, и вы увидите, что они вырастали вокруг священного камня или колодца. Сперва чтили место, потом делали его достойным славы. Рим полюбили не за величие - Рим стал великим, ибо его полюбили.
Если вы любите какое-то место разумно, по определенной причине, вы скорее всего его испортите; если любите без причины - вы его улучшаете. Если вам (что маловероятно) нравится в Пимлико что-то определенное, вы станете это укреплять в ущерб самому Пимлико.
Но если вы просто любите Пимлико, вы можете превратить его в Новый Иерусалим. Не спорю, быть может, это лишнее, мне важно одно: изменить, исправить может только неразумный патриот. Те, чей патриотизм обоснован, страдают шовинистической спесью. Самые ярые шовинисты любят не Англию, а идею Англии. Если вы любите Англию за то, что она - империя, вы можете переоценить ее успехи в Индии; если любите ее как страну - не разлюбите никогда, ведь она останется страной и под властью индусов. Искажает историю лишь патриотизм, от истории зависящий. Если вы просто любите Англию, вам неважно, откуда она взялась. Если вы любите ее, ибо она - англосаксонская, вы легко исказите факты ради своей причуды.
Вы дойдете до того, что норманны, в сущности, были саксами (дошел же до этого Карлейль), дойдете до нелепости, ибо не хотели, чтобы любовь ваша была нелепой. Тот, кто любит Францию за военную мощь, презирает армию 1870 года (год сокрушительного поражения Франции от Пруссии - ред.). Тот, кто любит Францию без причины, возродит эту армию; так французы и сделали. Чем отвлеченней патриотизм, тем практичней политика.
ГИЛБЕРТ КИЙТ ЧЕСТЕРТОН "ОРТОДОКСИЯ", 1909 год
Всякий знает, что Ницше проповедовал учение, которое и сам он, и все его последователи считали истинным переворотом. Он утверждал, что привычная мораль альтруизма выдумана слабыми, чтобы помешать сильным взять над ними власть.
Представьте себе, что перед вами что-нибудь их рук вон плохое, скажем, Пимлико (район Лондона, по архитектуре очень скучный - ред.). Если вы задумаетесь над тем, как сделать его лучше, нить мыслей приведет вас к причудливым, неразумным ответам. Недостаточно возмутиться им - тогда вы просто зарежетесь или переедете в Челси. Недостаточно и восхититься - тогда оно останется как есть, а это ужасно. Выход один: полюбить Пимлико преданно и без всякой причины. Если хоть один человек его полюбит, оно расцветет золотыми шпилями и башнями слоновой кости - расцветет, как женщина, которую полюбили. Ведь мы украшаем не для того, чтобы скрыть какую-нибудь мерзость, а для того, чтобы хорошее стало еще лучше. 
Это эссе было написано Г. К. Честертоном в 1910 году
История, сводящая к экономике и политику, и этику, - и примитивна, и неверна. Она смешивает необходимые условия существования с жизнью, а это совсем разные вещи. Точно так же можно сказать, что, поскольку человек не способен передвигаться без ног, главное его дело - покупка чулок и башмаков. Еда и питье поддерживают людей словно две ноги, но бессмысленно предполагать, что не было других мотивов во всей истории. Коровы безупречно верны экономическому принципу - они только и делают, что едят или ищут, где бы поесть. Именно поэтому двенадцатитомная история коров не слишком интересна.
